Виктор Кузьменко

Виктор Кузьменко

Все стихи Виктора Кузьменко

* * *

 

Ах, какие чудеса

Эти ваши словеса!

В них и светится, и дышит

Предрассветная роса.

Кабы мне вот так писать,

Букву с буквою вязать,

Смог бы многое, наверно,

Я тогда порассказать:

Как под лёгким дуновеньем ветерка

Камыш поёт,

Как из крохотных мгновений

Утро дню одежды ткёт,

Как одежды те сжигает

На костре своём закат,

Как, загадочно мигая,

Искры звёзд в ночи дрожат,

Отчего живу, спеша,

Отчего пишу, греша,

Почему она такая непонятная –

Душа.

 

* * *

 

В копилке поступков нельзя разглядеть,

где звонкое злато, где пошлая медь,

где олово грубой отливки,

где просто пустая фальшивка.

Но кто-то, ведя нескончаемый счёт,

в итоге – пустое к пустому сметёт.

Останется вовсе немного,

но этого хватит для Бога.

 

 

* * *

 

Вот так,

однажды истончась,

зима закончится внезапно.

Ах, как захочется назад,

но

в иголку ниткой не попасть.

Так пряжею

из прежних чувств

узор причудливый не вышить.

Как ни старайся –

не расслышать

шагов по снегу ломкий хруст.

Там пар из уст

и холод густ,

бесцветен свет

и воздух пуст.

Там мы красивы и юны.

И влюблены.

 

* * *

 

Всё ярче и теплей

предчувствие весны.

Несбывшиеся сны

острее и тревожней.

И в то, что с первых дней

снега обречены,

пожалуй, только им

поверить невозможно.

А помнишь чистоту

и торжество небес?

Нагой, продрогший лес

и нас в оковах буден?

И падал, падал снег,

как чудо из чудес.

И знать мы не могли,

когда про что

забудем.

 


Поэтическая викторина

* * *

 

Вьётся шарик, вьётся шарик

В ясном небе надо мной.

Кумачовые пожары

В первомайский выходной.

Оглушая мостовые

Нескончаемым «Ура!»,

Под оркестры духовые

Шли мы в завтра из вчера.

 

На удачу, на беду ли,

Пели, пили мы гурьбой.

Нас надули, нас надули,

Как тот шарик голубой.

 

«Где эта улица, где этот дом,

где эта барышня?»

 

* * *

 

До будущей весны теперь не стает снег.

Меж вымерзших домов, блуждая, эхо тонет.

Качая чью-то тень, уже который век,

Распятый на столбе фонарь чуть слышно стонет.

 

Согреться б у огня, расслабиться, понять,

Что обречённым жить смирение зачтётся.

Как глупо всякий раз на холода пенять,

Как жалко, что понять никак не удаётся.

 

Пора менять пальто. Надежды никакой

Растолковать зиме, как этот снег некстати.

Что нам ещё совсем не время на покой

И рано расправлять уныния кровати.

 

Пора менять пальто и думать об ином,

Печалей и невзгод вокруг не замечая.

Но чью же это тень фонарь, что за углом,

Все ночи напролёт качает и качает?

 

* * *

 

Когда о нас забудут…

А о нас забудут.

Не завтра,

позже, в суетности дней,

Когда с надгробных мраморных камней

Сотрутся имена и даты,

О нас забудут.

Вот тогда-то…

А что тогда?

Всё то же,

Что сейчас.

 

* * *

 

Когда-то, рано или поздно,

но промедления не жди:

ты будешь встречен и опознан

по стуку гулкому в груди.

И промелькнут года и лица,

как табуны в седых степях.

И никуда уже не скрыться

от стрел, нацеленных в тебя.

Не уповай на встречный ветер,

на даль, на сталь, на щит, на быт…

Нет никакой брони на свете,

что стрелам этим не пробить.

 

* * *

 

Даше

 

Метёт листвою золотой

осенняя заря.

Не торопись, октябрь,

постой

срывать с себя наряд.

Пока твои шаги шуршат, –

по небу синь разлей.

