Вениамин Ащеулов

Вениамин Ащеулов

Все стихи Вениамина Ащеулова

* * *

 

Л…

 

А я-то думал из желанья

Испить пленительный обман,

Метнулась ты пугливой ланью

В сверхфантастический роман.

 

Там были рыцари и замки,

И голубые паруса.

В том царстве в роли куртизанки

Жила ты целых полчаса.

 

Земное на волшебном фоне

Казалось блёклым и пустым.

Ещё лишь миг – и ты на троне

Под ореолом золотым.

 

И вдруг надрыв.

                      И сердце сжалось.

И складки боли средь бровей.

И в душу мне вползает жалость

От горькой выдумки твоей.

 

И понял я: твоя морока –

Сплошная ломка бытия.

Где безнадёжно одинока

Душа греховная твоя.

 

Берёза

 

Нетленной вечностью жива,

Пленя прохожих взоры,

Берёза вяжет кружева –

Ажурные узоры.

Луч солнца вплел в её наряд

Искрящиеся брошки,

Отливом солнечным горят

В её ушах серёжки.

И неба синь и свежесть рос

Она в себя впитала.

А сколько бурь, а сколько гроз

Берёза испытала!

А сколько раз в чужом краю

Далёком и немилом,

Улыбку высветлив свою,

Меня тоской томила!

Я на красу её гляжу,

Не зная – плакать, петь ли?

И в острой памяти вяжу

Воспоминаний петли.

 

 

Блуждающим в ночи...

 

Блуждающим в ночи ждать благ от бога

Нелепый предрассудок старины.

По как найти им верную дорогу,

Когда в ночи дороги не видны?

И всё же есть хорошая примета:

Коль на вопрос «Как быть?» ответа нет,

Иди, – и неуклонным будь при этом, –

Туда, где намечается рассвет.

 

* * *

 

В душе росло и хмурилось ненастье,

Похоже за тобой брела беда.

Но вышел в степь, распахнутую настежь,

И от беды – ни тени, ни следа.

 

Поля прозрачной дымкою синели,

Чуть колыхнулась рожь – за валом вал,

И колоски заманчиво звенели,

Как будто струны гуслей тихо пели

И звали за далёкий перевал.

 

* * *

 

В те дни, когда моя тайга

Мне гулким эхом отвечала,

Когда Амура берега

Служили мне родным причалом,

В те дни, когда от вещмешка

Горели плечи нестерпимо,

Когда лицо мне жгла мошка

Сильней, чем жгучая крапива,

В те дни, когда я дрог и мок

Среди глухой таёжной чащи,

Я одного понять не мог,

Что мне тайга дарует счастье.

И вот лишь вспомню той поры

Костры на плёсах в час ночлега,

Ну, прямо в гущу мошкары

Влетел бы со всего разбега.

И пусть походы далеки,

Я б, окрылённый этой встречей,

Друзей нелегкие мешки

Взвалил на собственные плечи!

 

Верный признак

 

Я в суеверия не верю,

Мне суеверья – трын-травой,

Но есть такое суеверье,

Что будто признак роковой.

 

Однажды что-то дорогое,

Что в тайниках души носил

И от чего не знал покоя,

Ты вдруг пред кем-то разгласил.

 

И как потом клубку не виться

И как не биться – всё равно

Тобой задуманному сбыться

Уже вовек не суждено.

 

Я не фанатик и не мистик,

Мне суеверья – трын-травой,

Я в книге жизни каждый листик

Наполнил истиной живой.

 

А в этот признак слепо верю,

Как верю в правду простаков,

И под замком держу все двери

Своих душевных тайников.

 

Весна

 

Всё начинается сначала,

Как будто бы исподтишка:

Глядь, уж водичка зажурчала

Из-под осевшего снежка.

 

И всё ясней, всё шире дали,

Бурлят ручьи и там, и тут.

Среди дымящихся проталин

Уже подснежники цветут.

 

Под небом дымчато-высоким,

Где пустоте невмоготу,

Деревья набирают соки,

Чтоб скрыть листвою наготу.

