Вероника Долина

Вероника Долина

Все стихи Вероники Долиной

1 октября

 

И над лесом, и над пашней,
И над бабушкой Москвой, 
Я взлетаю без вчерашней
Моей книжки трудовой.

Где ты, книжка трудовая,
Где ты, отчее крыльцо...
Всем вам руку подавая,
Ясно глядя вам с лицо,

Я спрошу не по-боснийски,
Подмосковный стиль ценя:
Буду ль вам в разлуке сниться?
Или любо без меня?

Знаю-знаю. Любо-любо.
Без меня стоит Москва.
Посреди любого клуба
Я могла бы быть жива.

Но остатки пушкинизма
Катят белки, топчет лось.
Только бы без катаклизма
Снова чудом удалось

Прошмыгнуть сквозь эту осень,
Яблок дух втянуть с травой.
Больше ни о чём не просим –
Лишь о книжке трудовой.

 

10 октября

 

Под этим небом, бархатным, густым, –

Сижу я с телефончиком простым,
Сижу себе, пишу себе о чуде.
Я только что увидела друзей.
Там были все – кокетка, ротозей.
Удачник, неудачник... Были люди.

Они все обнимались невзначай.
И отменялись горе и
Печаль.
И о лекарствах – там не толковали.
Немного пели детским голоском...
И, в общем, говорили языком
Сердечным.
А другому не давали

И шевельнуться, господи прости.
Ну, то есть, – очень тихо «не грусти»
Там бормотали, даже без испуга.
И небо нависало над горой,
Как голова склоняется порой –
К плечу,  к плечу стареющего друга.

 

 

11 октября

 

Потихоньку – полегоньку
Не хочу тебя будить.
Книжку отложу в сторонку.
Дочитаю, может быть,

Там, на берегу толковом,
С бестолковым словарём,
Как ты стал тяжёл и скован ...
Помолчим – да и умрём.

Может, это временное.
Перемены-возраст-боль.
Но боюсь, что именное.
Наше именно с тобой.

И ведь, как бы ни боялась,
Дочитаю и добьюсь.
Я лет десять не смеялась.
Ничего себе! Смеюсь...

 

12 сентября (1)

 

Так оно колотит.
Так оно стучит...
Ничего не хочет.
Требует – чик-чик:

Распороть подкладку,
Шёлковую всё ж.
Вынуть шоколадку
И таблетки тож,

Валидол – не катит.
Аспирин – не прёт.
Пентальгину хватит,
Если уж не врёт...

Это-это-это
Странные толчки.
Не конца ли света
Эти светлячки...

Обмирают губы.
Стали холодны.
Локти были грубы.
Сделались нежны.

Мается и бьётся
Сквозь грудную тишь.
А еще скребётся,
Между рёбер мышь.

Я возьму, пожалуй,
Пилочку свою.
Это повод малый, 
Чтоб пугать семью.

Поверну я пилку
В скважине замка.
Или, может, шпильку –

Что найдёт рука...

Потому что надо 
Мне унять зверька...
Что ж его, гада,
Гладить мне, пока

Он меня терзает
Там, на самом дне.
Ничего не знает,
Вижу, обо мне.

 


Поэтическая викторина

12 сентября (2)

 

У Москвы осенней, 
У Москвы соседней –

Мало понедельников,
Много воскресений.

Дождик её мочит.
Гром над ней грохочет.
Надо бы проснуться –
А она не хочет.

То жуёт коренья.
То варит варенья.
Будто точно знает –

Кто – венец творенья.

Будто нету книжек,
Нот или тетрадок.
Только груздь да рыжик,
Высший распорядок.

Где стояли школы –
Стала половина...
Только мёд и пчёлы.
Крест и домовина.

У Москвы соседней,
У Москвы господней –

Всё, как есть, в последний
Разик в преисподней.

Там темно и скользко.
Не простят ни разу.
И побитых войско,
Без руки, без глазу.

Ни о чём не спорят.
Да и в ус не дунут.
Сразу брюхо вспорют,
Сразу в очи плюнут.

У Москвы осенней,
У Москвы соседней –

Множество куплетов есть.
И этот – не последний.

 

14 сентября

 

Когда то, в незапамятное время,
Один мой друг покойный написал
Другому другу – тоже нет меж нами 
Его давненько.... Но тогда ещё

Мы были все младые идиоты.
А эти двое – мужики в годах.
Мы жили, были, пели, выпивали...
Я, например, влюблялась – ого-го!

Как бы теперь сказали – зажигала.
Я нарывалась, ну и нарвалась.
Но не о том мой дискурс. Я сегодня
О тех двоих развспоминалась вдруг.

И не скажу – чтоб их не поминала
В другое время года или дня.
Я долго их любила, вот клянусь вам,
Обоих этих верных дружбанов.

Что значит верных? Мне-то эти оба
Ничуть не больше были, чем друзья.
Я никому в объятья не бросалась
Из этих двух. Хотя вообще – могла.

Но дело в том, что между нами было
Совсем другое дело – да, стихи.
Стихи – как неотъёмное занятье.
Стихи – в любое время дня и ночи.
Стихи – как свет и темь, как огнь дрожащий.
Стихи – а больше вовсе ничего.

И отчего-то я сегодня ярко
Так помню , как сошлись мы на квартире
Одной, чтобы читать, и петь, и всяко...
И что-то было в воздухе ещё.

И вот один из них пришёл с портфелем.
Да и другой пришёл – с футляром, что ли.
И вынули почти одновременно
По рукописи каждый – в этот раз.

И вот один читал, читал поэму.
Он хорошо читал, я помню ясно.
Он артистичный был такой, фактурный,
Красивый, обаятельный мужик.

Ну а второй... Не стал читать, я помню.
Не стал – и всё тут, как мы ни просили.
Он как-то странно встал вполоборота
И как-то странно первому сказал...

А что сказал? Вот в этом всё и дело.
Я это много, много вспоминала.
Там были очень странные слова:
Мне страшно за тебя. Куда ты катишься?..

 

15 сентября

 

Вот так вся жизнь пройдёт, тем паче,
Не тормозя на склоне лет,

Меж запахом ноги ягнячьей
И духом кроличьих котлет.

Все любят молодых баранов...
Их томный взгляд, их чинный вид.
В меню известнейших тиранов –

Ягнёнок вряд ли удивит

На досочке или тарелке...
Под нежной вилочкой с ножом.
Бокалы тонки. Жилки мелки.
И каждый будет поражён

Великодушием бараньим...
Его дыханьем ровным, ранним.
И жертвенным его лицом,
Как и пушистым пальтецом.

А кролик... Что же, что же кролик?
Какой он нам представит ролик?
С тех пор, что мясо сдал на фарш, –
В душе его играет марш,

Но, ног бараньих не имея,
И тонко пахнуть не умея –

Он лишь мечтает о меню.
Да я его и не гоню...

 

17 октября (1)

 

Слава богу, слабого поднять
Можно и подмышки, и за холку.
Слава. Но и сильного принять –

Это как губами взять иголку.

Да и не даётся гражданин
Подлинный и острый обоюдно.
Что там было меж тобой и ним –

Угадать сегодня стало трудно.

Весь он грозен, но неуловим,
Как оно бывает с этим сортом.
Скоро-скоро грянет Хеллоуин.
Я готова. Вот коробка с тортом.

 

17 октября (2)

 

Так слепо, так ненаблюдательно,
Москва, ты смотришь в темноту.
Хотелось бы законодательно
Открытость, детскость, простоту

Тебе вменить. И тонкой прописью,
Предписывать, как педиатр:
Не плакать, не стоять над пропастью,
А только небольшой театр

Открыть сейчас же в каждой мыльнице,
Где нет парковки и врача,
Но грозно ссорятся и мирятся
Палач и дети палача.

И послеоперационная
Пройдет бессменная вражда.
И загорится пенсионная
Полувоенная звезда.

 

 

17 сентября

 

Ужасно. Но, у лета на краю,
Беру за ворот я судьбу свою.
Держу её, трясу её, как грушу.
И говорю тихонько ей: Смотри!
Ты – то, что есть во мне, на дне, внутри.
Вот я тебя встряхну – и всё нарушу.

Ужасно. Но, у осени в плену,
Я отыщу книженцию одну,
Меж крупами – овсяною и манной...
А книжица не любит подлецов
И сразу пропищит: а где Сенцов??
Да, где твой брат, свидетель иностранный?

Но он не иностранец! – прошепчу...
Я и сама свобод нам всем хочу.
Да хоть и иностранец, хоть бы даже?
Дай мне уборку сделать, наконец.
Не трогай уксус, не разлей свинец.
Уж моющего средства нет в продаже.

Ужасно. Но осенние лучи –

Для нашего спасения ключи
От тех дверей, где зимы, шапки, шубы.
И соберёшься друга выручать –

А поздно уж. Багровая печать
Ему слепила высохшие губы.

 

19 сентября

 

Пойду сейчас на Сказки Пушкина.
Не говорите мне потом,
Что мною всё уже упущено,
Там Лукоморье... Суп с котом.

Кощеи там ...русалки водятся.
Там В. Еремин. Д. Мороз.
Там вся Москва сегодня сходится,
Супер-турнир, Роллан-Гаррос.

