* * *
Я не знаю, что думать мне вот теперь,
Все сосульки пробила слеза:
То ли снова – короткая оттепель,
То ли к нам долетела весна.
Это время светло и обманчиво,
Небеса будто вновь рождены...
Сколько раз поседевшего мальчика
Подводило желанье весны!
Сколько раз я носился восторженный
Среди мрачной, прибитой толпы.
И не видел я глаз настороженных,
Глупо думал, что люди слепы.
А когда возвращалась метельная,
Безнадежно пустая пора,
Горе было всегда безраздельное
И сверлило почище сверла.
Жизнь надежды мои поубавила, –
Шлёт одни чёрно-белые сны, –
Ну, а эту надежду оставила:
Дожидаться по-детски весны.
Я не знаю, что думать мне вот теперь,
Все сосульки пробила слеза:
То ль дурачит короткая оттепель,
То ль взаправду рванула весна?!
* * *
Апрель по-петербуржски свеж,
Хоть солнце вовсе не скупится,
И наблюдается на лицах
Свеченье робкое надежд.
Нева сварливо завела
С гранитной стражей перебранку,
И небо жалит спозаранку
Адмиралтейская игла.
Заметней стала птичья рать,
Она с утра шумит до ночи...
Незримо набухают почки,
Чтоб парки листьями взорвать!
* * *
Удивляюсь: ты живёшь вне времени,
Без надрыва и без суеты,
Обходясь без планов и намерений
Для своей нездешней красоты.
Ты проста, улыбчива, отзывчива,
Взглядом останавливаешь боль...
Ничего натянутого, лишнего,
Ничего, похожего на роль.
Редко мы встречаемся, но вместе нам,
Так свободно, так светлым-светло!
И душе моей твоя естественность
Возвращает прежнее тепло.
Ясная, глубокая, заветная,
Ты – посланница каких времён?
Можно позавидовать, что где-то там
Золотой осуществился сон.
И боюсь я: в день особо тягостный
Ты растаешь, улетишь к своим...
Но смеёшься ты по-детски радостно
Над воображением моим.
* * *
Опять весна, опять надежда!
Кричат горластые грачи,
И сердце заливает нежность,
И трудно одному в ночи.
Тебя трава пьянит, как брага,
И сводит белый сад с ума,
И снова юная отвага
Готовит к плаванью суда.
Не жди привычного ответа,
Свой прежний опыт не зови...
Ты попроси любви и ветра
И только ветра и любви!
И этого тебе довольно,
Чтоб долг исполнить до конца...
Весь мир – птенец в твоих ладонях,
Ты отвечаешь за птенца!
* * *
Утро проклюнулось снежное,
Город опять занесён...
Милая, теплая, нежная
Видит седьмой уже сон.
Снится ей что-то приятное,
Губы улыбкой цветут:
Радость такая понятная
В сердце от этих минут.
Жизнь моя, странная, грешная,
Есть оправданье тебе:
Спит полевая и вешняя –
Вызов холодной зиме.
Дни наши где-то сосчитаны,
Тянется тонкая нить...
Как красоту беззащитную
Мне уберечь, сохранить?
Я без тебя только видимость,
Правда, заботы трудны:
Чтобы всегда тебе виделись
Только хорошие сны.
* * *
Мне снится домик в глухомани,
Среди домов – не на виду,
Где время я делю с цветами
И птицами в своём саду.
Здесь только почта с внешним миром
Соединяет кое-как...
И пролетает мимо, мимо
Непостижимый кавардак.
Там что-то делят – не разделят,
Друг другу черепа кроя,
Забыв, что собственность на деле –
Лишь жизнь короткая твоя.
Я выбрал путь и выбрал свиту,
Спокойной радостью дыша,
И времени бесценный свиток
Я открываю не спеша.
Со мной мой певчий сад цветочный,
В колодце – из глубин – вода.
И домик охраняет ночью
Большая, светлая звезда...
* * *
Барду Борису Амамбаеву
Ну, у кого сегодня ясные глаза?
Ну, у кого глаза сегодня без печали?
