Вера
Бурдина

* * *

Она затаилась в заимках кержацких,

Таёжной тропой не ушла за кордон,

Над бездной свершений смогла удержаться

И, видимо, выдюжит Армагеддон.

Когда типографский станок Гуттенберга

Единую веру живьём разрубил,

Держава распалась на правых и беглых

И «сотряслася» до самых глубин.

Церковный раскол и боярские шашни

Любой перестройки ничуть не мудрей.

Страшитесь, потомки, кротких, тишайших,

Не предсказуемых государей.

Пока не взыграли архангелов трубы,

Кержацкая вера на лёгкой ноге.

По следу пылали молельные срубы

И новые избы светились в тайге.

Окрепла она от гонений и терний,

Согрела молитвой сибирскую стынь.

Но так же бежит, как бежала, от скверны,

Страшась поругания отчих святынь.

Ну что ей до нынешних трендов и брендов,

Рублёвок, кущёвок, жнецов ясыка?

Исконная вера у тех, кто не предал

Ни родины бывшей, ни языка.

И чудится мне: там, в лугах озарённых

Легко, не сминая чабрец и кипрей,

Резвится есенинский жеребёнок,

На век обогнавший «железных коней».

* * *

И грянет ночью где-то гром,

Нам обещая непогоду,

Калёным пушечным ядром

Луна летит по небосводу.

Вот-вот –  и рухнет за леса,

Где безопасней разорваться,

Освобождённо небеса

Далёким взрывом озарятся.

Всклубится, багровея, дым

Тревожных туч – к дождю, похоже.

Увы! – на крыши и сады,

Как порох, сыпется пороша.

* * *

Ну что ещё ты можешь,

Помимо суеты,

Среди несметных множеств

Таких же, как и ты?

Без указаний «сверху»,

Как бы само собой

Сметает нас в подземку,

Метёт вдоль осевой.

Мечтать о лучшей доле?

О лаврах на челе?

Но дар свободы воли –

Помеха в толчее.

Как бедной единице,

Не поминая зла,

Немного отстраниться

От общего числа?

Не очень я речиста,

Другие посмелей,

Легко играют в числа

Высоких степеней.

Считать удары сердца

И понимать: все мы

Мечтаем отвертеться

От суммы и сумы.

Как разберёшься, Боже,

На виражах веков

Среди несметных множеств

Во множестве грехов.

……………………….

Куда себя отчислить,

Пока ты на Земле?..

...есть Родина, Отчизна

В единственном числе!

* * *

1.

Если с хитростью безумца

И с проворностью лакея,

Сняв для лёгкости пижаму,

Быстро-быстро обернуться,

То он явно не успеет

Стать невидимым, пожалуй.

Я скажу ему: «Мой ангел,

Если ты хранитель верный

И всегда желаешь блага,

Усмири жестоких, наглых

Санитаров. Боем смертным

Бьют меня они, однако».

Я шепну ему на ухо:

«Пусть меня пореже колют

И смирительной рубахи

Рукава не вяжут туго.

Охрани меня от боли,

Охрани меня от страха!»

Надо лишь настроить шею:

Позвонки размять до ночи,

Мышцы выйные расправить...

Чу! Повеяло нежнее

Сквознячком... Я в чувствах точен –

За спиной стоит он справа.

Не успел он даже ахнуть!

(Я готовился не даром,

Наполняя жилы силой!)

Но... Зачем... Зачем же ангел

Притворился санитаром

Со смирительной холстиной?

2.

– Ну, конечно, я хранитель

Душ, пока ещё незрячих,

Занедуживших и прочих,

И на мне защитный китель,

Чтоб напрасно не маячить

И тем паче не пророчить.

Моё дело, не калеча

Душ советом и надзором

И надеждой не тревожа,

Отгонять соблазна нечисть

В своём бдении бессонном,

В своём праве непреложном.

Мне, конечно, не по нраву

Запрещённые приёмы

Моих бедных подопечных.

Он готовился на славу,

Не учёл лишь, неуёмный,

Что нельзя добиться встречи:

В заведенье этом странном

Нас, хранителей небесных,

Стражей кротких и изрядных

Заменили санитары

(Чей приказ, нам неизвестно).

Вот каков теперь порядок...

* * *

Нагрянет полночь,

И вместе с ней

Орбиты обруч

Горит ясней.

Глаза открою

До детских слёз:

Земля юлою

Летит средь звёзд.

Мой час урочный

Не прозевать.

На то и ночи,

Чтоб прозревать:

Миры роятся...

Одно из двух –

Невероятность

Иль Божий дух.

В мерцанье множеств,

Свой взгляд дробя,

Так трудно, Боже,

Узнать тебя.

Поверить мимо

(О, блажь идей!)

В случайность мира

Ещё трудней.

* * *

Он был понятным и простым,

где всё известно.

Вдруг, словно развели мосты,

и нет проезда.

Ждала, наивная: прольёт

свет надо мною.

Но, словно мостовой пролёт,

мир встал стеною

и рельсы оборвал.

В зенит они как будто.

Трамвай за облаком звенит

вовне маршрута.

Над головою Эрмитаж,

как выступ скальный.

И пепел сыпется из чаш

колонн Ростральных.

Где Купидон вчера гулял

и звал в аллею,

аллеи перпендикуляр

не одолею.

Не ожидала кабалы

такой, как ныне:

горизонтальные стволы,

ничком богини,

проулок, улица, тропа

стремнин опасней.

На Невский, ставший на попа,

нет, не попасть мне.

Механик, от тоски, молчком

иль тайный кто-то,

чтоб я жила теперь ничком,

вознёс пролёты?

И я, подальше от греха,

не тронусь с места.

Быть может, развели века

и нет проезда?

* * *

Благодарна, что довёл до двери.