 

И вот уже трезвонят птицы,

Что были немы до поры,

Как будто в пору репетиций

Многоголосые хоры.

 

И в этом дивном перезвоне

Благодеяньям нет конца.

И даже зычный карк вороний, –

Как нота пробная певца.

про весну

 

* * *

 

Всю жизнь ищу я женский идеал,

Храня в мечтах и бережно и нежно

Тот идеал, чтоб вечно удивлял

И сердце жёг, и звал в простор безбрежный,

Чтоб с каждым новым днём я открывал

В том идеале тайные виденья,

Чтоб от него я глаз не отрывал

И шёл за ним неотделимой тенью.

 

Чтоб из его глубинных тайников

Я черпал чудотворные напитки,

Как смесь чистейших горных родников

С живительным вином сердечной пытки.

Чтоб в идеале дивном жил маня,

И образ той с неугасимой силой,

Что в дни войны бессильного меня

Из-под огня в затишье выносила.

 

И той, что отдавала кровь свою,

Меня от близкой гибели спасая,

Что пела, подражая соловью,

В санбате, где я бредил угасая.

Да, было время, я мечтал о ней –

О красоте и глубине бездонной,

Чтоб и душа, – что в мире нет родней,

И внешний облик, что твоя мадонна.

 

Но та пора давным-давно прошла,

Сегодня я на мир гляжу реально,

И разгребая прожитого шлак,

Теряю веру в образ идеальный.

И всё ж он есть, – хвала его творцам! –

Доступен, в каждой женщине живёт он,

Но лишь тогда, когда ты станешь сам

Хоть частью идеала для кого-то.

 

* * *

 

Вся жизнь – как русские качели:

То вверх полет, то вниз броски.

Сменяет буйное веселье,

Как неизбежность, боль тоски.

 

И всё ж тоской обуреваем,

Я верю в истину мечты:

Толчок — и снова уплываю

В пределы звёздной высоты.

 

 

Горят хлеба

 

Дрожат хлеба

                    от орудийных вспышек

И шепчут слово страшное:

                                      «Война!»

Горят хлеба.

                  Горят

                          и жарко дышат,

Не понимая,

                 в чём же их вина?

А мы идём туда,

                      где канонада

Вздымает клубы пыли и золы.

Голодные,

              с горящей нивой рядом,

Браним нерасторопные тылы.

А на душе –

                 как тяжеленный камень

От скорбного призыва:

                                «Помоги!»

Колосья обожжёнными руками,

Склонясь, хватают нас

                                за сапоги.

про войну

 

Дым Отечества

 

Скажите, что всего дороже

Вам на житейском берегу?

А я вот

до седин уж дожил,

Но если подойти построже,

На то, что мне всего дороже,

Увы, ответить не могу.

Любовь,

поэзия

иль звёзды,

Что углубляют водоём?

А может быть,

пьянящий воздух,

Который сообща и розно,

Настоянный на травах росных,

Мы, не задумываясь, пьём?

Когда насыщен он прохладой

В палящий полдень у воды, –

Настолько дорог он и сладок, –

Как будто хмель,

души отрада,

Как избавленье от беды!

И если даже воздух дымом

Пропах,

плывущий над жнивьём,

Его мы издавна родимым,

Как символ высшего интима,

Дымком отечества зовём.

Нет, если б вы меня спросили,

Что для меня всего милей?

Я б вам ответил –

                    воздух синий,

Плывущий из низин к вершинам

России-матушки моей!

А тем, кто воздух заражает

Гнильём удушливых пород,

Я б ради новых урожаев

Перекрывал бы кислород!

 

* * *

 

Если б жил я в той деревне,

В коей детство протекло,

Пел поныне бы, наверно,

Про домашнее тепло.

 

Про тоску сверчков запечных,

Про ночную злую мглу.

Про слепых котят беспечных,

Копошащихся в углу.

 

Про дорожку у порога,

Ту, что мама соткала.

Про туманную дорогу,

Что нас в город увела…

 

На судьбу я не в обиде,

И тропа моя тверда.

