Виктор Кузьменко

Виктор Кузьменко

Четвёртое измерение № 33 (381) от 21 ноября 2016 года

Только не молчите

* * *

 

Когда о нас забудут…

А о нас забудут.

Не завтра,

позже, в суетности дней,

Когда с надгробных мраморных камней

Сотрутся имена и даты,

О нас забудут.

Вот тогда-то…

А что тогда?

Всё то же,

Что сейчас.

 

* * *

 

Пока ещё невнятен звук

Среди шумов, теней и пятен.

И всплеск волнующихся рук

Невидим, но уже понятен.

И повинуется уже

Едва заметному дыханью

Лежащий глубоко в душе

Росток несмелый состраданья.

Всё ощутимей и больней

Он пробивается наружу,

И звук, вибрирующий вне,

Его корням, как влага нужен.

Слова и ноты – дети мук.

Какая в вас сокрыта тайна?

Вы – мой хронический недуг,

А все болезни не случайны.

В каком горячечном бреду,

Ища дорогу по наитью,

Я снова вместе вас сведу?

Не знаю.

Только не молчите.

 

* * *

 

Вьётся шарик, вьётся шарик

В ясном небе надо мной.

Кумачовые пожары

В первомайский выходной.

Оглушая мостовые

Нескончаемым «Ура!»,

Под оркестры духовые

Шли мы в завтра из вчера.

 

На удачу, на беду ли,

Пели, пили мы гурьбой.

Нас надули, нас надули,

Как тот шарик голубой.

 

«Где эта улица, где этот дом,

где эта барышня?»

 

* * *

 

До будущей весны теперь не стает снег.

Меж вымерзших домов, блуждая, эхо тонет.

Качая чью-то тень, уже который век,

Распятый на столбе фонарь чуть слышно стонет.

 

Согреться б у огня, расслабиться, понять,

Что обречённым жить смирение зачтётся.

Как глупо всякий раз на холода пенять,

Как жалко, что понять никак не удаётся.

 

Пора менять пальто. Надежды никакой

Растолковать зиме, как этот снег некстати.

Что нам ещё совсем не время на покой

И рано расправлять уныния кровати.

 

Пора менять пальто и думать об ином,

Печалей и невзгод вокруг не замечая.

Но чью же это тень фонарь, что за углом,

Все ночи напролёт качает и качает?

 

* * *

 

Эта осень, словно книга

В жёлто-красном переплёте,

Птиц горластых вереницы

Собирает в перелёты.

Я листаю эту книгу

За страницею страницу,

И дождливыми ночами,

Хоть убей, опять не спится.

 

Это глупость, это нервы...

Дня вчерашнего заботы

Проступают от чего-то

На лице холодным потом.

Во дворе опавших листьев

Ветер карусель вращает.

В дни, забытые как будто,

Память снова возвращает.

 

Нет, не ветер – это время,

Отражаясь в стёклах буден,

Рвёт забвенья паутину,

Ударяя в звонкий бубен.

И не листья в небе кружат –

Наших встреч случайных даты.

В том, что дождь стучит по крышам,

Мы с тобою виноваты.

 

Что осталось в этой жизни –

В небе узенькая просинь

Да поблёкшие страницы,

Так похожие на осень.

Запоздалых обещаний

Горечь давит в горле комом.

Дни, в которых мы когда-то

Были, кажется, знакомы.

 

* * *

 

Пожилая седая мадам,

Выдыхая снежинки устало,

Тихо шествует по площадям,

Старым дворикам, гулким кварталам.

Те же улицы, те же дома,

То же небо в волнистом муаре.

Только в город вернулась зима

И застала врасплох тротуары.

Пёс дворовый, лохматый добряк,

В подворотне свернулся в калачик.

Он весь ум свой собачий напряг

И глаза на снежинки таращит.

Для него это чудо впервой,

Ни мороза, ни вьюги не нюхал

И не знает, что скоро с лихвой

Он натерпится козней старухи.

Он не знает, как грозен и лют

Может быть её нрав. И как нужен,

И как важен бездомным приют,

И как сладок сухарик на ужин.

 

* * *

 

У фортуны не в фаворе,

Не в почёте у людей,

Не умею петь я в хоре,

Не умею, хоть убей.

Голоса и подголоски,

Слишком правильный расклад.

Ярко, весело и броско,

Так похоже на парад.

Кто-то громче, кто-то тише.

Тенора, басы, альты –

Красота!

Но не расслышать,

Что поёшь конкретно ты.

В этом пении согласном

Есть особый колорит,

Только вслушайся.

Так страстно

Из-за такта фальшь сквозит.

 

* * *

 

Ах, какие чудеса

Эти ваши словеса!

В них и светится, и дышит

Предрассветная роса.

Кабы мне вот так писать,

Букву с буквою вязать,

Смог бы многое, наверно,

Я тогда порассказать:

Как под лёгким дуновеньем ветерка

Камыш поёт,

Как из крохотных мгновений

Утро дню одежды ткёт,

Как одежды те сжигает

На костре своём закат,

Как, загадочно мигая,

Искры звёзд в ночи дрожат,

Отчего живу, спеша,

Отчего пишу, греша,

Почему она такая непонятная –

Душа.

 

* * *

 

Я сегодня в меру гордый,

Независимый и клёвый,

Я несу свои аккорды

На смотрины другу Лёве.

Новый опус гениален,

В этом я уверен на сто,

Риск почти что минимален.

Я великий бард – и баста.

Лёва это понимает.

Поглядит и скажет: «Знаешь,

Песни путной не бывает,

Если пальцев не сломаешь».

Я, конечно, верю Лёве

И не строю кислой морды.

Я уже почти не клёвый

И какой-то весь не гордый.

Независимо от стажа

Независимость теряю.

Лёва – друг, он слова «лажа»

На мой счёт не применяет.

«Сыровато, серовато…» –

Пел когда-то Клячкин Женя.

«Всё вторично, вчеровато,

А хотелось бы движенья.

Новизны. Она, Витюша,

В песне лишней не бывает».

Он берёт гитару: «Слушай…»

И Витюшу добивает.

Я бреду домой счастливый.

Хорошо, что друг есть – Лёва.

Он не гордый, не ворчливый,

Независимый и клёвый.

 

* * *

 

Однопутка. Поезда

То туда, а то оттуда.

Люди едут кто куда.

На столах в купе посуда.

Проводницы носят чай.

Карты, книги, разговоры.

Между «здравствуй» и «прощай» –

Два шага по коридору.

Люди едут кто за чем –

Кто на юг, а кто на север,

Кто на время, кто совсем.

За окном полынь да клевер.

Однопутка. Свет луны.

Мерный стук колёс о стыки

Стих давно уж, но видны

Промелькнувших судеб блики.

 

Утекает дней вода...

Я не еду никуда.