Благодарна, что солгал: «До встречи!»,

что вся тяжесть петербургской тверди

не одной упала мне на плечи.

Стонет эскалатор... сколько тлена

скрыл от нас бетон, гранит и мрамор!

В лабиринтах метрополитена

я легко со всеми стану равной.

Стану устремлённей и проворней

в направленье общего движенья.

Как и все, застыну на платформе

в ожиданье жертвоприношенья.

В одиночку, парами, семейно

мы стоим... и я... одна сегодня.

В лабиринтах метроподземелья

каждый ближе к недрам преисподней.

Мы друг к другу жмёмся всё теснее,

хоть друг другу, может быть, не рады.

Среди нас, конечно, нет Тесея

с путеводной нитью Ариадны.

А спасённых, значит, и подавно...

Все мы здесь в чужой и полной власти.

В лабиринтах воют минотавры

и с трудом захлопывают пасти.

Но светлы надежды обречённых.

У меня такого нет уменья...

Веет хладом из провалов чёрных,

веет жуткой тайной затуннелья.

Что же там? Погибель ли? Подмена

каждого на что-нибудь иное?

Минотавры метрополитена

нас несут во тьму, надсадно воя.

...То, что притворится мной, по-женски

волосы поправит и бесстрастно

выйдет из метро на «Чернышевской»,

постоит... и купит себе астры.

* * *

Она смежает камни век,

уставшая за день без меры...

Ей часто снится третий век

ещё до этой хладной эры.

Прикосновение резца

и вспышка боли или страсти,

ладони нежности и власти

её незримого творца.

И восхищение толпы –

(среди Венер ей нету равных)

цветы у розовой стопы

чуть холодят паросский мрамор.

Затем забвенье... тьма и тлен,

веков неслышное движенье...

Она не помнит долгий плен,

не помнит миг освобожденья.

Не знает, что не серебром

(под ропот курии и свиты) –

торг между Папой и Петром

свершился милостью Бригитты!

Она очнулась вдруг живой,

она очнулась как-то сразу,

когда по царскому указу

к ней был приставлен часовой.

Он, как она, был недвижим

и всё же нежно и несмело

кровь перекачивал из жил

в её теплеющее тело.

Весь сад цветением обвит,

густеет воздух от сирени.

Всё оживает от любви,

живёт от первой до последней!

Но где он, где он, милый страж,

где этот взгляд любви и веры?

Зал сто девятый. Эрмитаж,

приют Таврической Венеры.

Уже векам потерян счёт,

(хотя века – лета для камня).

Зачем по мрамору течёт

совсем не мраморная капля?

* * *

Слово звучит на выдохе,

Плачет на выдохе флейта,

Противореча выгоде

И постулатам Фрейда.

Жду у метро на выходе,

Кутаю шалью плечи.

Как мы любовь домыкали

К этой, последней встрече?

Дерево, птица, выхухоль,

Твари любого рода

Ищут свободы выхода

После насилия входа.

Жадный – глаза навыкате,

Что-то удушья вроде,

Как меня в рёбра тыкали

За кошелёк в переходе.

Манит фантазия дикая

Горе утешить немного.

Мир – только иней от выдоха

Где-то озябшего Бога.

Жду у метро. На выдохе

Слово застрянет злое.

Медлишь и ты на выходе

Скуки, тоски, запоя.

«Нет нам пути окольного, –  

Выдохну вдруг я ласково. –

Вера – ушко игольное,

Мера – божия, райская».

* * *

Вылетают из-под руки,

Только-только коснёшься клавиш,

Акустические мотыльки:

И сачком лови – не поймаешь.

А попробуй возьми аккорд

Из какой-нибудь простенькой песни –

Акустический хоровод

Воскружит и тут же исчезнет.

Где же всё-таки ноты живут,

По-простому сказать, в натуре? –

В струнах, в клапанах, партитуре,

В музыканте? И там, и тут?

Не хватает фантазии. Ах! –

Чем представится опус, симфония,

Вознесённая на ветрах

Композиторского своеволия.

……………………………….

Всходит солнце и небосвод

Расцветает сиреневым лотосом...

Не считать ли Вселенную опусом –

Кратко-вечным сплетением нот?

* * *

У Бога чертогов много.

Пословица

Населены дворцы Творца

Разнообразными творцами:

Кто входит с красного крыльца,

А кто – с торца – поймёте сами.

Вошли. На первом этаже

Лежат эфирные дорожки.

Встречают только по душе.

Не уповайте на одёжки.

Но провожают (не дай бог!)

Без всякой кары или мести,

Не потому – хорош ли, плох,

А лишь за то, что неуместен.

Вздыхать не стоит: не судьба!

И от обиды зубом цокать.

Тут, как у лампочки, резьба

Не та нарезана на цоколь.

Все поступившие равны,

Единое у них отцовство.

Но каждый, как и свет луны,

Лишь отраженье света солнца.

Кто больше принял теплоты,

Кто всю пустил на отраженье.

Вот все различия, и ты

Включи своё воображенье.

Оно здесь, лёгкое, в цене,

Дороже, чем прямое знанье.

И ходит слух, что Бог во сне

На нём построил мирозданье.

* * *

Хрустит в саду секатор,

А там, вдали, за тыном,

Осенние стигматы

Проступят по рябинам.

От ледяного ветра

Теряют горечь кисти –

Как от высокой веры

Вся желчь житейских истин.

Ботва исходит дымом,

А там, вдали, за долом,

Пылает по рябинам

Свет истины Христовой!

Остывшая до пепла,

Уставшая без меры,

Не отвернусь от ветра

Своей осенней веры.

Покинут рощу листья,

И заскрипят полозья.

Стигматы по отчизне –

Рябиновые гроздья.