Вика Чембарцева

Вика Чембарцева

Четвёртое измерение № 10 (214) от 1 апреля 2012 года

пятое время года

 
имя
 
 острого дребезжания
 полного своего имени не люблю.
 это, как краем стекла касание
 по пенопластовому февралю.
 это рыхлых подушек душность –
 серых, словно гортанная немота.
 скрепкою канцелярской, будто,
 грубо стянуты губы к прорехе рта.
 чуждое – ветхой одеждой на вырост,
 занафталиненной в не сезон –
 кто-то из букв кроил, примерял и вынес,
 упаковав в мятый картон…
 
 «как же звучишь?» – спросишь.
 
 в небо закинь блесну,
 вылови серпик луны лескою птичьих криков,
 выдох и каплю, сорвавшую тишину,
 вдох, затянувшийся взлёт и парение
 
 В
 
 и
 
 к
 
 а

 

2010

 
переживая любовь
 
 аритмия дождя рассекает размеренный пульс…
 может швы на запястье – прямое свидетельство крыльев?
 на задворках души прибирается серая грусть,
 отмывает ненужные мысли субстанцией мыльной.
 
 перерезанный птичьими криками алый восход
 анемичное солнце завяжет на небе блесною,
 поплывут чуть быстрее ленивые рыбы суббот,
 в косяки собираемые скоротечной весною.
 
 в гороскопах – прогнозы погод… может, всё же, мосты –
 разделяют собой берега, а совсем не связуют?!
 омываются каплями слёз, из-под век бересты,
 застаревшие раны, – но кто же всерьёз к ним ревнует?
 
 суициду любви не случиться – астрологи лгут.
 ведь фантомные боли не лечатся анестезией.
 не судьба оставаться чужими, и чувства бегут
 в безрассудность весны, вызывая дождя аритмию…
 

2009

 
Воля к жизни
(сонет в сонете)
 
 Зеркальный лёд не выдохнул тепла…
 Чужим лицом застыло отраженье.
 Немеют губы и блуждают тени –
 утерянные перья из крыла.
 
 Оплачет осень судьбы хрупких птах,
 и жизнь угаснет солнцем при затменьи.
 Им не успеть вернуться, без сомненья
 уснут навеки в зимних берегах.
 
 Но воля к жизни больше, чем судьба,
 и хватит силы в слабости ладоней
 поверив, задержаться в тихом звоне –
 
 в подлунном мире бьют колокола,
 и слышатся за вдохом, в слабом стоне
 в молитве обращённые слова.
____________________________________
 
немеют губы
утерянные перья
оплачет осень
 
и жизнь угаснет
им не успеть вернуться
уснут навеки
 
но воля к жизни больше
и хватит силы
поверив, задержаться
в подлунном мире

2009

 
А после...
 
 …А после, перебрать твои слова –
 как чёток нить –
 на чём-то задержаться…
 и удивиться… и понять едва ль…
 Не встретившись глазами, расставаться
 так больно…
 Мне приснится шум листвы
 с изнанкою – нательною рубахой.
 Промокших веток смуглые персты
 благословят движеньем ветра.
 Плакать...
 и верить в нас, способных ожидать,
 немыслимо измученных молчаньем,
 уставших неизбежно постигать
 и принимать любовь в необладаньи…
 …Луна – обмылком жёлтым в зеркалах...
 Ты за моей спиною – отраженьем
 ладоней, губ...
 а я прочту в глазах
 ответы...
 Шаг, всего лишь, до сближенья…

2009

 
ча-s-тная жизнь
 
 я – твоя приVi4ка, карманная необходимость
 сладкий сахарозаменитель вкуса реальности
 буквы, имитирующие сущности видимость
 электронная речь, лишённая театральности
 
 причащаешься меня иногда по надобности
 целуешь смайлово губами, когда сам захочешь
 а мне беz твоей Vi-за-Vi-симости – беzрадостно
 лучше бы уж была какой-нибудь там тамагочи

2010

 
два шага до тепла
 
 ..а в понедельник город после сна,
 как девка, подгулявшая с похмелья –
 размазывая макияж капелью,
 по уличным щекам течёт весна.
 
 на шее – алым – проступил рассвет.
 всклокочен светлый локон облаками.
 белеет в луже парус-оригами
 из выкуренной пачки сигарет.
 
 чуть шаткие шаги по мостовой –
 январская особенность походки.
 опять клялась в любви метеосводкой,
 но сукровицей снег дождит сырой.
 
 торгашеской крикливостью ворон
 щетинятся, небрито пялясь, ёлки.
 подмигивают солнечным осколком
 бесстыжие стеклянности окон.
 
 линяют серой ватою шелка.
 прогалина в снегу – кольцо на память.
 подолом платья наглый ветер занят.
 
 ..а до тепла всего лишь два шага…

2010

 
пятое время года
 
 лужистый студень зимы – это память дождей
 солнечной охры и белого пепла туманов
 в талой воде отражается небо с изъяном
 словно в расколотом зеркале – к счастью? к беде?
 