И, как мэр города на велике,
Как первоклассник – в первый раз.
Я мчусь туда почти в истерике.
Поправь, Британия, у нас!

 

20 сентября

 

Хоть публика хамила...
Хамила, чёрт возьми.
Но всё же было мило,
Меж нами, меж зверьми.

Отличная слониха.
Задумчивый енот.
Собаки-кошки лихо 
Поют не мимо нот.

И пудели родные.
И дикобраз, ура.
Вот это выходные
Нам выпали с утра!

И публика, конечно.
Как ни садились мы –

Нас тыкали поспешно
Из этой детской тьмы.

Вы разве тут сидели?
Подвиньтесь, все вас ждут!
Да что вы, обалдели?
Вы не сидели тут!

Тут мальчику не видно!
Ребёнку сколько лет?
Подвиньтесь, как не стыдно.
Да у меня билет!

Я им – уймитесь, гады.
Побойтесь детских глаз.
У вас же тоже чады.
От вас же жуткий газ.

Да разве это место,
Чтобы права качать?
Неужто так уж тесно,
Чтоб клацать и рычать?

Зачем же так кусаться...
Так щериться клыком.
Не проще ль почесаться,
Кося одним глазком...

А всё же было мило.
Меж нами, меж зверьми.
Хоть публика хамила.
Хамила, чёрт возьми.

 

24 сентября

 

Зашла в музыкалку фамильную.
Как водится, старую, милую.
Хотя и холодную всё ж.
Зашла – а она и открытая!
Какая же мятая, битая
Была я, ну ты подытожь.

Мне было четыре, пол-пятого.
И нотного стана треклятого
Мне было ещё не понять.
Но пальцы неловкие бедные
По клавишам бегали, бегали –

За что им, малюткам, пенять...

Что музыка? Дело-то нужное.
Оно только с виду воздушное.
Но это суровая ткань.
Язык послушания верного,
Но не подражания скверного.
Ну нет, не тяни, не аркань.

Мои простоватые детушки –

Бери их. А бабушка – нетушки.
Ей хватит уже колдовства.
Но ты, окаянная музыка,
Ты стоишь служенья и мужества.
Побольше – чем мама Москва.

 

31 августа

 

О чём там дети тайно шепчутся,
Не поднимая тихих глаз?
Три нити маминого жемчуга
Мне стали в самый-самый раз.

Да, небогатого, некрупного.
Немного в свечке киловатт...
Для горла птичьего, для хрупкого –

Он был всегда великоват.

Ходила с сумками ненужными,
А ведь могла ещё парить...
Нескоро бусами жемчужными
Смогла я маму одарить.

Пока же радостями женскими –

Кристалл и нитка, свет, тепло.
Да вот с застёжками богемскими
Чехословацкое стекло.

Ах, бусы новенькие, честные.
И каждый получал своё,
Всё, чем одаривала Чехия, –
Шарфы, перчатки и бельё.

Теперь смотрю – другая женщина
Там, у окна, – в свой тёмный час.
Три нити маминого жемчуга
Ей стали в самый-самый раз.

 

6 сентября

 

Дождь догоняет москвича,
Как тот ни бегает, ни плачет.
Сгорает город, как свеча,
А человек не много значит.

Выходит утром человек.
Почти тепло, немного влажно...
Он свой негордый силуэт
Несёт отчаянно отважно.

Москвич несчастный, злой, простой,
С кошмарным зонтиком, нестойкий,
Как новый сериал, пустой,
Холодный, жалкий и жестокий.

Но дождь догонит и его.
И покарает бедолагу.
Всего-то ведь и ничего!
...Стихов ему. И плащ. И шпагу.

 

7 сентября

 

Ничего мне не надо от девочек.
И от мальчиков тоже – ни-ни.
Что им хочется – пусть же и делают.
Но пускай остаются людьми.

То есть пусть себе дрыхнут бессовестно.
Или школа ...еще подождём.
Но и после – подальше от офиса.
Да и дальше – поём под дождём.

Захотим – и, как птицы, построимся.
Пожелаем – и всё, и ку-ку.
И удвоимся или утроимся...
И по-честному, по честноку.

Ты мне шашкой грозишь затупившейся?
Лучше шапку сменила бы уж...
...Как объевшийся или обпившийся,
И в дверях покосившихся – муж.

 

 

8 октября (1)

 

Под этим небом – разве соберёшь
Слова, слова... И вдохи,  вдохи, вдохи 
Без выдоха. И слезоньки утрёшь
Себе самой, и людям, и эпохе.

Так я сказала. Море предо мной
Сиять – сияло. И катить – катило.
Но всё же небо – куполом, стеной –

Оно меня особенно смутило.

А прежде где же всё же я была?
В какой пробирке на стеклянной полке...
Из глубины какого же села
Вдыхала я тот кофе в кофемолке.

А это не питьё и аромат.
Да ты сама меняешь свой формат.
Так только тут. Берут твоё, иное –

И бинт, и жгут, и небо прописное.

 

8 октября (2)

 

Под этим небом – соберу слова.
Хоть руки между раковин согрею.
Ни мясо и ни рыба – но жива,
Последняя кружится голова,
Не розовею, но и не серею.

Под этим небом – камни и цветы.
Я острых и подводных – не замечу.
Переполох в отделе простоты.
Переворот в разделе немоты.
И я сама с собой назначу встречу.

Преодолев растерянность одну,
Я ко второй придвинусь инстинктивно.
Вот голосок застенчиво дрожит.
Пиноккио по улице бежит,
Поколотив беднягу Буратино.

 

8 сентября (1)

 

Не будет больше страшных глаз, 
И выраженья хмурого...
Я тут в театр собралась –

Зверей, имени Дурова.

Пошла – да и взяла пучок.
Билет по десять долларов.
Купила – и теперь молчок.
Ну разве же не здорово?

А было время, боже мой,
Талончики звериные
Никто нам не носил домой.
Мы их, неповторимые,

Учились с кровью добывать...
В ногах администрации
Валялись... А куда девать
Такие иллюстрации...

Я помню слишком хорошо
Всеобщую эрекцию.
Администратора прошу,
Кассиров и дирекцию.

Куда они девали их,
Билеты долгожданные...
Как мы остались там в живых,
Мамаши неустанные

Семидесятых тех годов,
Голодные, холодные...
Но все – в зверинцах городов –

Отчаянно свободные.

Давно я тех не помню глаз
И билетёра хмурого.
Я всё простила. Собралась
В театр имени Дурова.

 

8 сентября (2)

 

Скажу, не объясняя ничего,
Что видела такое существо,
Что обмерла, как столб, на перекрёстке.
Пылает в ухе алая серьга...
Ступает шелковистая нога...
И надо лбом – кудрей чудесных гроздки!

Но лучшее – улыбка на лице.
Об этом самом – надо бы в конце
Сухого изумлённого доклада...
Глядит – как голливудец во плоти.
Как Майкл Джексон, господи прости.
Душа наружу. Забирай – сколь надо .

Нет, я ошиблась. Главное не в том,
А в грации. Тот пудель был мостом –

Среди Москвы... От полночи до утра
Построили. И чёрен, нежен, горд –

Как Гензель-Гретель-Гёте-Фауст-чёрт.
Как ключ к замку, устроенному мудро.

 

9 сентября

 

И до сих пор, до этих пор,
В ковбойке, в джинсах –

Мне нравится один актёр
Мужик мужчинский.

Нет милой ямки, ничего,
На подбородке.
Движенья резки у него,
Будто на лодке

Гребёт он из последних сил,
Гребёт, и ладно...
Навряд ли кто его просил
И звал надсадно.

Он сам себе даёт зарок, 
Скулит о чуде.
Не может завязать шнурок
Так, как все люди...

Но по следам какого зла
Он там топочет –

И я сказать бы не смогла,
И он не хочет.

Немолод. Но какой прыжок!
И вот обжёгся.
Следи, дружок, люби, дружок,
Томми Ли Джонса.

 

Top of Form

17 октября

 

Ни довериться помощи,
Ни дождаться уже.
Сколько почты заоблачной
На моём этаже.

Ни дружка сокровенного.
Ни морщинки во лбу.
Ни толчка внутривенного,
Это тоже табу.

Ни блокнот и ни книжица.
Ни в метро, ни пешком.
А вот почта приблизится –
С голубком, с голубком.

 

* * *

 

А без него я, было, и поникла. Я рапорты мои который год писать была готова, но компот без рук моих умелых не варился, мой текстик в телефон – не говорился, и море, море всяческих хлопот... Так жили-были мы – и без Фейсбука, и обаяшка и жестокий бука, а вот теперь меж нами как бы связь – и неуютно: ой, оборвалась!..

А надо было думать, и заране... Как будем жить однажды, в чуждом стане, и по компьютеру – шарах-шарах-шарах! Сперва чудно, на первых-то порах, потом всё глуше делалась тревога, потом всё слаще делалась дорога, и вот теперь – в заоблачных мирах.

 

 

* * *

 

А уж как моя мама плавала...

Так как будто снимали кино.

Это было плавно и правильно.

Хоть и было очень давно.

А каким тёмно-синим купальником

Вся утянута и горда...

Разворачивалась Титаником –

Мама, дальних заплывов звезда.