Свет и радость в лучшем виде

Мне дарили города.

 

Отчего же в час тревоги

Всё твержу я без конца

Ту частушку, что в дороге

Часто слышал от отца:

 

«Побывал бы я в деревне,

Поглядел бы на котят.

Уезжал – слепыми были,

А теперь поди глядят!»

 

Жаворонок

 

В полях над пахотой весенней,

Где труд людской – как благодать,

Он, высь прозванивая пеньем,

Поднялся так, что не видать.

И меж землёй и поднебесьем

Сучит, сучит живую нить,

Как добрый знак того, что песню

И труд нельзя разъединить.

 

* * *

 

Завидую птицам – в просторах земли

Поют и не знают печали.

Скажи, отчего же вдали журавли

Всю ночь так печально кричали?

Ну что им печалиться – взмыл высоко

Над грешной землёю – и странствуй!

Как видно, и птицам тянуть нелегко

В чужбину родные пространства!

 

И вот я опять под Москвою…

 

И вот я опять под Москвою,

Где жаром дышали бои,

Где насмерть стояли герои –

Друзья боевые мои.

 

Где воинский долг и присяга

В набат обращали слова:

«Ни шагу назад, ни полшага,

За нами – Москва!»

 

Под плитами дремлют солдаты,

Вдыхая степной аромат.

И, верно, им снятся раскаты

Боёв, что над ними гремят.

 

А может, им снятся победы

И в ярких огнях города.

И люди, что едут и едут

Со всех континентов сюда.

 

Хоть сердцу легко от причастья

К боям, что ушли далеко,

Но кровью добытое счастье

Живущим нести нелегко,

 

Где воинский долг и присяга

В набат обращали слова:

«Ни шагу назад, ни полшага,

За нами – Москва!»

 

Исходный рубеж

 

Был день как день – безоблачный, воскресный,

Не предвещавший ни грозы, ни тьмы.

И то, что враг огнём тяжеловесным

Ударил вдоль границы повсеместно,

В глухом тылу ещё не знали мы.

 

На травах звёздно росы полыхали,

Вовсю гремел оркестр наш полковой,

Наверно, потому и не слыхали,

Как нарастал вдали смертельный вой.

 

Когда трубач нам протрубил тревогу

И мы застыли в боевом строю,

Ещё не представляли, если строго, –

Мы эту участь ратную свою.

 

Хоть каждый день с подъёма до отбоя

В полях учились бою, пыль клубя,

Душою ощутив раскаты боя,

Мы как-то странно глянули в себя.

 

Что было там, «в себе», – не помню точно, –

И нас ли в той неточности винить! –

Одно нам было ясно – край наш отчий

Без нас никто не сможет заслонить.

 

И мы пошли по огненным дорогам,

По рубежам войны – из боя в бой,

И стала изначальная тревога

Тревожною солдатскою судьбой.

 

И вот сейчас, сверяя путь солдата

Со всем, что свято в сердце бережём,

Я знаю точно – роковая дата

Была моим исходным рубежом.

 

 

Купола

 

Я с детства безумно люблю купола

С поутренним заревом крыш!

А тем, что под крыши тропа не вела,

Сегодня кого укоришь?

И всё же, бродя возле храма окрест

И веря в его торжество,

Тайком возводил я мой праведный крест

К светлейшему лику его.

Особо у храма я чтил высоту,

Как взмах неземного крыла.

Бывало, увидишь её за версту,

Твердишь:

«Купола!

Купола!»

 

А если ещё из-под купола – звон

Малиновый – колоколов,

Душа с перезвонной волной в унисон

Творила молитву без слов.

Чтоб рядом с божественным храмом упасть! –

Настолько он духом высок!

Тут надо попасть или дьяволу в пасть

Иль пальцем прощупать висок!

Великие предки, я вами горжусь –

За то, что, в лачугах ютясь,

Вы дивными храмами красили Русь,

И души спасали, крестясь!

 

И горько, и больно за пагубный срам,

За то, что, потомки земли,

Мы эти святилища с именем «Храм»

До скотских хлевов низвели.