 клином графитным, где вычертил твой карандаш
 голые руки ветвей на пергаментной сини
 грифель сломался в страницах альбома о зимах
 кистью по листьям – весна – акварель и гуашь
 
 северней снега на сердце… и десять причин
 пить брудершафт с несудьбою и быть несвободным
 каевы кубики – время – из пальцев холодных
 падая в вечность, увы, не способны лечить
 
 десять по десять причин – получается сто
 можно ли дважды войти в обмелевшие воды?
 будем скитаться по пятому времени года
 ты – по дороге на запад, а я – на восток

2011

 
мечты
 
 а змей бумажный к бездне голубой
 не рвётся – приручён – живёт синицей
 в ладонях тёплых обретя покой,
 и журавлиный клин уже не снится..
 
 и так ли важно верить в чудеса,
 есть соли пуд, гадая на ромашках?..
 
 вот, только бы... стирать твои рубашки
 да чтобы у детей – твои глаза.

2010

 
пустое
 
 сороки новых гнёзд не вили в марте.
 всё спорили о месте для потомства,
 носили день с восхода до заката
 на крыльях чёрно-белого отлива,
 клевали солнца рыжую блестяшку,
 судачили-трещали о соседях:
 
 «вороний глаз едва темнее ночи»
 «меж воробьиной братией всё драки»
 «синиц ручных погубит их покорность,
 а журавлей – парение в высотах».
 
 пока перемывали птицам перья,
 на крыше дома аист поселился..
 
 в какую из примет поверить проще?
 
 в бесплодных разговорах мало проку.
 

2011

 
бессонничное
 
 по краю сна крадётся лунный штрих,
 и откровенья звёздных многоточий
 колеблют небеса – как чей-то почерк
 неровною строкой выводит стих.
 
 и хочется и жить и быть и я
 бессонницу свою кричу по-птичьи
 гортанно и молитвенно о личном,
 натягивая жилы бытия…

2010

 
когда словам невмоготу
 
 а дни идут плечо в плечо:
 переживанья ни о чём
 и разговоры.
 и если горе от ума –
 судьба, как тяжкая сума –
 всё тянешь в гору.
 
 и каждый у своей печи –
 мы лепим жизнь, как куличи
 из вязкой глины.
 не обернёшься невзначай,
 и память тает, как свеча,
 непостижимо.
 
 а дни идут. и ангел спит.
 и слово в горле так саднит –
 мы умолкаем,
 но всё не так и не о том…
 
 и вот зима приходит в дом.
 и Бог вздыхает.

2010

 
Послеполуденное звучание откровений
 

всё так же,

как и двести лет назад...

 
 Откроешь дверь, и сумрачный подъезд
 всего на миг покажется прозрачным,
 и вязь перил чугунных, однозначно,
 раскатным эхо выразит протест
 
 на громкий ор, сорвавший пустоту;
 на гам и шум, влетевшие случайно;
 на сладкий пар баранок в близкой чайной;
 над зёрнами – синичью суету;
 
 на мерный гул колёс по мостовой;
 на дерзкий смех проказников-мальчишек
 в залатанности сношенных пальтишек;
 и похоронный бабий дикий вой;
 
 на пьяный стон бродяги на крыльце;
 на шмыгнувшую с жирной рыбой кошку;
 на нищего, доевшего до крошки
 просвирный хлеб с блаженством на лице;
 
 на острый выпирающий кадык
 голодного влюблённого студента;
 на мягкий «че» нерусского акцента;
 и зазывалы уличного крик…

2008

 
* * *
 
 себя не потерять, а обрести,
 бредущую по времени на окрик.
 
 тонки виски, зажатые в тиски
 невнятных дней. и продолжают глохнуть
 натруженные мыслями слова,
 и прорастает сорная трава
 из никому не нужных обещаний,
 отчаяний, молчаний и прощаний
 по-будничному. кругом голова.
 
 не обернись. и в суетной толпе
 не замечай примет заспинной тени.
 ты слышишь, как на солнечной тропе
 крылодвиженьем и сердцебиеньем 
 бесплотный ангел держит на весу
 клепсидру из стекла, воды и глины –
 судьбу и жизнь. они долги и длинны,
 наполнены, а прочее – не суть.
 
 твои дела, как спицы в колеснице –
 не плюй в колодец, дуй на молоко,
 и помни, что движенье облаков
 чуть легче, чем падение ресницы.
 

2010

 
* * *
 
 Когда внутри такая тишь,
 что прошмыгнёт в прореху мышь
 слепой безликой мыслью –
 горячим красным молоком
 тугого звука в горле ком,
 сворачиваясь, киснет.
 
 Вмещая и добро и зло,
 лелея это ремесло,
 несёшь свой крест голгофный
 и так идёшь: то вверх, то вниз,
 то учишь петь ручных синиц,
 но журавли всё глохнут.
 
 А жизнь висит на волоске,
 качаясь с ветром налегке
 душою листопадной,
 и осень длится, как река,
 и носит счастье в рукавах
 для рая и для ада.  
 

2011