Виктор Волков

Виктор Волков

Сим-Сим № 18 (510) от 21 июня 2020 года

Смешное кино

* * *

 

Перегородку облачного шара

Ты роговицей бледной отражала.

Я сочинял тебя, воркуя домброй,

Такой несбыточной, такой бездомной!

 

Я знал – мы будем, на глазах у старших -

Всегда приземистых, всегда уставших -

Нововведением коробить слух,

Грести словами, вопреки веслу,

Волнам обетованным супротив,

Любовь лелея – зыбкий нарратив!

 

Что не срослось, измотанно редея?

Где ты останешься, в какой беде я

Всё утеряю: пёрышко, листок?

Со мной ли, без меня – тяни носок,

Идя по миру лихо, по-солдатски.

Моей ты крови, и моей окраски!

 

Наросты горести – клинки без ручек

Держу зубами я – смешной поручик,

И всматриваюсь в шёлковую глубь.

Оставь меня, а после приголубь,

У тротуарного, бесцветного огрызка,

Где я когда-то в одиночку рыскал,

Где чарочка недопитого часа

Не позволяла Бесу причащаться!

 

P.S.

 

Аминь тебе, петровское барокко!

Тобою наша чалая морока,

Была насильно стянута к воде,

Не оставляя шанса пачке дел

Двух молодых угробить задарма,

Кидая в обывательский карман!

 

С Литейного – на Обводной спешили,

Туристами всесветными к вершине,

Подмигивая серебристым львам:

Ты – Птица-Жар, я – дурачок-Иван!

 

* * *

 

Горностаевым страхом прижат к траве,

Отстрадав оскорбленья, ползу я в глушь.

Если хочешь – сама убедись, проверь,

Если хочешь – побег нарушь.

 

Когти дико впиваются в молочай,

Зубы точатся о слюну.

Если хочешь – на том берегу встречай,-

Я обратно не поверну.

 

Не Психея вынудила к тому,

Не бастард напугал остриём.

Если хочешь – останься. Отдашь кому

Всё добро, всё добро своё?

 

Челобитные – слышу – уже звенят:

Неугоден побег Творцу.

Если хочешь – выдай толпе меня,

И доставь без сил ко дворцу.

 

Только зяблик подмигивает из куста:

Целомудрен, вертляв, пернат.

Мы бежим. Объявляют по всем постам,

Как я глуп, и как ты верна.

 

* * *

 

От сих до сих границы стелют -

Мой город строится, спеша,

Где буду дружен я не с теми,

Кто ежечасно вопрошал

У неба оправданий веских:

Что, почему, зачем, и как.

Но чувствую, что снова не с кем,

Что крутят пальцем у виска...

 

Мой город снова недостроен:

Сбежал рабочий, стух цемент.

Остались только капли крови,

Как будто кто-то не сумел

Собою пренебречь задаром,

Среди песков, среди руин.

Я вновь один перед кошмаром –

Витиеватый херувим.

 

Кто мне отдушину предложит?

Кто слой налёта соскоблит?

Кто пополам разрежет блин?

Кто на двоих разделит ложе?

Барахтается в луже буй,

Крошится от разора куст.

Всё это – Бога поцелуй,

Или укус?

 

* * *

 

Точно ус, распрямившийся от

Наплывающей страсти на облик,

Январём неопознанный год,

Прокусивший оглобли,

Четверенькой, украдкой вплотную

Подошёл – ох и вкрадчив, гляди!

Третий день я на кухне бастую,

Сковородок, ножей посреди.

 

Не встречается год, не могу

Я принять подхалимистый стук.

Как солдат, вместо «принял» – «агу»

Прокричавший под нос, на посту.

 

Или невиноватый, растаявший снег

Наземь падает по-другому,

Или я не хочу от мороза краснеть,

Растекаясь в истому.

Буду март отягчающий ждать,

Чтобы заматерела вражда,

В непривычку рассеялась мерно.

Ох, зима – неподбитая серна,

Ох души моей мерзкие нетопыри...

Год на старте – готов. Раз, два, три!

 

* * *

 

Глумливый выкормыш, по чаще я

Бродивший, вдалеке от взоров,

Где осень – исповедь звучащая,

Где дуб – осоловелый боров,

Где белка у ветвистых виселиц,

И лишнего не увидать штриха,

Где липнет стих к плечу стиха,

Хотя, кому, спрошу, дались они?

 

Ни Бабушке Яге, ни Лешему,

Ни толстозадым медведям,

Я не сказал, что ночь повешена

На заскорузлых площадях,

Что мы на неземных правах,

И не сыскать тропинки близкой.

Початая ногой трава -

Расстеленная Богом миска.

 

Не мертвецы прокукарекали

В груди свой отклик заронив,-

То грозы грозными абреками -

Они!

За палки, как за копья – хвать мы,

И в небушко давай махать,

Догладывая потроха

Берёзовой, счастливой свадьбы.

 

Лесное... Покидаю... В город.

Зачем? Ответ вдали маячит.

Не скоро я вернусь, не скоро,

По мне скулят блатные клячи.

Прощайте, дятлы, кабаны,

Косули, ёжики, лисята.

Не вами сердце моё взято,

Не мне вы, дикие, верны...

 

* * *

 

Над городом паренье зауми.

Глаголы флагманами пестуют

Хрипящий воздух, меж вокзалами -

Метафору земного бедствия.

