Виктор
Лисин

 Caecitas

Когда ночь крадётся

и трётся колючей шёрсткой

о дремлющий дом,

на пепельном небе вкручивает

искристые звёзды

некто, зовущийся Богом.

Я никогда не видел звёзд,

просто, бывает, слышу

под вечер

скрип небесной стремянки.

Крепчает в чашке чёрный чай

Крепчает в чашке чёрный чай,

шепча подчас чудные чары,

и чувств печальные начала

венчает пастырь невзначай -

не плачь, любимая, встречай

порыв несчастья безучастно,

и не бурчи о том, что чахнет

в чумазой чашке чёрный чай.

Наташе

Я просто хотел показать тебе детство –

чумазое детство со вкусом овсянки,

да только уже не вернуться в то время

где мама ругает за грязные джинсы.

Я просто мечтал подарить тебе счастье –

конфетное счастье в блестящей обёртке,

да только растаяло вкусное чудо

под нежной улыбкой июльского солнца.

Я просто любил тебя, милая, слышишь –

любил до конца, до последнего вздоха,

да только не смог доказать что на небе

танцуют для нас беззаботные звёзды.

Немного о шмелях

Есть утверждение, будто шмель летает

только потому, что не знает об этом,

возможно, и моя душа иногда

витает,

подобно шмелю,

греет мохнатую шёрстку,

трезвонит на ухо всесильному Богу

своим непристойным жужжанием -

жжж

    жуж

        жиж

            жжж

собирает усердно нектар,

а затем возвращается обратно,

как ни в чём не бывало.

Может, и правда

моя душа летает, пока я не знаю об этом?

Осеннее

Ноябрь струит прозрачный сок

на спины улиц,

устало мутный жжёт желток

фонарь сутулый,

вздыхает город дымной мглой,

а ты, быть может,

сжимаешь чувственной рукой

июль до дрожи.

Письмо

Я пишу тебе веснадцатого преля

не особенно владея

мудрым словом,

дом на Энгельса, как водится

стареет,

кот свернулся белоснежным

мягким комом.

За окном дымит чернеющая

полночь,

пересчитывая звёзды

в портсигаре,

и становится, родная,

очень больно

понимать,

что всё минувшее сгорает.

Утро

Не пыли разговорами дерзкими,

многословный готовя бульон,

разбросало любовное дерево

на лазурных полях совиньон.

Заиграли цветы спелой радугой,

просияла небесная гжель.

Интересно,

и чем меня радует

притаившийся

маленький шмель?

Я ищу в геометрике пыльной квартиры

Я ищу в геометрике пыльной квартиры,

отзвучавшие строки полуденных писем,

но среди черноты вижу только пунктиры,

вижу только пунктиры чернеющих мыслей.

Раздобуду коньяк на засаленной кухне,

да прольётся янтарная кровь по стаканам,

и наполнится брюхо желанием пухлым,

растечётся двусмысленность самообмана.

Извлеку лист бумаги и первые строчки

напишу осторожно со слов: дорогая,

не хочу распинаться, а может, порочить,

белоснежную плоскость пером оскверняя,

но пойми, что усталость страшнее Голгофы,

что не греет меня безобразное солнце,

и всё жгутся по венам предательски строфы,

и предательски бьют вдохновения волны.