 

Прости, нас, о, Боже!

И слава Тебе –

За то уж, что клял, сторонясь.

За то, что в греховной, безбожной судьбе

Узрел непотерянных нас!

Мы всё наверстаем –

Ты только прости,

Хоть нам и нельзя доверять.

Мы так изолгались на грешном пути,

Что стали и Господу врать!

 

* * *

 

Легко бывает в жизни дважды, –

Когда в преддверии пути,

В твоей груди пылает жажда

Всё испытать, познать пройти.

 

И ты, мечтою окрылённый,

Готов рвануться в синеву,

Дабы до цели отдалённой

Путь сократить свой наяву.

 

И лёгкость есть ещё другая.

Вершина.

             Стая облаков.

А позади – тропа крутая

С обрывами твоих шагов.

 

Там и сомненья, и тревоги

Не раз кружили над тобой.

Пытался ветер сбить с дороги,

Тянули глыбы за собой.

 

Но что минувшие печали,

Коль за плечами – два крыла!

И, видя гордый взгляд орла,

Ты снова счастлив, как в начале!

 

Лес

 

То ли ради лести, то ли – мести

Лес всему житейскому сродни.

Вредный гриб всегда на видном месте,

Благородный прячется в тени.

Если в лес я углубляюсь робко,

Он пугает и страшит меня.

Если, не страшась, торю я тропку –

Дарит радость, в глубь свою маня.

Всё в лесу как будто хаотично,

Но вглядись и тут же удивись –

Ствол с ветвями, крона с пеньем птичьим –

Всё слилось и устремилось ввысь.

Меж деревьев – солнечные блики –

Струны арфы, спрятанной в кусты...

Стань ты хоть кудесником великим,

Не создашь подобной красоты.

И нашлись же средь людской породы

Умники  – «природу покорять».

«Мудрости учитесь у природы!» – 

Вот что надо людям повторять!

 

Лён

 

Я помню: подходил к нему босой,

Прохлада трав мне обжигала ноги.

В сторонке от просёлочной дороги

Стоял он, весь забрызганный росой.

Был цвет его настолько голубой,

Что он казался мне частицей неба.

А всё вокруг искрилось, будто небыль,

Хотя и было всё самим собой.

И вот лишь вспомню я цветенье льна

Душа опять, как прежде, влюблена –

В былое ли, в грядущее – бог весть.

Хотя бы раз мне в жизни льном зацвесть!

 

* * *

 

Мне муза славы не сулила,

Когда мандат вручала свой.

Она мне сердце опалила

Своею вспышкой грозовой.

 

Со мной жила одной судьбою

И у походного костра

Не раз склонялась надо мною,

Как милосердная сестра.

 

Она была скупой на плату

И лёгких крыльев не дала,

Зато нелёгкий путь солдата

В стих, как в обойму, вогнала.

 

Мольба

 

Ну что ж, ну что ж такое в мире деется?

Куда ни глянешь – всюду кровь и кровь!

И на кого, скажите, нам надеяться,

Чтоб обрести над миром мирный кров?

Ведь где-то ж есть она – святая истина,

Что человек рождён не для того,

Чтоб яро, безрассудностью воинственной

Точил кинжал на брата своего.

Иль мир сошёл с ума, иль Бог на выпасе

Людским стадам отвёл безбожья роль?

Иль из кувшина джина слепо выпустил,

Над коим тут же потерял контроль?

И я прошу, молю, взываю к совести.

Чтоб не винить богов, зверьми не выть,

Давайте, – мы же люди, – остановимся,

Покуда есть кого остановить!

 

Моя земля

 

Моя земля – степные тропки,

Широкий тракт и глушь тайги…

Не по тебе ль смешно и робко

Я делал первые шаги?

 

Ты в озарении рассвета

На мир открыла мне глаза.

Так почему же я за это

Тебе спасибо не сказал?

 

Ты добротой сердечной грела

Меня в судьбине кочевой.

Когда душа моя горела,

Поила влагой ключевой.

 

За мной следили, как за сыном,

Твои тревожные глаза.