Никогда не была ныряльщиком.

Из воды поднимаясь на треть,

Так плыла, что нам, девочкам-мальчикам,

Оставалось только смотреть.

Черноморские пляжи обширные,

Не сиди в четырёх стенах.

Там изделия ювелирные

Утопали в темных волнах.

Не искать же морского дьявола

В дымном августе, все равно.

А уж как моя мама плавала-

Так, как будто снималось кино.

 

* * *

 

А этот птичий говорок,

Ценитель книжек...

Не обязательно пророк,

Скорее чижик.

Не исключительно синдбад,

Соли и перчи...

Но и не мальчик-акробат

Из гуттаперчи.

По кровно-розовым кустам

Пройдётся утро,

И птица вскрикнет тут и там,

Смешно и шустро.

Скворец упругий или чиж,

Быть может, дроздик.

И говорил бы – да молчишь.

В ладони – гвоздик.

 

21.07.2017

 

* * *

 

Буду-буду этой зимой доставать посуду.
Скатерти стану стелить, а сперва отутюжу. 
Подберу салатницы. Прикоснусь к паштетному блюду.
Плошки вытащу для овощей, за милую душу.

Подтяну менажницу. Совсем я о ней забыла.
Для травы, мелочей и соусов, анчоусы и оливки.
Я всегда хотела, чтобы только красиво было.
Не какие-то там ошмётки, объедки, опивки.

Замариную птицу и рыбу. Зажарю животных.
Не подопытных и халявных, а тех, что дались трудами.
И чесночные вытру руки. Из всех подноготных –
Это самые чистые дни из тех, что нам с вами дали.

 

27 января 2016

 

* * *

 

Букинисты несут мне словарики,

Рыбу – рыбник, укроп – овощник.

Так я тут поживаю, сударики.

Если кто ещё вглубь не проник

Моего заседания летнего.

Вот хожу, колокольцем звеня.

И я буду тут жить до последнего

Августовского тёплого дня.

У меня тут такие коровушки,

Что от них происходят сыры.

До последнего рога, до кровушки

К нам животные эти добры.

Тут и куры, и гуси, и кролики.

Нескончаемы гроздья труда.

Я тихонько шагаю по кромочке

Заповедника, моря, пруда.

Отчего то тут все незатейливо,

Так предательски вкусен пирог...

Плодоносит корявое дерево.

Продавец на базаре не строг.

Хоть немного простой справедливости.

Или масла с кристаллом морским.

Вот и все. Ни малейшей сварливости.

Много ль надобно нам, городским...

 

* * *

 

В полосочку верх и какой-то кургузый низ –

Не прыгать же через забор,

А проделать дыру в заборе.

Обучал меня гном, и была я былинный Нильс,

Которого гуси несли, да не перенесли через море.

Гуси-гуси, позвольте пропеть вам приветствие.

Оно не пафосное, чуть ли не от души.

Какое действие – такое будет последствие.

Гуси, возможно, и серые.

Но воистину хороши.

Гуси-гуси, бесстрастное племя коттонное.

Натурально шёлковое, как у старлетки бельё.

Что же в плюсе. Перо у них монотонное –

А крыло в размахе огромное.

Это не вороньё.

Гуси-гуси. Мы нильсы,

Мы дети крестьянские.

Берегите печёнку.

Хотя бы при свете дня –

Испарился город, что снился.

И дни его окаянские,

И утопили девчонку,

Похожую на меня.

 

29.07.2017

 

* * *

 

В холодные очи Петренко Светланы

Смотрю – и меняю сентябрьские планы.

Смотрю – и октябрьские тоже меняю.

Хотя никому ни за что не пеняю.

Гляжу – и зима торжествует повсюду.

Такая где нет помещения чуду...

Где нет любопытства. Но дети родятся.

Но дети то тоже для дела сгодятся.

А что уж за дело... Какое там дело...

Я в этих очах ещё не разглядела.

 

* * *

 

Вернувшись из объятий Этреты (с которой отношения просты), скажу тебе, мой друг: она всё та же.

Другое дело мы – и я, и ты. Мы выросли за эти двадцать лет. Никто не шулер.

Но ведь жив, не умер. Хотя немного изменён скелет.

И вот прошли года: он – де-труа! Тогда мы провожали Франсуа, и вот с тобой доехали до моря.

А было – добирались до Блуа... Но море – это странный разговор, оно бодрит еврея с давних пор.

Как память, что ли, многовековая – как завещанье, но не приговор. Да, море обнимает, и тогда беда твоя – простая лабуда, а сплаваешь, а после разотрёшься – да не беда а вовсе ерунда... Да разве я моряк, натуролюб? Гитаркою – бряк-бряк, раз мир так груб... Раз мир случился не того размера, не поместился весь под кожей губ...

За это время множество свобод росли, как рыбы, каждый божий год. И мы могли бы – тоже быть, как рыбы, молчать и плыть. Но всё наоборот. Распалось царство маленьких детей. Ушло гусарство. Нету скоростей.

И если я затею мыть посуду – не сберегу бесценнейших ногтей. Да разве это ногти, господа?

Колени, локти – это всё куда?.. Куда-куда всё это удалилось? Где континенты, страны, города?

Где города, где в каждом – по дружку?

И каждый – поднимался по звонку, и мчался на перроны, на вокзалы, чтоб только крикнуть: Как ты там? Ку-ку!

Всегда я помню город, помню миг – где друг стоял с корзинкою клубник, встречал меня на вильнюсском перроне... он раньше всех то самое постиг. То самое! Что время есть перрон. И ни пером его, ни топором... 

Оно лежит, как будто бы под нами. Оно рокочет сверху, будто гром. Ну вот и всё. Баллада о простом – о том, что в этом вареве густом – мы ягоды, а не вода с сиропом. И с косточкою ягоды притом. Желаю я – чтоб поезд прибывал. Чтоб стрелочник о нём не забывал. Чтобы пока один из нас катился – другой корзинку ягод добывал.

 

 

* * *

 

Вот ведь бывает: ударишься лбом.
Так на том и спасибо.
Порядок вещей устаканился сразу, 
Циферблат осветился.
Мог бы шагать себе – столб столбом,
Вертикально, либо
Взял, разбил бы сердце как вазу.
С живыми простился.

Ведь вот бывает: грубо но необходимо.
И откинешь тонкости как кисею,
Как накидку из шелка,
Или даже – из запаха просто.
И чужое прохладное станет тебе так зримо...
Что захочешь обнять его как змею.
И сидеть с ним долго.
Не ожидая поста или даже репоста.

Ведь бывает же. Все ещё. Все может быть.
От простого неверия не угасает большая вера.
Колебать неколеблемое. Ладить – а не любить.
Вот они, струны Орфея, Одиссея и Люцифера.

 

28 января 2016

 

* * *

 

Все говорят – сурок, сурок!
Сурок уснул. Сурок проснулся.
Сурок внутри. И между строк.
Сурок ушёл. Сурок вернулся.

Он пухлый здоровенный кроль.
Вомбат без сумки. Метр без кепки.
Подземный гном. Уютный тролль.
Грызун, искатель крепкой репки.

Что говорилось о сурке,
Что думалось о нём и пелось...
Всё поместилось в кулаке,
Всех мышц его тугая спелость.

Попробую на склоне дня
С моим сурком договориться.
Ведь он послушный у меня,
Всегда готовый помириться

И с родиной моей большой,
И с процедурой, слишком длинной.
Он всей сурковою душой
Готов к засыпке нафталинной.

Я с шубою моей дружу.
Она робка и просит ласки.
Что я ей по весне скажу?
Какие пропою ей сказки?

Поговори со мной, сурок,
О нашей юности, о чуде.
Иди ко мне. И вечерок
Мы проведём с тобой как люди.

 

2 февраля 2016

 

* * *

 

Вчера на книжной ярмарке – всё было.

Там было то, что прежде я любила.

Огромные развалы и ряды

Того- чего мне так недоставало.

Вытаскивало. Сдохнуть не давало.

Тянуло из пожара и воды.

Ах, книжечки... Бездонные сосуды.

Ах, сказочки, драконы, чуды-юды.

И занавес летает, и ковры.

И Нильс куда то мчится за звездою,

За ним Хоттабыч – с верной бородою.

Они и утешают до поры.

А вот сегодня – чем себя утешишь...

И поспешишь – да за ухом почешешь:

Какой же нужен антидепрессант,

Чтобы тебя пощекотал немножко,

Чтоб яркий луч пустил в твоё окошко –

Какой такой светильник и талант.

От книжек жду чудес. Но безнадёжно.

Там только глянец. Грустно и тревожно.

Лишь букинист припудрил свой загар.

Зачем ты нас оставил, брат-папирус....

Смотри же – сколько нас тут накопилось.

Какой огромный – хоть летай – ангар.

 

* * *

 

Где хочу – там и лечу.

Для меня все люди – братья.

Хоть кого да заключу

Обязательно в объятья.

Где могу – там и дышу.

Дети, звери и посуда.

Как умею – расскажу

Всем об ожиданье чуда.

Где понравится – слова

Будут живы словно птицы.

У меня своя страна.

Мои струны и страницы.

 

* * *

 

Город бестолковый. Люто озабоченный.

