Вера Суханова

Вера Суханова

Все стихи Веры Сухановой

* * *

 

Ветер треплет вихрастый лес,

Вертит лопасти ветряка,

И пока запал не исчез,

Нужно трогаться в облака.

Хватит вышивок по канве,

Дуй – попутного в паруса!

На салфетках в мятой траве

Телефоны и адреса.

Моет рыхлый песок волна,

Отошёл последний паром,

На душе такая война,

Что ни в сказке и ни пером.

Подхвати меня и умчи!

Там под куполом высоко

Голубь вьётся и не горчит

Материнское молоко.

 

Город русалок

 

Это не город, а водоём,

И у дождей в плену

Люди, как рыбы, плавают в нём

Или идут ко дну.

Кровью холодной из синих жил

Северных стылых рек

Город накрыло, и всех, кто жил

В нём. И строил Ковчег.

Серое небо над головой

Сеет унылый свет.

Твари по паре спасает Ной,

Ну, а непарных – нет.

Город русалок щерит зубцы

Старых дворцов, домов.

Всяк одинок – и в воду концы,

Сгинул – и был таков.

Люк Ковчега задраен давно.

Дождик снаружи сник.

Слышно только: скребётся о дно

Острый рыбий плавник.

 

 

Дождь

 

Разверзлись хляби, дождь накрыл

Промокшим одеялом площадь,

Весь город в реку превратил

И тучи в ней теперь полощет.

Мы замерли на самом дне,

Среди затопленных растений,

Нас видит Бог в глубоком сне:

Двух странников, двух привидений.

Пока дожди стоят стеной

И громыхает гром натужно,

Мы в коконе судьбы одной

Но скоро вырвемся наружу.

Ты полетишь к себе на юг,

Где обдаёт пустыня жаром

И вьются тучами вокруг

Пожаров мотыльки-Икары.

А мне – на Север, где терпеть –

Наука и «судьба такая»,

Где мне уже не отогреть

Как лёд бесчувственного Кая.

 

Зеркало

 

Что такое беспамятство –

Дар, наказанье, проклятье?

Избавленье от боли утрат

И от бремени бед?

Перед зеркалом этим

Надела прабабка моя подвенечное платье

И взглянул в сорок первом

В него напоследок с порога мой дед.

 

Долгим взглядом вглядеться в себя...

А придут – и накинут

Занавеску из чёрных и душных

Тяжёлых платков,

Из зеркальной души

Тебя молча и прочно изымут

И поселят в округе

Неслышных слепых мотыльков.

 


Поэтическая викторина

* * *

 

И пустая клетка позади

Осип Мандельштам

 

Катись, мой клубочек серебряных нитей,

Сквозь ушко игольное, землю, мытарства,

По жгучим пескам, облакам, по наитью

В неведомый край, в тридевятое царство.

Пусть там обнулятся все коды и тропы,

Все дихотомии с их мелким лукавством,

Поднимется ветер, натянутся стропы,

И я полечу налегке в беспространстве.

И яблочком райским водила по блюдцу

И, путь отмечая, бросала монетки,

Мне было бы просто на Землю вернуться,

Но я не вернусь в опустевшую клетку.

 

* * *

 

Небо вздрагивает гулко,

То мрачнея, то лучась,

Удалась моя прогулка:

Сверху – дождик, снизу – грязь.

Не грущу о дне вчерашнем,

Не стяжаю благодать.

Мне теперь уже не страшно

Время попусту терять.

Полыхнула осень шалью

И сожгла себе наряд,

У её шальной печали

Слёзы в двадцать пять карат.

Ну, а я не жду удачи,

Удержаться б наплаву,

Не жалею и не плачу

И – тем паче – не зову.

Только кажется, что дышит

Голубой небесный пласт.

Он не дышит и не слышит

И мне грошик не подаст.

Надо мной, вгоняя в ступор,

Словно вопли сироты,

Завывает ветер – рупор

Неизбывной пустоты.

Холода всё ближе, ближе,

К горлу подступает ком.

И меня однажды слижет

Осень стылым языком.