Так почему же я спасибо

Тебе за это не сказал?

 

Когда я шёл за грозным валом

Артиллерийского огня,

Ты все удары принимала,

Чтоб отвести их от меня.

 

И я в победный час России

От счастья плакал и плясал,

А за спасение спасибо

Тебе, как прежде, не сказал.

 

 

На войне затишья не бывает…

 

На войне затишья не бывает.

Бой затих,

Но дело не в пальбе.

Если грохот боя убывает,

Не смолкает ненависть в тебе.

 

И какое к чёрту там затишье,

Если в сердце боли нет конца,

Если слышишь в тишине застывшей,

Как стучат товарищей сердца!

 

И огонь в душе не убывает,

Хоть и смолк противник пред тобой.

На войне затишья не бывает, –

В том затишье зреет новый бой.

 

На рассвете

 

Люблю Кавказ с его ночной прохладой,

Идущей от студёных ледников.

А ниже – пропасть, как исчадье ада,

Неосторожный шаг – и был таков!

Но в горы осторожные не ходят,

Как и по льду в преддверии шуги.

Здесь со времен древнейших в обиходе

Лишь прочные и твёрдые шаги.

И вот стою в восторге от величья

Вершин, ушедших в неба синеву,

И сожалею, что полетом птичьим

Не обладаю в миг сей наяву.

А то б взмахнул широкими крылами,

Едва касаясь облачных перил,

И вместе с поднебесными орлами

Над красотой божественной парил.

И озирал, как лермонтовский Демон,

Всё, что способно нежить и алеть,

Чтоб день грядущий представлять Эдемом,

И о былом, как Демон, не жалеть.

Но птицам – птичье, а мирским – мирское;

И я душевно рад уж потому,

Что вижу невидение такое,

Как наяву в предутреннем дыму.

 

* * *

 

Нам благ не дарит одиночество,

Но отчего, скажите мне,

Порой неудержимо хочется

Побыть с собой наедине?

 

Быть может, это от усталости?

Но я усталость прочь гоню.

Быть может, это признак старости,

Но в сердце юность я храню.

 

А может быть, непримиримое

Хочу я втайне примирить,

Иль тайну, что eщё незримая,

Кому-то зримо подарить?

 

Не знаю я, чего мне хочется –

Тиши иль жизненных атак?

Одно лишь знаю – одиночество

К нам не приходит просто так.

 

* * *

 

Нет ничего отраднее на свете,

Чем радость жизни, радость бытия.

Отрадно оттого, что солнце светит,

Как заревая молодость твоя.

 

Отрадно оттого, что за плечами

Большая жизнь из радужья и вьюг.

Отрадно оттого, что в час печали

 К тебе пришёл нежданно старый друг.

 

Отрадно оттого, что колосятся

Хлеба, как мира щедрые дары.

Отрадно оттого, что людям снятся

Времен грядущих звёздные миры.

 

Отрадно оттого, что над рекою

Туман клубится, добрый день суля

И в гордом состоянии покоя

О чём-то важном думает земля.

 

* * *

 

О люди, люди, я люблю вас очень!

Мне с вами дорог каждый час и миг.

Не потому ль кричу всей болью строчек:

Не повторяйте слабостей моих!

 

Я пел любовь, когда меня любили,

И, как безумец, был я горделив.

И что с того?

Ушли и позабыли –

Не повторяйте слабостей моих!

 

Я душу открывал,  – как настежь двери,

Не знал, что есть чужие средь своих,

И был не раз наказан за доверье –

Не повторяйте слабостей моих!

 

Я жил страстями вопреки рассудку,

Я заходил в тупик под властью их.

Друзья, не за себя, за вас мне жутко –

Не повторяйте слабостей моих!

 

* * *

 

О чём солдаты думают в окопах?

О неизбежной смерти? –

                                       Никогда!

О том, что с лиц однажды смоют копоть

И по домам – на долгие года.

 

Но в их сердцах живут порывы Данко,

И мать-земля настолько дорога,

Что не страшась бросаются на танки

С одной лишь думой –

                                     сокрушить врага!