Заживо утопленный рядовым дождём.

Кто тут участковый, кто уполномоченный?

Мы с моей собакой, грустные, идём.

Никого в просвете. В подворотне всполохи.

Ниагара плещется у продрогших лап.

А мы всё о лете рассуждаем, олухи.

Гиппократ нам в помощь или Эскулап.

Были атлантиды, контуры хрустальные.

Жили аэлиты, правнучки растут.

МВД и МИДы. Мы идём печальные,

За каким же чёртом – мы по кругу тут...

Город невозможный. Утонувший заживо.

Вот уж и не дышит, хоть из уст в уста.

Наш маршрут несложный. Всякий Пушкин хаживал.

А Нащокин вскрикивал «эка красота!»

 

3.07.2017

 

* * *

 

Допустить непросто. Но ты допусти,

Что не я гуляю с тобой по сети.

И не я летаю бегом по степи,

А мой стих одинокий. И с этим спи.

Допустить нелегко. Да ещё молва-

От неё и кружится голова,

Неуютно в свой то войти подъезд,

Ведь она-то продаст, и выдаст, и съест.

Допусти, пожалуйста, до Москвы.

До болящей растерзанной головы.

Оловянной, ждущей ночных облав.

Жили-были ампула – шприц – автоклав.

 

* * *

 

За музыкой в соседнее село

Поехали, и в общем повезло.

Там Шуберты ещё не под запретом....

И полный зал совсем седых голов.

И тихий гул французских нежных слов,

Да только я хотела не об этом.

Да, публика, пожалуй, сотни две.

Согласно общепринятой молве-

Цветы уже не дарят музыкантам.

А тут дарили розочки весьма,

И трепетала лёгкая тесьма

Вокруг букета – будто облака там.

Вот Шуберт, Гайдн и четверо ребят.

Они себе на скрипочках скрипят.

Ещё на альте и виолончели.

И публика трепещет и кряхтит,

Тихонечко программой шелестит....

И все готовы – ну и полетели.

А я о чем... Что ж стих то захромал....

Я не такой заправский меломан,

Что может обуздать свой нрав мальчиший.

Ну, хочешь – застрели меня, убей.

Я вроде тех упрямых голубей,

Что только о своём бурчат под крышей.

 

 

* * *

 

Запечатав себя как сундук.

Зашивая себя как рану.

Заключая себя – то в круг,

То в четыре стены по плану,

То прогнав себя на чердак,

То в подвал посадив не в шутку –

Я живу тут как Дональд Дак,

Не похожий уже на утку.

Утки плавают и вопят.

Все могло быть гораздо хуже.

И, покорно свернувшись, спят.

И прописаны в милой луже.

И стоит мировой галдёж

По над Чистыми над прудами.

Если раз туда и придёшь –

То с большими уже трудами.

Запечатав себя как ключ,

Ключ от Сретенки, ключ с бородкой –

Я ловлю неуютный луч

Предосенней поры короткой.

Моя мама и папа мой,

Отчего б вам и не присниться.

Год на улице сорок седьмой.

В самый раз – в сентябре жениться.

 

* * *

 

И вот доходит до того,

Что и разумный человек,

Не зная, что ему сказать,

Чтобы защёлкнулся замок –

Он вспоминает волшебство

Как независимый проект,

И слово к слову нанизать –

Ему диктует естество.

Он говорит – а вот теперь

Я вспомнил мамины слова,

Я был тяжёл и неуклюж,

А мама, лёгкий человек –

Передо мной открыла дверь,

И, придержав её сперва,

Ресничную искала тушь,

Планируя ночной побег.

Он говорит: моя-то мать,

Она ведь ангелом была,

Хотя и не умела петь,

Но полон лоб её цитат...

А я стараюсь понимать,

Как бы ни сжечь себя дотла,

Как подмести порог и клеть,

Как книгу нежную читать.

Он говорит: а ваша мать,

Она, быть может, недурна.

И чистых замыслов полна,

И учит крохотных детей –

Язык животных понимать.

Детей и стариков, до дна.

И рядом – свет и старина.

А больше нету новостей.

И вот доходит до того,

Что полон дом таких чудес,

Таких шкатулок и камней,

Что только бабушки несли.

И наступает Рождество,

И полон ёлок город-лес,

И с каждым шорохом – темней.

Зима царит внутри Земли.

 

29.06.2017

 

* * *

 

И так и стану говорить,

Деля очистки:

Дарить, дарить, дарить, дарить,

И без расписки.

Допустим, койку во дворе 

С открытым небом,

А также дерево в коре

И масло с хлебом.

Для взрослых женщин и мужчин

Все эти сказки.

Дарить без смысла, без причин

И без огласки.

 

20.07.2017

 

* * *

 

Иди сюда, мой свет, и на просвет –

Встань так в проём – чтоб мамочка прозрела.

Не говори мне нет-и нет-и нет –

Не в интернете ж в самом деле дело.

Как сор, не выносимый из избы,

Моё существование тревожно.

Побудь со мной, как стеклышко судьбы,

Побудь со мной. Пока ещё возможно.

Иди сюда, пока струится луч.

Пока он рыщет, бьёт тебе в загривок.

Хочу, чтоб ты, не взрывчат, не горюч,

Светился лишь, стихов моих обрывок,

Телесный, тёплый, на пределе сил

Зажжённый мной фитиль пустой вселенной.

Встань на свету, мой свет, мой поздний сын.

Мой шрам заживший в лунке подколенной.

 

8.07.2017

 

* * *

 

Иногда мне снится

Сын или сыница.

Чиж или синица.

Подмосква и Ницца.

Мне в теплыни дико.

Но – уютно в стужу.

Я же как гвоздика –

Гвоздики наружу.

У меня причина:

В самом сердце голос.

Подойди, мужчина.

Где твой гладиолус?

 

* * *

 

Как объясню себе самой влеченье к терпкости?

Её и летом и зимой – недостаёт.

Возможно, щупленькой была, и как-то вверх расти

Мне фрукт румяный, как и в детстве, не даёт.

 

Когда я вижу изобилие осеннее –

Где черноплодная рябина, где айва –

Что ни сентябрь, то прямо сердцу потрясение.

Что ни корзина – то кружится голова.

 

И слава богу – эти праздники не майские,

А через лето я всегда бегу бегом...

Мой старый двор мне приготовил эти райские,

Вот эти крохотные яблоки кругом.

 

Из тех времён далёких, други неколбасные,

Из дальних дней, где были польские духи –

Я принесла в кармане маленькие красные –

Плоды деревьев – неуклюжих, как стихи.

 

Не отбирайте у меня мои пристрастия.

Не запрещайте мне. Я вымру и сама.

Айва, рябина, мои яблоки прекрасные.

Я с вами, милые. Потом у нас – зима.

 

* * *

 

Когда я буду тётка пожилая...

Весёленькая, но полуживая...

Когда я буду тётка со свинцом,

С измученным, пороховым лицом,

 

Когда я буду пожилая тётка –

По улице шагающая чётко,

По городу, по дому, по стране –

Вы не забудьте «Тётка!» крикнуть мне.

 

Тогда, невыносимая Каштанка,

Глаза туда-сюда, в башке – болтанка,

Я сяду, как природный пуделёк.

Другой бы и совсем на спину лёг...

 

Когда я буду тёткой – пригодится

Уменье как подкошенной садиться.

Уменье падать, по звонку вставать.

Возможность тихо лапу подавать,

 

Глаза скосивши, в ненормальной позе.

Всего на миг забывши об артрозе.

Нам, тёткам, полагается звезда.

Но только редко, только иногда.

 

 

* * *

 

Любопытно – чем же таким связаны наши руки,

Какою колючей проволокой. Ежечасные эти муки.

Нерешаемые вопросы. Открывающиеся раны

На ступнях и ладонях. Ящерицы и вараны

В каждой хижине, где ещё вчера

Дремали люди, суп бурлил в котелке.

Молоко остывало. Дымилось мясо.

Разбросаны угли того костра.

Котелок утонул в песке.

Нет ни сытости, ни экстаза.

Ни подарочных книг, закладка и переплёт...

Папиросной бумаги матового перламутра.

Перелёт-недолёт-перелёт.

Обветшалая камасутра

Не годится ни к вечеру, ни с утра.

О рептилии, о ароматы.

Ты, военнообязанная, ты, полевая сестра.

Полыхают твои стигматы.

 

28.06.2017

 

* * *

 

Мезами. Ничего не пойму.

Вероятно, весна наступила?

И, похоже, я всё пропустила?

И опять, что ли, горе – уму…

 

Мезами… А корявая быль,

Что нас всех изнурила, убила?

Та, что пальцы нам всем обрубила,

Смолотила их в мелкую пыль?

 

…Мезами… Где-то трубы звучат.

Где-то гробят людей террористы…

Мы же тут – не совсем уж туристы,

И почешутся, и помолчат…

 

То пройдутся под стенкой Кремля,

То – в обнимку по серой брусчатке…

Наших мам, наших пап отпечатки –

В каждой старенькой школе, с нуля.

 

Мезами. Мы же тут родились.

Прижились, привились, огляделись.

Все мы тут, никуда мы не делись,

За далёким бугром не спаслись.