 

Над городом бровей нафабренных

Не здравствует поэт, как ране:

С удравшими друзьями-фавнами

Он выбирается за грани.

 

Над городом... А если выдумал

Его какой-нибудь писака,

И песня кончится, как сага,

Как девка бледная на выданье?

 

Тогда один лишь комментарий

Свидетеля всё оправдает:

Как в крышу врезалась звезда и

Так далее – в одном кошмаре.

 

Я буду ли героем хроники -

Безусый, длинноногий, тоненький?

Мои ль стихи не прозвучат

Молитвой на устах внучат?

 

* * *

 

По хрупкому, искрящемуся льду,

Пар выдыхая, тёплый и дрожащий,

У слабостей своих на поводу,

Я мимо всех уверенно иду,

Верней, душа меня куда-то тащит.

 

Свернул налево, поглядел вперёд:

Кивнули мне тихонько переулки.

Дома́ держали алый небосвод,-

Сей выживший иноплеменный род

Напоминал просроченные булки.

 

Садились голуби, от всех тайком,

На выпуклый рельеф багряной крыши.

Но отчего-то, всё же, каждый дом

Стоял в оцепенении глухом,

Поспорив будто, кто кого здесь тише.

 

И, в этой мёртвой области, я сам

Проникся ожиданьем некой нови,

А переулок стал похож на храм,-

Так тайна дарит жизнь слепым словам,

Так оживает неземное в слове.

 

* * *

 

Отражались на бронзовой кромке

Два приятельских, розовых лба.

Наш припев был достаточно громким,-

Подпевала хозяйка судьба.

 

Мы врезались ногами в уступы,

В затверделый, густой солончак.

Мой приятель был вовсе не глупым,

Дым прожёвывая натощак.

 

Двухнедельная наша прогулка

Затянулась на несколько лет.

Телескопом служила нам втулка -

Бесполезный, по сути, предмет.

 

Мы бродили по грозным отвесам,

Рубцевали мозоли тесьмой.

Всяк прохожий смотрел с интересом,

Направляясь с работы домой.

 

Не могли мы признаться друг дружке,

Что бесплоден дорожный маршрут.

Наши сгнившие, странные тушки

Никогда и нигде не найдут.

 

* * *

 

Нам покажут с тобой киноплёнку,

Расшифруют нелепую книжку

Про забытую богом девчонку,

Про забытого богом мальчишку.

 

Не комедию, даже не драму,

Не поэму, не эпопею.

Отвернуться от мерзкого срама,

При желании, мы не успеем.

 

Будем корчиться в рваной обивке

Порыжелых вольтеровских кресел,

Выпрямляя смешные загривки,

Содрогаясь чувствилищем чресел.

 

Заедая ногтями тревогу,

Желчью свежей печаль запивая,

Побежим на прямую дорогу,

Только будет она кривая.

 

* * *

 

Корень дуба из обильной почвы выдран.

Что на веточке зелёной? Не слеза ли?

Подползает хитроглазенькая выдра,

Негодующая, злая, подползает.

 

Щеки, смазанные кровушкой сазана,

Под луною бледнокаменной, как дыньки.

Вспоминает о прошедшем, несказанном,

В торфяной и разбредающейся дымке.

 

Зубы точит о валяющийся жёлудь,

Ждёт грядущего желанья – зова плоти.

Завтра будет, как и прежде, день тяжёлым,

Завтра будет неудача на охоте.

 

Всё забудется, как не было, на свете.

Неба купол мглой базальтовою за́лит.

К веселящимся и громогласным детям

Подползает, подползает, подползает...

 

* * *

 

Человек в брезентовой фуфайке

Поворачивал к ларьку наскоком,

Тиражируя себя плевками,

На манер цепного полубога,

Неказистого негоцианта.

 

Человек, сдувая со скамейки

Нимбус распластавшейся грязюки,

Постелил шершавую газету

И упёрся взглядом в облака:

Сосчитал два призрачных десятка

Неопознанных, чужих объектов.

 

Человек в брезентовой фуфайке

Погрузился в дебри водостоя,

Вычленил топорщистую живность -

Двух сурков и трёх десятков цапель,

В тростниковой дудочке оставив

Фыркающее своё дыханье.

 

Человек из топкого болота

Выходил, осоловелый, дикий,

Неанализируемый опыт

Прожитых шагов, тысячелетий

Измеряя, сравнивая с пылью,

С ветками оставленной ольхи.

 

Ты к нему, смотри, не прикасайся,

И не заводи с ним разговора,-

Он тебе такое порасскажет,

Что потом домой не возвратишься:

Будешь бегать, страшный идиотик,

Среди толстосумчатых буржуев,

На потеху обществу, слезясь

Истину познавшими глазами.

 

* * *

 

В круглосуточную кутерьму,

В путь проторённый сердцем влеком,

Никогда я, поди, не пойму,

Что скрывается за пустяком,

За астралом услужливых глаз

В передряге, борьбе за кусок...

Разрывается дюжий фугас:

Я на цыпочках шёл, но не смог

Вновь избегнуть всеобщей беды.

Собирай теперь кости, не плачь.

Отороченный гневом палач

Замахнулся над ликом судьбы.

Ты нарви ему ягод, налей

Молока неглубокий стакан.

Он продал меня, как Берендей,

Второпях наточив ятаган.

Всё теперь на местах, как должно.

Волк наелся, резвится овца.

Досмотри же его до конца,

Этой жизни смешное кино.