 

* * *

 

Поглядите, бабоньки,

Расцветают яблоньки!

И струится белый дым

Прямо в сердце молодым!

 

Но, как прежде, нелюдима

И безрадостна вдова.

И от белого от дыма

Ходит кругом голова…

 

Не печальтесь, бабоньки,

Расцветают яблоньки!

 

 

Русская душа

 

Зело сложна ты, русская душа:

И тяжких бед, и горестных недолей

Полным-полно, и в торбе – ни гроша,

А ты по-прежнему щедра в своей юдоли.

 

Ты головы, как ива над прудом,

Не клонишь, – если чёрная година.

Солёным потом, дьявольским трудом

Прокладываешь путь свой, – и при том,

Хоть золотой – не ищешь середины.

 

Ты – глубина, ты – тайна, и запал

От скрытых чувств ты держишь на пределе.

И эта истина, – «Иль пан или пропал!» –

Когда твой недруг к горлу подступал,

Тебя не раз спасала в ратном деле!

 

Стихи о моём друге

 

Разгулялась в садах

Листопадная вьюга,

Затуманились плёсы

Холодной реки.

Сердце вновь потянулось

К хорошему другу,

От которого нет

ни единой строки.

 

Верно, в сотый уж раз

Письма друга читаю

И причины молчанья

Понять не могу.

Вот письмо из Москвы –

«На Алтай вылетаю…»

Вот письмо из Ташкента –

«Уходим в тайгу…»

 

И ещё… И обрыв…

Значит, что-то неладно –

Не о том ли тревожно

Гудят провода?

Может, где затерялся

Во тьме непроглядной?..

Люди, дайте мне знать,

Если с другом – беда!

 

Впрочем, этого делать

Пожалуй, не стоит.

Просто надо немного ещё

Подождать,

Потому, что я знаю –

Своею бедою

Никогда он не станет

Других утруждать.

 

Значит, где-то сидит в тупике,

Не иначе.

Иль не ладится поиск

В таёжном краю.

Такова уж натура –

Лишь после удачи

Оглашать всенародно

Победу свою.

 

Тайга

 

Тайга угрюма и строга.

В тайгу – что к чёрту на рога.

Там нет ни стёжек, ни дорог.

Там, что ни сук – то чёртов рог.

 

Что ни болото – чья-то пасть,

В которой дважды два пропасть.

И затеряться дважды два,

В тайге очутишься едва.

Там по ночам из темноты

Блеск чьих-то глаз увидишь ты.

Услышишь рык, услышишь плач...

И кто там – жертва?

Кто – палач?

В хребет клыки иль в бок рога?

Одно понятие – тайга!

Но ты в тайгу за шагом шаг

Иди, забыв, что есть большак.

И под шатром ночной тайги

Костёр до неба разожги.

И мрак таёжный освети,

Чтоб дальше виделись пути.

Тайга поймёт, что ты ей – свой,

Зажжёт звезду над головой.

Во тьме трухлявые пеньки –

И те засветят огоньки.

Она твой мир наполнит гулом

И станет сердцу дорога.

Тайга – не место для прогулок,

Она для подвигов – тайга!

 

Творчество

 

Какое счастье – быть наедине

С самим собой в объятьях кабинета,

Где можно слить всё, что в тебе и вне

В единую бесценную монету.

 

Но чтоб монета ценность обрела,

Ей нужен знак – к тому ж высокой пробы.

Попробуй слиток вымыть добела,

Что был зачатком каменной утробы!

 

Здесь надобны уменье и зарок

От неподвластной тайны мирозданья.

Дабы родить негаданно и в срок

Неповторимое созданье!

 

И если уж такое удалось, – 

То возгордись своим бесценным даром,

Забудь про всё – про рок, порок и злость

При мысли до вздыбления волос –

О том, что божий свет коптишь недаром!

 

* * *

 

Топор остёр,

И всё же топору

Вовек не уподобиться перу.

В расправах буйных

Остриё пера

Порой куда острее топора

Но то, что грубо

Сделано пером,

Я вырубал бы тотчас

Топором.