Поразлетались мои старые друзья –
В других широтах свои гнёзда посвивали.
Ещё я слышу голоса и звонкий смех,
Ещё шаги друзей звучат по переулкам…
Они идут ко мне в тревожном, зыбком сне,
И губы шепчут о хождении по мукам.
Мы с каждым днём слабей и телом, и умом,
И в липкой пустоте кончаются надежды…
Мои друзья не возвращаются в свой дом,
И мы не спорим до утра, как было прежде.
Ну, как же жить, вы подскажите, в этой мгле?
И за какую, боже, истину цепляться?
Туман холодный на моей родной земле
И сквозь него ни до кого не докричаться!
Но я иду, слепой, по лезвию скользя,
Хоть мои руки шарить в пустоте устали…
Ну, у кого сегодня ясные глаза?
Ну, у кого глаза сегодня без печали?
* * *
Тобою ещё не опознан,
С тобою ещё не знаком,
И звёздное небо беззвёздно,
И сумрак стоит белым днём.
Ещё не решилась фортуна
Нам встречу назначить с тобой,
Не создан поспешный рисунок,
Где схвачен твой облик живой.
И мы в многолюдном пространстве
Несём ожиданья тепло,
В усталости и окаянстве,
Что нас до сих пор не свело.
И жить нам особенно нечем,
Работаем, спим и едим...
Когда же исполнится встреча,
И двое вдруг станут одним?
* * *
Желтоглазый сентябрь бродит по Кишинёву...
Он идёт, не спеша, мягко солнцем облит.
Он опять потерял золотую подкову,
Потому и деревья, грустя, золотит.
Ах, должна была дать счастье эта подкова!
Но не помнит сентябрь, где оставил её...
Золотое вино льёт взамен бестолково,
Предлагая весёлое нам забытьё.
Так забудем давай пролетевшее лето
И начнём дожидаться спокойно снегов.
Мы с тобою вдвоём. Хорошо уже это.
Нам гитара и скрипка поют про любовь.
А хмельной Кишинев ловит томное солнце,
Запасая его на холодные дни,
А седой Кишинев, как ребёнок, смеётся,
Будто синяя птица кружится над ним!
* * *
Он был фигляр и шут гороховый,
Он жизнь не принимал всерьёз,
Свою жену, гражданку Мохову,
Частенько доводил до слёз.
Он песни пел с утра до вечера,
Сидел с друзьями в кабачках –
Не человек, а птица певчая
С улыбкой вечной на губах.
Его всегда ругали близкие,
Жена грозилась развестись,
А он смотрел глазами чистыми
И не «врубался» в эту «жисть».
Не гнался за деньгой и славою,
Не ждал признанья и похвал:
Он просто жил с улыбкой славною
И громко песни распевал.
Не овладел до смерти прозою,
Пристойным до конца не стал,
Своих очков, чудесных, розовых,
Ни разу, глупый, не снимал.
Он жил между травой и звёздами,
Среди шиповника и пчёл,
Между детьми и между взрослыми...
Таким однажды и ушёл...
Когда он призван был создателем
И воду больше не мутил,
Жизнь показалась вдруг кислятиной
Всем, кто по-правильному жил...
* * *
За потоком воды, за стеною огня
Зарождается день, что пройдёт без меня...
Как и всем остальным, крупно мне повезло:
Спрятан – год, месяц – скрыт, неизвестно число.
Знаю только: к нему я иду всё быстрей,
И качаются тени ночных фонарей,
И всесильное солнце дрожит поутру,
И не держатся птицы на пьяном ветру.
В бесконечной колоде мелькающих дней
День назначен давно без фигурки моей.
Будто в сказке зачин: жил да был, жил да был,
Но в намеченный срок, как положено, сплыл.
День тот лихо промчит, громыхая, звеня,
Но уже – без меня, без меня, без меня...
И ничто не окрасит печалью минут, –
Лишь на полке стихи мои тихо вздохнут.
© Виктор Сундеев, 2000 – 2015.
© 45 параллель, 2015.