Ещё натерпится душа

глуши пустых аллей.

Казаться будет:

не согреть

ни памяти, ни рук,

и нестерпима круговерть

прощаний и разлук.

Ещё обжечься предстоит

нещадным льдом утрат.

Ещё не собран в мегалит

песок у счастья врат.

Ещё не названа цена

единственной любви.

И жизнь

как будто в дар дана,

и рана не кровит.

Пока не кажется пустой

надежда на весну,

не торопись, октябрь,

постой:

мгновенья не вернуть.

 

 

* * *

 

На широкой на реке, посерёдочке,

где осенняя вода холодна,

одинокая качается лодочка,

а под нею ни порожка, ни дна.

 

Ей до берега, что слева, – не справиться.

Справа берег не далёк, да на кой.

Там с гармошкою застольная здравица,

здесь – молитва за души упокой.

 

Ветер выдохнет – лодчонка накренится,

зачерпнёт бортом студёной воды.

Не взмахнёт руками-вёслами пленница –

знала прежде: не минует беды.

 

Кабы не было реки, то и берега,

что напротив, как обрыв ни высок.

И стояла б лодка тихо у ерика,

носом высохшим уткнувшись в песок.

 

* * *

 

Однопутка. Поезда

То туда, а то оттуда.

Люди едут кто куда.

На столах в купе посуда.

Проводницы носят чай.

Карты, книги, разговоры.

Между «здравствуй» и «прощай» –

Два шага по коридору.

Люди едут кто за чем –

Кто на юг, а кто на север,

Кто на время, кто совсем.

За окном полынь да клевер.

Однопутка. Свет луны.

Мерный стук колёс о стыки

Стих давно уж, но видны

Промелькнувших судеб блики.

 

Утекает дней вода...

Я не еду никуда.

 

* * *

 

Пожилая седая мадам,

Выдыхая снежинки устало,

Тихо шествует по площадям,

Старым дворикам, гулким кварталам.

Те же улицы, те же дома,

То же небо в волнистом муаре.

Только в город вернулась зима

И застала врасплох тротуары.

Пёс дворовый, лохматый добряк,

В подворотне свернулся в калачик.

Он весь ум свой собачий напряг

И глаза на снежинки таращит.

Для него это чудо впервой,

Ни мороза, ни вьюги не нюхал

И не знает, что скоро с лихвой

Он натерпится козней старухи.

Он не знает, как грозен и лют

Может быть её нрав. И как нужен,

И как важен бездомным приют,

И как сладок сухарик на ужин.

 

* * *

 

Пока ещё невнятен звук

Среди шумов, теней и пятен.

И всплеск волнующихся рук

Невидим, но уже понятен.

И повинуется уже

Едва заметному дыханью

Лежащий глубоко в душе

Росток несмелый состраданья.

Всё ощутимей и больней

Он пробивается наружу,

И звук, вибрирующий вне,

Его корням, как влага нужен.

Слова и ноты – дети мук.

Какая в вас сокрыта тайна?

Вы – мой хронический недуг,

А все болезни не случайны.

В каком горячечном бреду,

Ища дорогу по наитью,

Я снова вместе вас сведу?

Не знаю.

Только не молчите.

 

* * *

 

Полюбил огонь свечу сгоряча.

Приняла его всем сердцем свеча.

Обняла за тонкий стан фитилёк –

раззадорился любви огонёк.

Всё бы вроде хорошо у огня,

только свечка ниже день ото дня.

Ну а та душою льнула к нему:

«Лишь бы он не задохнулся в дыму…»

Ах, любовь... Любовь, как водится, зла.

От обоих только воск да зола.

 

* * *

 

Сбудется, станется, сложится,

сможется, если хотеть.

Режут вселенские ножницы

времени прочную сеть.

Сквозь ячеи узловатые

жизни вода протекла...

Разве теперь виноваты мы

в том, что несладкой была

эта вода не стоячая,

эта струя у весла,

в том, что она настоящего

в сети едва принесла?

Разве теперь виноваты мы

в том, что река в уловах?

Плёсы на ней с перекатами –

горе, отчаянье, страх.