 

* * *

 

Ты ворвалась в пальто распахнутом,

Как ветра свежая струя.

Снегами талыми запахла

Глухая комнатка моя.

Вдохнула ты и свет и радость

В мой неуют, в мой шаткий быт.

Ты разметала все преграды

Былых сомнений и обид.

В глазах метнулись птицы синие,

Как будто даль их позвала.

И под окном берёзка в инее

Вдруг вешним цветом зацвела.

 

Фронтовая дорога

 

Избита вся и вся изрыта,

Ты и печалишь, и гневишь.

Ты вся, как после тяжких пыток,

В глубоких шрамах огневых.

 

Бредём в пыли за ротой – рота,

А ты гудишь, а ты ревёшь.

И, может быть, за поворотом

Ты чьи-то жизни оборвёшь.

 

Но разве может обессилеть

Живой, над павшими скорбя,

Когда вослед глядит Россия

И ждёт победы от тебя?!

 

 

Человек во чистом поле

 

Человек во чистом поле,

Человек во чистом поле,

Человек во чистом поле

Одиношенек-один.

Он в своих поступках волен,

Он в своих проступках волен,

Он собой вполне доволен, –

Потому, как господин, –

 

Господин своих дерзаний,

Господин своих терзаний,

Никаких не указаний,

Ни угроз со стороны.

Где он будет жить – в Казани

Или, может быть в Рязани,

Иль кому-то в наказанье –

В лучшем городе страны?

 

Но внимательно взгляните,

Но внимательно взгляните,

Но внимательно взгляните

На идущего его, –

И невидимые нити,

И невидимые нити,

Как от солнца свет в зените, –

Так и нити от него.

 

Эта тянется из дома,

Эта в новый день ведома,

Ну а эта, как истома,

Тянет в прошлые года.

Эта – в даль, а эта – в выси,

Эта – к дьяволу навысел,

И, выходит, он – зависим,

От вселенной – вот беда!

 

Ну а вдуматься – беда ли,

Ну а вдуматься – беда ли,

Где, скажите, вы видали,

Чтоб отсутствовала власть –

Власть разлук и власть свиданий,

Власть упрёков, назиданий, –

Оборвётся власть страданий –

Значит, жизнь оборвалась!

 

* * *

 

Человек живёт ожиданием –

Всяк по-разному, всяк по-разному,

В расставании ждёт свидания,

Ночью тёмною – солнца ясного.

 

Но одно роднит в этом случае

Дальновидного и заблудшего:

Оба в жизни ждут только лучшего,

И никто не ждёт в жизни худшего.

 

Я Россию люблю…

 

Я Россию люблю

От церквей заунывного звона

И до наших, ревущих,

Безумно стремительных дней.

Я друзьям говорю,

Что со мною живут:

«Повезло нам!»

И в чужой стороне,

Как по дому

Тоскую по ней.

 

Я Россию люблю!

«А она тебя?» –

Кто-нибудь спросит.

Я ответить на это,

Пожалуй, навряд ли смогу.

Просто с детства люблю

Уходить в звездопадную осень

И подолгу стоять одиноко

На сонном лугу.

 

Я был армейским журналистом

 

Я был армейским журналистом –

О, незабвенная пора –

Когда слова, как будто выстрел,

По-ратному в потоке быстром

Летели в жизнь из-под пера.

 

А чтоб слова не тратил зря ты,

А звал к победным рубежам.

Себя я жизненным зарядом

В той жизни, что кипела рядом,

Бесперебойно заряжал.

 

Я жил с  солдатами в палатках.

Деля их скромный неуют,

И, как они, на шутку падкий.

Вносил в блокнот на тех нападки

У коих  тяжелеют пятки

Когда в походах отстают.

 

Я с ними строил переправы,

Купался в поливах росы.

И, пользуясь газетным правом.

Достойно наделял их славой

В заметках первой полосы.

 

Они меня учили сметке

В водовороте ратных дней

С тем, чтобы я в моих заметках –

О переправе иль разведке –

Не щебетал, как птаха в клетке,

А был по-воински родней.