 

Не сказала б, что очень стары.

И неправда что все разжирели.

И фагот отличим от свирели,

И стихи – от пустой мишуры.

 

Мезами. Уж весна. Истекло

Вроде время, где было нам стыдно.

Моем стёкла. А то и не видно –

Кто икона, а кто – барахло.

 

* * *

 

Мной себе запрещено

Многое уже давно.

Сколько б ни было попыток –

Все пустое, все равно.

Мною мне предписано

Молодящее вино.

И свинцовые примочки,

И слащавое кино.

Не пущу к себе тоску.

Слабо бьющему виску

Не под силу, не под силу –

Говорю по честноку,

Ни восторги, ни года.

Страхи каторги, беда.

Если напишу об этом –

То растаю без следа.

Запретила – без конца

Появленья и лица

Ждать бессильно, безнадёжно,

Оловянного кольца.

Получилось удалить

Что не вышло утолить.

Пусть оно неутолимо,

Пусть оно неудалимо,

Все напрасно. Мимо, мимо.

Все. Ни слёзки не пролить.

 

* * *

 

Мой голос не медов.
Не всяк его заметит.
Но средь огромных льдов –
Он светится и светит.

Мой голос виноват
Как старая посуда.
Да, он не нагловат.
Но он и не отсюда.

И делаешь глоток
Той дымчатой мадеры –
И – на душе цветок
Необъяснимой веры.

 

5 февраля 2016

 

* * *

 

Моё животное болело.

Оно едва не околело.

Оно тошнило, и ещё

Оно дышало горячо.

Мы были у ветеринара.

Но, продолжая ночь кошмара,

Оно смотрело как овца,

Не проронивши ни словца.

Оно перенесло уколы

Как выпускник партийной школы.

Оно, уже почти здоров,

Глядит на курочек, коров...

Уж ест из миски свои клёцки,

Как нэцкэ, смотрит по уродски,

Непроницаем и патлат,

Уже готов на все подряд.

Но вижу, по итогам суток,

Что добывать готов и уток,

Как ему предок завещал,

Да сам то он не предвещал...

И вот несёт мне желтоутку,

Чуть отвернусь я на минутку,

И тычет мне. Ну, все. Здоров.

Прощай, неделя катастроф.

 

* * *

 

На что уж я – не летний человек,
Уж я-то точно – зимний и метельный.
Но в феврале мне снится силуэт
Спасительный, июльский, несмертельный.

Ах, лето пожалеет Подмоскву.
Коза отдаст нам баночку молочки.
Я по лесу, я по небу плыву-
Как плавают земляне-одиночки.

И вот я вижу мой осевший дом,
Заросший и черёмухой, и вишней.
Каким трудом построился Содом,
Соломенный, поверь, я снимки вышлю.

И в зиму нестерпимую – рывком
Отправимся на лёд без снегоступов.
Собянин? Он смеётся как ситком...
Нас в небо посылает город Глупов.

 

12 февраля 2016

 

* * *

 

Надумаешь мириться – заходи.

Я тот, кто никогда не скажет – поздно.

Годами щупать дырочку в груди

И озирать окрестности серьёзно –

Не мой формат. Всегда-то был не мой,

Особенно теперь, уж на закате.

Чтоб мрачный быт не отдавал тюрьмой –

Мы будем веселы, как на плакате

Из наших чахлых полудетских лет,

Где только книга слабо намекала

На то, что впереди – зелёный свет

И лампочка особого накала…

Не веришь книжкам? Уходи долой.

Пришёл мириться? Заходи обратно.

А дырочка в груди – да боже мой.

Обыденно и не невероятно.

 

28.07.2017

 

 

* * *

 

Не досчиталась вчера смородиновых кустов,

Яблонь, антоновки или китайки.

Сад к моему появлению не был готов.

Одиноко моей итаке

Без меня. Никто там не ткёт холсты.

Никакая нить не прядётся.

Но с мышами и белками – я на ты.

Отвечать-то им всем придётся.

Как ни странно, обнаружила даже хлеб,

Деревянный, но без изъяна.

Каждой год я хожу тут бесшумно, и степ бай степ,

Всё скуднее цветет поляна

Запустенья, отчаяния моего,

Зарастанья надгробий детства.

Не спасает ни братство, ни кумовство,

Ни добрососедство.

Хоть бы нимфы выручили, мотыльки.

Хоть какие-нибудь дриады,

Экологические пустяки,

Мифологические бригады

Грибов и ягод, и корешков,

Птичьих пёрышек, насекомых.

Невидимых глазу наших дружков,

Едва-то с нами знакомых.

Духи лесов подмосковных, беспомощная дребедень,

Беспородная жила.

Останки безвинных пустых деревень,

Что зима недосокрушила.

Била-била, да не добила.

Ни газа тебе, ни дороги.

И в болоте тверском недопотопила.

Огрубила руки, истёрла все ноги

Бесчисленно. Ни рыба ни мясо,

Такая мутная местность.

Прочие многие могут смеяться,

Лишь тоска да безвестность.

Спрошу свой грецкий орех – ты готов,

Моих бабок наследство?

Не надобно мне ни цветов, ни плодов.

Охраняй моё детство.

 

26.06.2017

 

* * *

 

Не знаю, как позвать моих учителей.
Хотя они со мной. Но всё-таки далёко.
Хоть бейся, хоть рыдай, хоть вовсе околей...
Не нахожу тех мест, где мне не одиноко.

Как птица, головой беспомощно верчу.
Оглядываю даль, осматриваю город.
И всё-таки опять к Ваганькову лечу.
Ошейник потеряв, расстёгивая ворот.

Не знаю как позвать. Ни летом, ни зимой.
От белых хризантем, от розочек в горшочке –
Никто ещё не встал и не пришёл домой,
Лежали и лежат себе поодиночке.

Любимые мои. Последние мои.
Такие, от кого – моя манера птичья.
Не знаю как тут быть. Зови и не зови –
Проблема языка. Проблема безъязычья.

 

4 февраля 2016

 

* * *

 

Не каждый день – волшебно страстный.

Не всюду – лира и рожок.

Но вот матрасик чёрно-красный

Тебе купила я, дружок.

Теперь лежи, живот наружу.

Оставь в покое мой диван.

Я конституцию нарушу –

А ты не нарушай, болван.

Хоть кто бы обо мне подумал...

Да просто прямо про меня.

Такой бы тюфячок надул он

Или набил при свете дня...

Такой воздушною соломкой

Переложил бы мне бока –

Будто бокал я хрупкий ломкий,

Хоть и обшарпанный слегка.

А я заботиться готова,

Балбес – в кудрях пушистых грудь.

Не говоря худого слова,

Любви не требуя ничуть.

Не так уж дом мой безобразен.

И образ жизни – ничего...

Но твой матрас, он чёрно-красен.

Гораздо лучше моего.

 

27.07.2017

 

* * *

 

Не то чтобы – дела, дела! –
Но, будто жизнь чужую,
Я рукопись перебрала,
Большую-пребольшую.

И что я там перебрала?
Живые – неживые.
Но тучу строф перевела –
Простые, игровые,

Немного мистики, огня,
Унылых мемуаров.
Мужчин, что трогали меня
Во тьме больших бульваров...

Монахинь тихих, томных дев,
В чьём сердце – шум и смута.
Какой бы рыцарь, обалдев,
Не выстроил маршрута?

Не израсходованы, нет,
Помешанные крепко,
Они слагали свой сонет,
Они писали Репку.

О женский род, сценарный ряд,
Жестокая интрига.
Купи косметику, наряд,
О том – любая книга.

Погубит женщина бойца
И моряка угробит.
При ней такой запас свинца,
Что киллера устроит.

Пишите, тётушки, стихи.
В планшеты и тетради.
Записывайте пустяки –
Любые, бога ради.

 

26 января 2016

 

* * *

 

Некоторое время назад –

Всё шло на старинный лад.

Любимые мор и глад.

И цезарь, и брат-пилат.

Некоторое время вперёд –

И всем нам сильнейше попрёт.

Тот самый, что больше всех врёт –

Самого себя и пожрёт.

Ещё немного спустя...

Родится одно дитя –

И, времени вопреки,

Станет тихо писать стихи.

 

* * *

 

Некоторые не колются.

Не раскалываются,

Не ушиваются.

Ни вширь, ни вглубь

Не работает.

Не уживаются.

Не гнутся.

Не надламываются.

Не оперируются.

Не сворачивают.

Не проворачивают.

Не кооперируются.

Не оборачиваются.

Не просчитывают.

Не оглядываются.

С неба взяли – что всё утрачивается.

Из-под земли разглядели – всё надо оплачивать.

В общем – всем сердцем радуются.

 

2.08.2017

 

* * *

 

Некоторым собакам полагается как бы медаль.

Ненавижу я это «как бы», но ведь полагается.

Повесил медаль – и уехал в такую даль,

Которая даже налогом-то не облагается.

Уехал вдаль – и забыл о собаке почти.

А она с медалью ходит, такой, гравированной –

Надо бы ей телеграмму послать «прости, прости!»

Но она не читает. Никогда не была дрессированной.

Но уехал, и всё тут. А ей – солдатский жетон.

Металлический тубус, внутри – небольшая записка.

