Виктор Мостовой

Виктор Мостовой

Четвёртое измерение № 8 (212) от 11 марта 2012 года

У родника во рву

 

 
* * *
 
Примут в царство ли небесное
Или в ад откроют двери,
Я хочу остаться песнею
В тех сердцах, которым верил.
 
* * *
 
Надоумил же Бог маму выбрать Созвездие Рыбы.
Март душою оттаял, а улицы сырость насытила.
И когда я родился и в мир неожиданно прибыл,
Так орал я, что матушка белого света невзвидела.
 
И когда я кричал, кто-то выдохнул: вот вам и агнец!
И родня онемела, стояла отчаянно грустная,
И врачи удивлялись, не в силах поставить диагноз:
Было им невдомёк, что при родах ребро мое хрустнуло.
 
Я никак не пойму, отчего мне припомнилось детство;
Отчего я вздохнул и взъерошил волос серебро.
Помню, что через год умер вождь наш, учитель и деспот,
Я уже не рыдал и болеть перестало ребро.
 
* * *
 

 Памяти Николая Рубцова

 
В тех полях, где запах донника
И ромашковый наряд,
Вижу путника-бездомника
И его тревожный взгляд.
 
Он идёт, душа волнуется,
Беспокойно дышит грудь.
То гроза вовсю беснуется,
То заря согреет путь.
 
Он, любивший жизнь просторную
Вдалеке от шумных трасс,
Так Москву первопрестольную
Своей лирою потряс!
 
И – ушёл… Куда – неведомо.
Птицы вслед ему летят,
И цветы, цветы так преданно
В его сторону глядят.
 
 
* * *
 
Ах, луна! Не колдовство ли?
От неё ль любви исток?
Поле, стриженое поле
Так и манит в душный стог.
 
И волной – волос сиянье.
Так и льётся отсвет лунный.
Мы с тобой не в одеянье.
Первозданны. Юны-юны.
 
Поцелуи ли, сверчки ли
Душу всю перевернули?
Мы с тобой в луну нырнули
И поплыли, и поплыли…
 
Лунный отсвет будоражит
Кровь. Слились и ночь, и поле.
Кто-то скажет: «Бог накажет».
– Ну и пусть. Нам до него ли?!
 
* * *
 
В отцовских снах тяжелых
Усиливался бред:
Он близких звал, которых
Давно на свете нет.
 
Сквозь памяти провалы
Душа, едва жива,
Чуть слышно напевала
Знакомые слова.
 
Со дна сплошного бреда
Всплывали дней былых
Суровые куплеты
Из песен фронтовых.
 
* * *
 
Неслух – не было с ним сладу:
В цыпках весь, в ушибах весь.
Там, где двор впитал прохладу,
Был из длинных лоз навес.
 
Сладость сочных виноградин
Так манила в сад чужой!
Пусть набегался он за день,
Не хотел идти домой.
 
Тихо крался тропкой сада,
И струился свет луны
Так, что кисти винограда
Были, словно днём, видны.
 
И, ступая шагом лёгким,
Замер вдруг, остолбенел:
От него неподалёку
Сад как будто пламенел.
 
Георгины в лунных вспышках
Полыхали все подряд,
И стоял, глазел мальчишка,
Позабыв про виноград.
 
* * *
 
Когда терзает жизнь в запале диком,
И я терплю – не изойти бы криком,
И чтобы скрыть, как корчусь я от боли,
Скорей от всех я убегаю в поле.
Я окунуть спешу в траву колени,
В ромашках утонуть, как в белой пене,
И, ощутив всем телом боль земную,
Цветам доверить голову седую.
 
Памяти матери
 
1
Ах, эта сыновняя драма,
Когда без гроша и семьи
Войдёшь в отчий дом: «Здравствуй, мама,
Вот астры принёс я, возьми».
 
Заплакать её угораздит,
Захочет мне душу излить.
А клён будет солнце мне застить,
Чтоб слёзы её утаить.
 
2
Крик сдержать бы – стон во тьме завис.
Ночь сгустилась – мама, отзовись!
 
Сколько ты любви мне отдала,
Ну а я спешил уйти в дела.
 
Видел мельком твой зовущий взгляд…
Мамочка, молю: вернись назад!
 
Но могила встала на пути.
Каюсь я и мучаюсь – прости.
 
3
Абрикос, жёлто-рыжая масть…
Как нас сочная мякоть манила!
До отвала мы ели и всласть –
Мама много варенья варила.
 
Пчёлы густо роились в тазу –
Эти детские сны не мои ли?
Я сдержал бы, наверно, слезу,
Если б мама была не в могиле
 
4
Не спал я три ночи кряду,
Мне сердце печаль оплела:
Сломали подонки ограду,
Где мама покой обрела.
 
Ах, мама, под светлою синью,
Вдали от проезжих дорог,
Прости ты, родимая, сына,
Что он твой покой не сберёг.
 
* * *
 
Мне шахту не судить бы строго,
Умерив беспокойства пыл,
Но лёгкие в её чертогах
Я пылью угольной забил.
 
От сквозняков тех бесноватых
Порой так скрутит, что Бог весть
Какие выпалишь слова ты,
Когда тебе ни встать, ни сесть.
 
Томительна жара дневная,
Но после бани – не беда!
С волос, прохладой обдавая,
Стекает струйками вода.
 
Я расстегну свою рубашку.
Как дышится легко, свежо!
Подсолнух рыжую мордашку
Подставил солнцу – хорошо!
 
Мозолиста ладонь Донбасса.
Характер крут, но что с того!
Как ни было б, но жизни трасса
Всё ж пролегла через него.
 
* * *
 
Вот и старость, вот и о Христе мы
Чаще стали думать, друг мой милый.
Отцветают наши хризантемы,
И с высот свергаются кумиры.
 
И, как будто стужей засквозило,
Заморозком чувства прихватило,
Но откуда-то берутся силы,
Чтоб душа взлетала и парила.
 
* * *
 
Знаешь, печалиться брось ты,
А окунись с головой
В сырости запах острый,
В нежность фиалки лесной.
 
Там, в гущине непролазной,
Яблони дикой цвет
Мягко, светло и прекрасно
Твой засыпает след.
 
А в луговом цветенье
Ветер играет легко,
Радужный шлейф сирени
Тянется далеко.
 
Радостно, пряно и дико.
Ляжешь в цветы и траву –
Бьётся сердечко тихо
У родника во рву.
 
* * *
 
Исходила грусть от яблонь,
Серый день глаза смежил.
Ветер, резок и расхлябан,
Сад озябший тормошил.
 
Дробь дождя студила лбы нам,
Паутинок мокла сеть,
И за нашу жизнь рябинам
Приходилось вновь краснеть.