Бьётся под тонкою кожицей

жилка, и боль не стерпеть…

Режут вселенские ножницы

времени прочную сеть.

 

* * *

 

Вадиму

 

Сдвигается время куда-то,

былые пределы поправ...

Не веруй в попутные даты

и парус потрёпанный правь.

Ещё не опознаны дали,

огни маяков не видны,

хоть к небу кораблик вздымали

упругие гребни волны.

Там беды хватали за горло,

там кровь холодела в висках,

и слово, звучавшее гордо,

не сковывал низменный страх.

Не веруй в попутные даты –

Секундою зря не сори.

Сдвигается время куда-то,

и склянки поют до зари.

 

 

* * *

 

Только бы успеть выдохнуть,

прохрипеть, прошептать главное…

Потому и прошу: вы-то хоть

пожелайте мне бурь в плаванье.

Кораблям поутру грезится:

рвутся с кнехтов концы швартовые.

Им бы носом в волну врезаться,

позабыть про огни портовые.

И, скрипя на ветру мачтою,

парусами поймать явное:

как бы шторм ни пугал качкою,

мы в желаньях своих – равные.

И даётся нам всем поровну.

Брать, не брать – это дело каждого.

Кто корону возьмёт, кто борону,

кто трусливое, кто отважное…

И в любовях своих – равные,

мы под небом одним маемся.

Для того, чтоб сказать главное,

для того, чтоб успеть покаяться.

 

* * *

 

У фортуны не в фаворе,

Не в почёте у людей,

Не умею петь я в хоре,

Не умею, хоть убей.

Голоса и подголоски,

Слишком правильный расклад.

Ярко, весело и броско,

Так похоже на парад.

Кто-то громче, кто-то тише.

Тенора, басы, альты –

Красота!

Но не расслышать,

Что поёшь конкретно ты.

В этом пении согласном

Есть особый колорит,

Только вслушайся.

Так страстно

Из-за такта фальшь сквозит.

 

* * *

 

Эта осень, словно книга

В жёлто-красном переплёте,

Птиц горластых вереницы

Собирает в перелёты.

Я листаю эту книгу

За страницею страницу,

И дождливыми ночами,

Хоть убей, опять не спится.

 

Это глупость, это нервы...

Дня вчерашнего заботы

Проступают отчего-то

На лице холодным потом.

Во дворе опавших листьев

Ветер карусель вращает.

В дни, забытые как будто,

Память снова возвращает.

 

Нет, не ветер – это время,

Отражаясь в стёклах буден,

Рвёт забвенья паутину,

Ударяя в звонкий бубен.

И не листья в небе кружат –

Наших встреч случайных даты.

В том, что дождь стучит по крышам,

Мы с тобою виноваты.

 

Что осталось в этой жизни –

В небе узенькая просинь

Да поблёкшие страницы,

Так похожие на осень.

Запоздалых обещаний

Горечь давит в горле комом.

Дни, в которых мы когда-то

Были, кажется, знакомы.

 

* * *

 

Я сегодня в меру гордый,

Независимый и клёвый,

Я несу свои аккорды

На смотрины другу Лёве.

Новый опус гениален,

В этом я уверен на сто,

Риск почти что минимален.

Я великий бард – и баста.

Лёва это понимает.

Поглядит и скажет: «Знаешь,

Песни путной не бывает,

Если пальцев не сломаешь».

Я, конечно, верю Лёве

И не строю кислой морды.

Я уже почти не клёвый

И какой-то весь не гордый.

Независимо от стажа

Независимость теряю.

Лёва – друг, он слова «лажа»

На мой счёт не применяет.

«Сыровато, серовато…» –

Пел когда-то Клячкин Женя.

«Всё вторично, вчеровато,

А хотелось бы движенья.

Новизны. Она, Витюша,

В песне лишней не бывает».

Он берёт гитару: «Слушай…»

И Витюшу добивает.

Я бреду домой счастливый.

Хорошо, что друг есть – Лёва.

Он не гордый, не ворчливый,

Независимый и клёвый.