Что такое собака – замша, шерсть, коттон.

Ну положим, и пара глаз, если рассматривать близко.

Не уезжай – говорит собака тихо-претихо.

Будь человеком, не уезжай, какие ещё медали.

Ведь ты потеряешься. Не сможешь ко мне прийти-то.

Напишу телеграмму. Только б тебе передали...

 

2.08.2017

 

 

* * *

 

Неужели могло показаться?
Я впервые смотрю по-хозяйски
На бардак и на белиберду.
Повзрослеть? Я взрослею.
Веселеть? Веселею.
И в ушко попаду.

Только-только. Вчера ещё слабо...
Никакого тебе «держи краба!»
Ни шерстинки, пойми.
Ни пушинки на лацкане гладком,
Ни морщинки, всё дышит порядком 
Меж людьми.

Нет, не кажется. Стойкая взрослость.
Не пугливость. И не полудохлость.
А холодная суть.
Да на мне ещё рыбу засолишь –
Если только что было – отмолишь.
Не забудь.

 

10 февраля 2016

 

* * *

 

Ни в один ни в пять прыжков
Пропасть я не перепрыгну.
Ветер я не пересилю.
Поле я не перейду.
Не увижу без очков.
Громче шёпота не крикну.
И не вытяну по стилю,
И наощупь – не найду.

Ни сегодня ни вчера
Не проснусь – как не бывало...
Не отправлю писем жалких 
В позабытую страну.
А, быть может, и пора.
Но куда-то подевала
Судорогу пальцев жарких,
Обнимающих струну.

Нет ни лета ни зимы.
До последнего приказа
Будешь ты о стёкла биться,
Но – мурлыкать, бормотать...
Чтобы в городе чумы
И летейского экстаза –
Всё-таки успело сбыться 
Обещание летать.

 

10 февраля 2016

 

* * *

 

Ни от чего покоя нет.
Да, в общем, и не надо.
Останки премии «ПОЭТ»,
Эринии из ада,

За мной летают там и тут,
Пакеты и магниты.
То под руку мне попадут,
То на глаза, иди ты...

Хочу ребёнку положить
В дорогу бутерброды –
Пакет – ПОЭТ, ну как тут жить,
Не выходя из моды,

Ко мне бросается на грудь,
Весь в лентах, под курсивом...
Попробуй-ка, о нём забудь,
Малиновом, красивом.

Я в холодильник головой –
И там поэты тоже.
А тот, кто всё ещё живой –
Он с каждым годом строже.

И тот, чей обморок глубок,
Но голос выше грома –
Он только в книжке голубок,
А так – гроза дурдома.

Пакет, пакет, ещё пакет.
Бумажные братушки.
Чужих игрушечных ракет
Лежат недружно тушки.

Скелетов детских полный шкаф.
Овечек кротких стадо.
Пока владетельный маркграф
Не кашлянёт «не надо» –

До той поры наш искромёт
Оценивает робко,
Покуда разом не поймёт,
Что кончилась коробка,

Где каждый божий карандаш
Стремился быть заглавным.
Кому чего у нас ни дашь –
Тот станет небу равным.

Да, с облаком накоротке.
На море и на суше.
Но ТЕНЬ ПОЭТА – эхехе! –
Придёт по наши души.

И ТЕНЬ ПОЭЗИИ слегка
Лоб тронет толоконный.
И раму подтолкнёт рука,
Где сумрак заоконный.

 

31 января 2016

 

* * *

 

Ну что там винная деревня? О золотая немчура!..

И в парках-то у них деревья, и кофе-то у них с утра.

У них в автобусе порядок, и в электричке холодок.

И вместо пошлых мармеладок – весь в марципанах городок.

И булки – боже, сколько булок, с орехом, яблоком и без..

И каждый мелкий закоулок вам обещает мерседес...

…И я там был, и пел им песни, такие грустные, едрить...

А можно было интересней и о другом поговорить.

 

* * *

 

Ну, накинем пушной палантин,
Черно-бурый или пелеринку...
Завтра будет Святой Валентин.
Может, нам закатить вечеринку?

Меж торговцев тоскливо качу
С пустотою и хлебом телегу.
Я, конечно, чего-то хочу –
Может альфу, а может, омегу.

Вот ведь рыбная ловля Москвы.
Вот форель, и лосось, и дорада.
Рифмовать не захочешь, увы,
Всю Тверскую до Зеленограда.

Вот курятина, кролик, индюк.
И чуть-чуть потрохов под филейкой.
Я бы их затолкала в сундук,
И отправила узкоколейкой....

Нет, не катят твои индюки.
Твои утки – тире – утолины.
Нет доверия к ним, не с руки.
И уходим, и неутолимы –

В старый дом, с крышей сорванной мир,
По маршруту прилавок – квартира....
Но брожу, как некормленый Лир
Из ненайденной драмы Шекспира.

 

13 февраля 2016

 

* * *

 

О чём и зачем я с тобой говорю

И плачу, и плачу...

Последнюю гордость мою усмирю.

Виновных назначу

Из тех же, из прежних неверных людей,

Губителей чуда.

Где рядом ложился бесчестный злодей,

Известный иуда.

А я не умею молчать и молчать,

Как люди учили.

Боюсь – чтобы губы, где грех как печать,

Тебя огорчили.

 

21.07.2017

 

* * *

 

Один лишь опыт колоссальный

В преодолении невзгод –

Лишь он и есть жилет спасальный.

Который год, который год.

Кто видел синих кур на ветке,

Компоты с Ленинского вёз –

Не борется за место в клетке,

А лишь за пастбище всерьёз.

Кто молоко возил на дачу,

А вовсе не наоборот....

Тот мимолетную удачу

Не ждёт. А сразу тащит в рот.

Кто помнит масло и сметану

На вкус, добытые в бою...

Тот не отдаст своё тирану.

Добычу утлую свою

Нашёл – и сразу перепрятал,

Как незапамятный секрет.

И храбро ходит брат на брата.

И ничего такого нет.

Поскольку опыт колоссальный

В преодолении невзгод

Сложился – человек сусальный

Тут точно не произойдёт.

 

6.07.2017

 

 

* * *

 

От небольших жемчужных бус

До тонкой вазочки хрустящей-

Любуюсь, но и не влюблюсь

До крови алой, настоящей.

Из моря свежего приду,

Песок последний отрясая.

Вернусь в каком-нибудь году

Точно такая же, босая.

Открою дверь одним ключом,

Войду без гомона и гама.

И путь неблизкий – нипочём,

И, как и всюду, снится мама.

 

* * *

 

Петроградцы, петробратцы
И сестрицы во Петре...
Не пора ли нам собраться
И тряхнуть до-си-ля-ре?

Для того ли нас учили
Тут родному языку,
Горькому как перец чили
К прирождённому мяску...

Для того ли нас терзали
Изнутри душа и честь –
Чтобы мы да на вокзале
Буквы не могли прочесть??

На Октябрьской дороге
Стоял город Ленинград.
А сапсановые дроги
Ещё не ходили, брат.

Но ведь как мы собирались!
То есть – будто насовсем.
Как мы за билеты дрались,
Члены ВЛКСМ...

А Кунсткамера! А Невский...
А каналы, острова...
И москвич, весёлый, дерзкий 
Уж качается едва.

Надо в лодку сесть ребёнку,
Хоть на несколько минут...
Под московскую гребёнку
Неохотно тут стригут.

Всё всегда иное было.
Ну, другая же страна.
Как же я её любила...
Кажется – что и она.

А теперь приеду робко.
Где тот праздник, прежний стиль?
Чемодан – вокзал – коробка.
И почти пять сотен миль.

Петроградцы, петробратцы,
Объясниться не могу.
Но приеду – чтоб обняться
Где-то там, на берегу.

 

3 февраля 2016

 

* * *

 

Под жаркое журчанье горловое

Приснилось мне всё самое живое,

Что снится человеку в шесть утра.

Хоть я давно вечерник и заочник –

Струною натянулся позвоночник 

И скрипнул: собирайся, нам пора.

А я не то чтоб птиц всегда любила,

Но вот под крышей песня голубина,

Но вот гуденье, что ли, низких нот –

Меня разобрало до самой сути.

И я очнулась на такой минуте,

Схватясь за сердце, ну и за блокнот.

Всё пробудилось. Стало – как сначала.

И голубь проворчал – да ты скучала.

А я в ответ – да что ты, никогда.

Ты всё забыл, судьбы моей заочник.

Я монтекрист, я птица-одиночник.

Тот, кто не помнит страсти и стыда.

А он журчит: я вижу, я же птица,

И как ты спишь, и с кем тебе не спится.

И как ты просыпаешься одна.

Я тут, не бойся. Щекоча крылами,

Прильнул. Совпали лёгкими телами –

И пар был розов, тот, что шёл со дна.

 

25.07.2017

 

* * *

 

Покуда себя собираешь,

Рисуешь наутро глазок –

Уже вроде не умираешь,

А в зеркало смотришь, играешь,

В последний, последний разок.

Пока карандашик отточишь,

Да стружку с него оберёшь...

И жить постепенно захочешь,

И чуточку губы намочишь

Помадой... Пречистая ложь

Доделает нежное дело,

Которое ночь завела.

