Виктор Карпушин

Виктор Карпушин

Четвёртое измерение № 6 (570) от 21 февраля 2022 года

С мечтой о «борщевом наборе»

* * *

 

Суровые зимние бездны,

Равнин зачарованных блеск.

Российские чёрные беды,

Метелей рыдающих всплеск.

 

Сосулек алмазные сколы,

Забытой деревни огни…

Святое дыханье Николы.

Осинники. Сумерки. Пни.

 

Плутают тревоги в округе,

Задумались колокола.

Дорог леденелые дуги

Под утро метель замела.

 

Есть верное средство от хвори,

Когда на душе непокой –

Настой из рождественской хвои.

В России известен такой.

 

Посох

 

Когда в траве следы простыли,

Когда реки ребрится гладь,

Возьми берёзовый костылик,

Чтоб по России ковылять.

 

Спроси совета у кукушки:

Когда закончится тоска?

Вновь облаков плывущих стружки

Коснулись дальнего леска.

 

Постой у сломанной осины,

Попробуй отдохнуть слегка.

И, помянув о Божьем Сыне,

Смотри на лес и облака.

 

Надейся на нелепый посох,

На одиночество полей,

Когда следы – в студёных росах

И вера – посреди людей.

 

* * *

 

Пора пройти по чернотропу

И распрощаться налегке

С рекой, что звёзды утром топит

И прикасается к руке.

 

Но долго ли продлится эта

Мистическая благодать,

Когда дыхание поэта

Не различается опять.

 

И призрак русского юродства

Пока ещё неразличим…

…А чёрная тропинка вьётся

И не горчит околиц дым.

 

* * *

 

Ещё не проснулся Пётр,

Ещё серебрятся травы.

И камень холодный твёрд,

И вечность полна отравы.

 

Пройти под луной не спеши,

Постой у плетня косого.

Пусть шепчутся камыши,

И пусть вызревает слово.

 

Пусть шишку стряхнёт с ольхи

Задумчивый мудрый ворон.

Спят мёртвым сном петухи,

И каждый – в судьбе неволен.

 

* * *

 

Когда луну закроет туча,

Достань пасхальную свечу,

Перекрестись на всякий случай,

Смиренно подойди к ручью.

 

Попробуй разглядеть святое

В колеблющейся глубине…

…Прилипло облако седое

К замироточившей сосне.

 

Метель

 

Метёт, метёт, метёт, метёт,

Не затихает днём и ночью.

И блики окон – дикий мёд,

И виден лыжный след не очень.

 

Февраль расщедрился на снег,

Бредут родные пешеходы,

Поскольку каждый человек –

Заложник ветреной погоды.

 

Рассвет в снегу неразличим,

В метель неразличимы веси.

Мистический, как свет лучин,

Костёр далёкий в мелколесье.

 

Какая белизна вокруг,

Но эта белизна – не саван…

И, кажется, семь вёрст – не крюк,

Когда свеча – сквозь створки ставен.

 

* * *

 

Когда кресты издалека видны,

То это значит – осень наступила.

Прозрачный воздух. Чёрные стропила.

Предчувствие тревожной тишины.

 

Заброшен храм. Заброшен и погост.

Покоятся ушедшие навеки…

И паутинки – из варягов в греки,

Плывут, не замечая скорбных вёрст.

 

А я брожу среди родных руин,

Нелепый путник, одинокий воин.

И плачет ветер возле колоколен,

Качая грозди мёртвые рябин.

 

* * *

 

Обрывки листьев серебристых

На речке – рыбьей чешуёй.

Святая грусть просёлков мглистых

В родне с молитвой и свечой.

 

Покров – не повод для унынья,

Для оправдания тоски.

Ведь есть ещё среди полыни

Ромашки или васильки.

 

* * *

 

Лист прошлогодний кружит на мели,

Искрит река в предутреннем ознобе,

Неспешно просыпаются шмели,

Ну а зима лежит в хрустальном гробе.

 

Но смерти нет! На Пасху – всюду свет,

Светящиеся радостные лица.

Простая мудрость искренних бесед,

Поющая под вечер половица.

 

* * *

 

Вода замёрзла, значит – не жива,

Коловороты сверлят зазеркалье.

Сухая прошлогодняя трава

Под стылым ветрам слишком музыкальна.

 

Шуршит, стараясь вычертить мотив,

Определить пронзительность октавы.

А я стою среди поникших ив,

Не претендуя на минуту славы.

 

К чему она, когда вокруг снега,

И перевиты вьюгами дороги,

Где мёртвая былинка дорога,

И каждому означены итоги.

 

* * *

 

Декабрь снегами не богат,

Под утро – бедная пороша.

Чернее ночи тень оград,

Не в тягость ледяная ноша.

 

Пройдём по корке слюдяной,

Но витражи нерукотворны,

Деля печали со страной,

Где утром будят вьюг валторны.

 

Где радости в глухом селе

Понять не могут иноверцы…

Луна – картошина в золе,

Родной дымок. И вьюга – в сердце.

 

* * *

 

Канва мерцающего снега,

Луна глядит из-за кулис.

На фоне ветреного неба

Берёзы стылые сплелись.

 

Спектакль начат и закончен,

Уходит обречённый год.

И старенький конёк заточен,

И в берег вмёрз забытый плот.

 

И всё забытое прекрасно,

Заснул задумчивый суфлёр.

…А где-то плотник ладит ясли,

И ярок пастухов костёр.

 

* * *

 

С мечтой о «борщевом наборе»

Пошла старушка на базар.

Лицо простецкое, рябое;

Морковка, свёкла – божий дар.

 

Пересчитала, прослезилась,

Смущаясь лёгкостью сумы…

На божий храм перекрестилась:

«Внучок приедет – даст взаймы».

 

До кладбища пылит дорога,

А дальше – воля и покой…

И ничего, что жизнь убога

В пустой избушке над рекой.

 

Пусть выцветшие занавески,

Рассохшийся дощатый пол…

Врачует ветер деревенский,

Когда под вечер дождь прошёл.

 

* * *

 

Не долетает звук до края речки,

Не окликает дальняя родня.

В холодной церкви догорают свечки,

Здесь вспоминают изредка меня.

 

А на крестах искрятся паутинки,

Подходит старость тайною тропой.

Готовит осень тихие поминки,

Не забывая волю и покой.

 

И родина, как девочка, открыта

Неизреченной искренней любви.

И дождь стучит в разбитое корыто,

Скосилась дверь с заржавленной петли.

 

Тревоги нет. За сумеречным лесом

Ещё мелькают поезда огни.

Случайный лист кружится мелким бесом,

Скрывают клады треснувшие пни.