Смоет дождик мелкий, хлябкий

Все приметы и штрихи,

Воробьиной стайкой зябкой

Упорхнут мои стихи.

Будет голос мой бродяжный

В небе сумрачном летать

И, шурша, как змей бумажный,

Будет вечность коротать.

 

Пчела

 

Восходит к небесам Пчелиный путь,

За роем мыслей тянется забвенье

Сирен небесных сладкогласно пенье

И манит, чтоб на рифы рифм толкнуть.

Дыханье жизни или проводник

В загробный мир, где царственный Вергилий

Плетёт венки из белоснежных лилий,

И падают они в живой родник.

Над ним клубится животворный пар

В дремучих зарослях густой мелиссы

Неслышно зреют замыслы и смыслы

И пчёлы собирают их нектар.

Жужжит в прохладной чашечке цветка

Упорная добычливая жрица,

Пусть жизнь её одно мгновенье длится,

А вечность, словно память, коротка.

 

Старая башня

 

Река забвенья сносит сети,

Лишает воли и ума.

Там, где тепло, всё тонет в Лете,

Ну, а у нас стоит Зима.

Она засыплет створ у башни,

В которую когда-то мы

Искать ходили день вчерашний,

Пугаясь призраков и тьмы.

Под сводами металось эхо,

Там пятый век шёл смертный бой,

И сверху сыпались в прореху

Потоки крупки ледяной,

Колючие, как струйки крови,

Давно замёрзшей в облаках.

Скрипели доски ветхой кровли

И сковывал животный страх,

Гнетущий, застарелый, вязкий,

Застрявший здесь с тех самых пор,

Когда в кровавой свистопляске

Сёк ляхов боевой топор.

Пространство начало сужаться.

И чтоб не сгинуть, не пропасть,

Нам оставалось – целоваться,

Впервые в жизни пылко, всласть.

С испугу – не по зову плоти –

В тот вечер испытали мы

Мощнейшее оружье против

И страха смерти, и зимы.

 

Узелки

 

В кладовой на полках мешочков полки

С белым рисом, крупой, мукой.

Завязала мама на них узелки

И ушла от нас – на покой.

Ни вселенской скорби, ни чувства вины,

Ни желанья прильнуть к плечу…

Просто вынули душу. Пеку блины

И над ними криком молчу.

Распадается память на островки,

Никому не вымостить гать,

И тесёмочки, мамины узелки,

Не смогу уже развязать.

 

 

* * *

 

Февраль растушевал зимы узор графичный,

растёкшийся пейзаж,

в озябнувшей руке, безвольной, анемичной,

графитный карандаш.

Снег вымарал давно рисунок изначальный,

ещё до Покрова,

и то, что о любви нет повести печальней, –

избитые слова.

Ах, если бы всё то, что кажется банальным

по сути и на вид,

не саднило, не жгло и не было фатальным.

Но саднит и болит.

Февраль – погонщик туч. Нелётная погода,

увязший коготок.

Я знаю, у любви срок годности три года,

и он давно истёк.

Все письма удалю, все вирусные фото,

чтоб больше не болеть.

Февраль стирает всё, как ластик, как зевота,

как маленькая смерть.

 

* * *

 

Я не гоню непрошеных гостей.

Они, как судьи, судят, нужно ль время

Мне для моих подержанных страстей,

Тревог, высокомерий, треволнений.

И пусть сидят до первых петухов,

Я каждому из них придам значенье,

Я всех приму душой, хоть без грехов

Нет никого, и я не исключенье.

Пусть для кого-то гость – что в горле кость,

А я кочевница, мой дом – повозка.

Любой захожий – это плеть и гвоздь,

И цепь, и якорь, и печать на воске.

Я не гоню непрошеных гостей,

Гость промелькнёт, как миг, как век короткий,

Уйдёт, оставив горстку новостей.

Их можно до утра перебирать, как чётки…

 

* * *

 

Я позабыла о земле,

Как будто мы всю вечность плыли

Вдвоём на белом корабле,

И берега нам не грозили.

Но первых чаек над кормою

Ты кормишь радостно из рук.

Когда-нибудь и я усвою

Простую азбуку разлук...