Да что ж я такое надела....

Ну как же я недоглядела,

Не выдержала, не смогла.

А люди, слыхать, отдыхают.

А ночью – особый уют.

И женщины слабо вздыхают.

Мужчины в руках их стихают.

И песни ночные поют.

 

* * *

 

Померяла сегодня сахарок.

Не так и плох. Дала себе зарок

Ещё измерить – хоть к исходу лета.

Недаром не любила я сироп.

Лишь только воздух небольших европ

Меня подлечит, вроде спас-жилета...

Померяла давление.... Ну-ну.

Не в этом месте я пойду ко дну.

Не здесь я затону без кислорода.

А этот шум ужасный в голове –

Пускай он весь останется в Москве,

Когда свобода встретит нас у входа.

Померяла – чего бы там ещё...

Гастроскопия? Как-то горячо...

Колоно-, что ли? Тоже нагреватель.

Ведь ищешь – чтобы всё как у людей.

Давление и сахар. Семь смертей.

То, что ты любишь, братец-обыватель.

Вся в шрамах, изумляющих народ.

Приборы шкалят и наоборот –

Ничто не измеряется, ей-богу.

И с самолётом я договорюсь,

И с сахаром надёжно притворюсь.

Готовься, Стикс, встречать мою пирогу.

 

1.07.2017

 

* * *

 

Помни-помни-помни о холодном.

О камне. Металле. Оружии. Льде.

О беспомощном. Безответном. Бесплодном.

Без отчаянья думай о них. Не тони в стыде.

Помни-помни-помни о тёплом.

О ребенке. Крови. Объятье. Нас с тобой.

Не плачь в подушку. Не скреби по стёклам.

Не тараторь и не спорь с судьбой.

Помни-помни-помни, не спутай

Холодное с тёплым. Неживое с живым.

Мужчину – с пугалом. Женщину – с куклой.

Первое с последним. Случайное с роковым.

 

29.06.2017

 

* * *

 

Пошли, что ли, братцы, на Рубенса?!

Чего мы тут тупо сидим?

В кошмарных баталиях рубимся,

Не видимся все и не любимся,

Друг другу в лицо не глядим.

 

Пошли – и посмотрим телесное,

Чего не видали давно.

А вдруг что-нибудь интересное,

Земное, а также небесное,

Не всё ж – интернет да кино?

 

Пошли... наши глупости здешние,

Их тоже неплохо в музей...

Какие мы тут безутешные,

Бессмысленные и потешные –

То форум, то прям колизей.

 

Пошли, повторяю, товарищи,

В холодный цветаевский дом,

Где выставки всё же пока ещё...

А чудище, обло и лающе,

Нескоро там будет... потом.

 

 

* * *

 

Привет, дружок. Уже вошло в привычку

Стоять друг к другу грудью и лицом.

Того гляди – нам пустят электричку

По-над Садовым замкнутым кольцом.

Они дробят нам наши тротуары.

Они вскопали множество траншей.

Хоть не шахтеры и не кочегары,

Но мы не знаем, как их гнать взашей.

Они нам город превратили в гетто.

Они плевали – почта или сад...

А мы сидим себе – и смотрим это,

Как будто кто-то всё вернёт назад.

А не вернёт. Лишь интернет отпетым,

Последним людям, нам, принадлежит,

А рыцарь тьмы с лопатой и кастетом,

Он тут царит, он ястребом кружит.

И вот ещё – ведёт узкоколейку

По переулкам старенький мигрант.

Привёз цемент, надвинул тюбетейку 

И распыляет антиперспирант,

Чтоб не пахнуло грязным ароматом –

Тяжёлый мускус, человечий пот –

Чтобы не мясом и замшелым матом,

А сапогами новеньких господ.

Привет, дружок. Электропоезд бодрый

Пройдёт насквозь Садовое кольцо.

Они нас мучат, страшной козьей мордой

Нам заменили прежнее лицо.

Того гляди – запустят электричку

По-над Садовым замкнутым кольцом.

Привет-привет. Уже вошло в привычку 

Стоять прижавшись – грудью и лицом.

 

12.07.2017

 

* * *

 

Сегодня испугала мужика.

В Сбербанке дело было. Там, пока

Я карточку вытаскивала с сердцем,

Почуяла: прекрасный дикий дух,

Сырой и пряный – но пронёсся вдруг...

Цветка иль табака? Лаванды с перцем?

 

Ну я и наклонилась к мужику,

Как будто, чтоб сказать ему «ку-ку»

Или иное слово человечье...

И, отодвинув тёмные очки

(Уж так пугливы наши мужички),

Взяла его тихонько за предплечье.

 

И говорю ему: парфюм, табак?

Что это пахнет пряно, пьяно так?

Чем это пахнет так свежо и ярко?

О, как он отшатнулся, как скакнул!

О, как он истерически сглотнул.

Прекрасный обитатель зоопарка.

 

* * *

 

Сидите дома. Не ходите

Ни в будни и ни в выходной.

И только исподволь следите

За песенкой моей одной.

Она, пушистая, как птичка,

Стучится в каждое метро...

И загорается как спичка –

От ваших глаз её перо.

На крыльях есть отлив лазурный,

Невидимый в пыли дорог.

А голосок её сумбурный,

И каламбурный говорок.

Она летает, шьёт как пишет,

И вашу форточку найдёт.

Кто только раз её услышит –

Уже из дома не пойдёт.

 

12.07.2017

 

* * *

 

Скучаю по стране, где козий сыр...

Скучаю, как козлёнок, козий сын.

Скучаю – поделом мне, поделом! –

По четырём аптекам – за углом.

 

По маленькому саду

У ворот

Я не скучаю, нет, наоборот.

Но этот сыр, но этот свежий хлеб...

Среди Москвы – мой сон вполне нелеп.

 

Нелеп и неуклюж, и нехорош...

И ни за что тут сыру не найдёшь.

Скучаю, как последнейший Бен Ганн, –

По этим козьим сырным берегам.

 

* * *

 

Скучая по Америке,
С Парижем в голове,
Брожу, гуляю в скверике
В заляпанной Москве...

А рядом некто бронзовый,
Трепещет на весу.
И набалдашник розовый
Натянут на носу.

Я говорю соратнику –
Куда пойдём, дружок?
Тебе и мне, как ватнику,
Положен пирожок.

Мне и тебе, детинушка,
Какой-нибудь кусок.
Давай-ка, сиротинушка,
Затянем поясок.

Сегодня странно сужено
Всё-всё для нас вдвоём.
Останемся без ужина –
Вот тут то и споём.

Он сделал вид, что хмурится,
Простецкая душа.
У нас Париж на улице.
И в сердце США.

 

1 февраля 2016

 

* * *

 

Со страховыми – в страховой,

И с гробовыми – в гробовой.

Всегда найду с кем подружиться

С моей то лёгкой головой.

И с чадолюбами – в саду.

И с ледорубами – на льду.

И звездочёт на звёздах найден

В том неприкаянном году.

Кого б я братьями звала,

В каких объятьях ни плыла –

Не знала я как подступиться

К сухим ладоням из стекла.

Притом что в дружбе хороша –

Навроде крови и ножа,

Один другому предназначен,

На сердце руку положа.

Что б я сказала мяснику,

Свирепому выпускнику

Той кафедры, где обучают

Как сердце резать по куску....

Не трогай сердце, идиот.

Прицелься лезвием в живот.

Не понимаешь – и не надо.

Болит – но скоро заживёт.

 

* * *

 

Соскучилась по комнате моей.

По яблоку, ночному детективу...

По тих-пассиву и по стих-активу.

По зеркалу – от пяток до бровей.

 

Соскучилась. Поплакать, почитать.

Поскладывать стишки, повычитатъ.

По телефону, прямо под подушкой.

...Ещё вообразишь себя пастушкой

И станешь одуванчики сплетать.

 

Соскучилась. А что там впереди?

Давно разоблачённая морока...

Покуда не проложена дорога

Из центра мира – прямо в глубь груди.

 

 

* * *

 

Кириллу Серебренникову

 

Так вышло, что август месяц, грозный, с дождями –

Я провела один на один, не с грибами-груздями,

Не с подмосковным садом, детьми и псиной –

А с одиноким адом, с одним мужчиной.

Так получилось. Друзья-издатели, славные люди,

Говорят мне в июле: нам недостаёт прелюдий.

Предисловий, знаешь ли. Классика тут издаётся,

И нам нужно живое слово. Всё как поётся.

Напиши нам, подружка, что-нибудь. Взгляд туриста.

Или как-то иначе. Хроники Монте-Кристо.

Ну, берёшься? Ведь ты же француз? Ты же там в матерьяле?

И поехала я – писать эти трали-вали.

Что я сделала? Я взяла штук пятнадцать книжек.

Не такие простые дела. Не опёнок-рыжик.

Прошерстила и жизнь Дюма, и мирок их сельский.

Мне родными стали тюрьма и моряк марсельский.

Я боялась груза и не хотела убогих фактов.

Одного я хотела – музыки пару тактов.

Потому что волшебную книгу в руках я держала,

И она на меня смотрела. Мне принадлежала.

Я всё сделала, да. Написана та методичка.

Надо мною стояла звезда. Не нужда. Не привычка.

Я прошла эту школу, как в юности, всё для дела.

Я усвоила многое. А кое что проглядела.

И сегодня, Кирилл, обращаясь к тебе заочно –

Я скажу тебе тихо, твёрдо, каменно-точно:

Береги лишь силы. Береги дорогие кристаллы.

Не какую-то здравость мысли, не мышцы-суставы.

И когда может быть зимой постучатся в стену –

Это будет номер двадцать седьмой*. Скажет: марш на сцену.

Будь готов. Все получится. Всех их найдём по списку.

Всё используем против них, каждую кружку-ложку-миску.

Будь готов, полон сил.

Взлетит как над сценой – полог.

Будь готов и здоров, Кирилл. 

Говорю тебе – как специалист, как монтекристолог.

_________

*Имеется в виду номер камеры аббата Фариа

из романа Александра Дюма «Граф Монте-Кристо»;

судьба, которая приходит на помощь откуда не ждут.

 

7.09.2017

 

* * *

 

Такой был день в семье у нас в апреле.

Что помню я? Все лампочки горели.

Румянились в духовке пирожки.

Родители чудесно хлопотали.

Детишки как умели – лопотали.

Я не о том пишу свои стишки.

 

Я в этот день купила на Арбате

Одно кольцо, и так всё было кстати –

Его цена, и тонкость, и алмаз...

Как раз для мамы. Просто в самый раз.

Купила и счастливая бежала,

И у груди коробочку держала.

И дождик брызнул прямо мне в лицо.

Он тоже одобрял моё кольцо.

 

А мама… Мама – девочка с Арбата.

Да, точно, там она жила когда-то…

Пречистинку чертила угольком

И помнила Собачью ту площадку,

Как будто бы теряла там перчатку –

И всё искала глаза уголком.

 

Кольцо пришлось ей совершенно впору.

Судьба неслась – то в гору, то под гору.

Нет мамы. Нет и этого кольца,

Что было в мелкой лавочке добыто,

Потом арбатским дождиком омыто,

Чтоб с мамой оставаться до конца.

 

Так, двадцать лет спустя, пишу по строчке:

Вы знаете, что остаётся дочке?

Шкатулка. Ваза. Может быть, кольцо.

А выше – ненаглядное лицо.

 

* * *

 

Ты знаешь, как я не умею

Запомнить пять чисел подряд...

Как каменно тяжко немею,

Когда о любви говорят.

Как я засыпаю по-детски,

Тяжёлую книгу разъяв.

Ещё хохочу по-советски,

Загадочно, вся просияв.

О если б ты тоже смеялся,

Проснувшись средь белого дня.

И ты б никого не боялся,

И ты б не боялся меня.

Кого же нам стоит стесняться –

Ведь мы же у всех на виду...

Обняться и тихо смеяться,

Вот именно в этом году.

 

* * *

 

Ты знаешь, не все удаётся.

А все таки жизнь то дана-

И надо, как в песне поётся,

Прожить её ровно до дна.

Она и грязна и печальна.

Куда то девалась родня.

И тут, будто бы специально,

Такая приходит фигня....

Ты спросишь – какая, какая.

Родился – уже одинок.

Хоть малую часть извлекая

Для пользы – старайся, сынок.

Пытайся, хоть до половины,

Хоть весь надорвись по пути.

Обвитье тугой пуповины

Не каждый сумеет снести.

Не мы ли с тобою летали-

Где род человечий притих.

Детали, детали, детали-

И вот тебе с музыкой стих.

 

* * *

 

Ты знаешь, никакой надежды

На перемены в душевой.

Вода все та же что и прежде,

И то же тело, боже мой.

Как двадцать лет назад ничтожных.

Как тридцать, сорок жалких лет –

Теперь не знаю как возможных.

Пришлите счёт. Ищите след.

Но как единственное место

Где ласковый поток течёт,

И человечек смотрит честно

На каждый божий пустячок –

Как стало местом уникальным,

Телесным, остро музыкальным.

Не перемены в душевой,

А милости – пока живой.

 

* * *

 

Ты спрашивала что-то о хорьках? О нежных светло-палевых зверьках?

Они там были. Мы о них забыли в рассказе о серьёзных пустяках...

Там были не одни твои хорьки, а даже их детёныши, щенки:

и розовые носики сопели, и уши трепетали, как флажки.

А что хорёк средь голубей и кур? Скорей, упрёк природе – тих и хмур.

Едва ль его откормишь как индюшку. Споёт? Едва ли. Он не Радж Капур.

За что его любить? Хорёк хорьком. Он ни завмаг при этом, ни профком.

Пожалуй, уважать себя заставил. Он маленький, но хищник.

С огоньком.

 

* * *

 

У меня такие новости:

Птицы есть, и море есть.

При моей-то безголовости –

Это совесть, ум и честь.

А какие ещё хитрости,

Царедворцы и цари.

Это вынести и вытрясти,

Сколь о них не говори.

У меня скворцы и кролики,

Все на голубом глазу.

Хлеб да ветчина на столике,

И собака спит внизу.

Это я – но это архи я.

Тут монархия моя,

Патриархия, епархия

И картина бытия.

 

22.07.2017

 

 

* * *

 

У одних колечки светлые.

Все они, конечно, замужем.

У меня колечко с веточкой.

С чёрненьким гранёным камушком.

У одних глаза хрустальные,

Развесёлые, стеклянные.

У меня глаза усталые.

Или просто окаянные.

У одних проблемы с корпусом.

Или с тонусом и насморком.

А у меня проблемы с космосом.

С древней Спартой. А не с паспортом.

 

* * *

 

Цените, братики, цените

Крупицу всякого тепла.

Любовь уходит – как целитель 

Из зачумлённого села.

Вчера готовил лук и стрелы,

В алмазы превращал руду.

А люди холодно смотрели

На этакую ерунду.

Когда ж его санитария

Коснулась некоторых тел –

Прогнали, чуть ли не сварили,

Нет, а чего же он хотел...

Он не был тепловой источник.

Броселианды вечный ключ.

Он только и умел – листочек

Взять, подложить под лунный луч.

Когда прогоните, с котомкой

Уйдёт надолго из села...

А вы расскажете потомку

Об эре света и тепла.

 

6.07.2017

 

* * *

 

Человек, говори человеку «ваше величество».

Не говори «ты вошь, ты сволочь», это нельзя.

И так уже образовалось немыслимое количество

Тех, кто вырос, эту каинову печать на себе неся.

Человек, говори человеку « привет!», окрыляй его.

Посмотри с улыбкой на дикость его, и темень его, ни зги.

Ведь давно уж понятно, как все в нем легко воспаляемо.

Он уж вычислил и рассчитал, где его враги.

А они везде. Сами собою наказанные.

Поджидают в засаде. На каждом шагу молотьба.

Но два – три словечка, случайным прохожим сказанные –

Прозвучат, и оказывается – что это сама судьба.

 

* * *

 

Чудеснейшие люди всё же есть.
Такая у меня сегодня весть.
Отличнейшие, истинные люди.
И разум, и достоинство, и честь.

И это в нашем крохотном мирке,
Где, вроде, и заботы – о жирке.
Где все и каждый рвут друг другу глотки.
Где подлость с завистью накоротке.

И это не случайно, милый друг.
Хотя, как ни печально, узок круг,
Где не отводят глаз и рук не прячут,
Ну, может, и ещё три-пять наук...

И, все таки, хочу сказать ещё:
Их мало. Может, локоть да плечо.
Кругом темно, недружелюбно, скользко.
Но с ними – сильно, твёрдо, горячо.

 

11 февраля 2016

 

* * *

 

Я видела тебя, мой городок.

Мой перпендикуляр и парадокс.

Ты дикий, весь заросший темной шубой.

Где надо бы хоть что то говорить –

Умеешь только немо повторить...

Замученный, невыносимо грубый.

Я слышала тебя, мой дорогой.

Жестокий ты – как никакой другой.

Связал ты всех нас проволокой ржавой.

Ещё мы трепыхаемся, хрипя.

Покуда мы не отдаём себя.

Вот левую ладонь укрыли правой.

Стоим, как бы геройствуя, бледны.

Самим себе давно уж не видны.

Куда смотреть – картины слишком мутны.

Ну что тут будешь делать, милый мой.

Весной и летом. Осенью. Зимой.

Мы уж не мы. Смешны и неуютны.

 

* * *

 

Я, плакальщик старинных улиц,
Небес последний волонтёр,
Сейчас с собакою, сутулясь,
Прошла насквозь через свой двор.

Пред тем я натянула обувь,
Как бы идя на эшафот.
И вот идём с собакой, оба,
Как с санчо-пансой дон-кихот.

Идём-идём, толкаю псину.
Идём и тонем, и плывём.
Назло гуину и уфсину...
Да мы сюда их не зовём.

Назло СК.... Всем комитетам.
И депутатам заксобра...
Назло Охотному.... Да где там...
Не зная зла или добра.

И мы прорвёмся в подворотню,
Где полыньёй стоит поток.
Мы размокаем по-сиротски,
Повис бессильно поводок...

Не в том беда – что из оврага
Сорвались демоны воды –
А что живём внутри гулага.
Своим бессилием горды.

 

16 февраля 2016