 

А как мила их откровенность,

Когда с наскоком петушков

На сборах лириков военных

Они искали дерзновенно

В стихах наличие стихов.

 

Для них всё воинское свято –

В стихах, в заметке иль  в строю.

Не зря с восхода до заката

Они высот штурмуют скаты,

Чтоб, как положено солдату,

Быть стойким в истинном бою.

 

И вот теперь, когда я штатский,

Когда в сомнениях мечусь,

Чтобы изжить из сердца шаткость,

Я, как и прежде, по-солдатски

У них решимости учусь.

 

* * *

 

Я просыпаюсь утром и гляжу

На сад, слегка снежком запорошённый,

Гляжу и от былого отрешённый,

Я в новом всё былое нахожу.

 

И эта белизна и чистота

Меня уводят в прожитые годы.

На время исчезают все невзгоды.

И даль, – как свежесть белого листа.

 

И вот ложится первая строка…

О чём она? –

                  О том, что снег искрится,

И жизнь, как полосатая тигрица,

Спружинилась для нового броска.

 

* * *

 

Я прошу – не пугайте седых журавлей,

Что в лугах, будто призраки, бродят.

Дайте им надышаться настоем полей,

Нагуляться в кругу-хороводе.

Перед тем, как подняться в туманную стынь,

Пусть купаются в дымчатых росах,

Чтоб мерещился им над безводьем пустынь

Росный блеск наших трав медоносных.

Пусть вдыхают и пьют на родимой земле

Костерков горьковатую роздымь,

Чтоб огнями степными в сырой полумгле

Им казались далёкие звёзды.

Я прошу – не пугайте седых журавлей,

Дайте сил им и духу набраться, –

Чем дороже родная земля и милей,

Тем трудней от неё оторваться.

 

Я родом из сибирской глубины

 

Я родом из сибирской глубины,

Что как погода, склонна к перемене,

Где на сто вёрст окрест пекли блины

И всей округой стряпали пельмени.

 

Где, горяча распластанных коней,

Под свист разбушевавшейся метели

На тусклый свет изменчивых огней

Гульмя мои сородичи летели.

 

Где длинно выли волки по ночам

И где маралы о любви трубили.

И где ходила дрожь по кедрачам,

Когда сибиряки орехи били.

 

Из ермаковских кряжистых рубак,

Не строил предок мой воздушных башен,

Он был дегтярь, охотник и рыбак,

Отменный гуртовщик и землепашец.

 

Всем существом безделье не любя

И презирая толстосумов сытых,

Бывало бросит: «Язвило тебя!»

И поразит любого паразита!

 

Чтоб ярый нрав не вспыхнул, как пожар,

За ним следили власти глазом строгим,

И на прицеле гнев его держа,

По всей Сибири строили остроги.

 

Он за двоих сражался на войне

И на судьбу свою не обижался,

Наверно, потому, что в глубине

Он силою от ссыльных заряжался.

 

И самым сильным был его заряд –

К свободе необузданная тяга.

И над тайгой пылавшая заря

Ему не раз казалась ратным стягом.

 

Здесь и поныне в сердце берегут

Набатный гуд, когда тайга гудела,

Когда в чащобах русский и якут

Сражались насмерть за святое дело.

 

И эту память гордую храня,

Как и тогда, года былые, рядом

Они в горниле дыма и огня

В бессмертье шли, ложась под

                                           Сталинградом.

 

Растёт Сибирь сегодня ввысь и вширь,

По-богатырски расправляя плечи.

И если я произношу «Сибирь»,

Я чувствую, что сам я богатырь

И что бессмертьем в жизни обеспечен!

о Родине

 

 

* * *

 

Я сегодня готов заплакать,

Но не выжмешь и капли слёз.

За окном – голубая слякоть

И рыданье намокших лоз.

 

Под унылую эту песню

Вспомнил вновь я свою весну.

Но её не вернуть, хоть тресни,

И хоть тресни, нельзя уснуть.

 

Не скрипят, как бывало, двери,

В доме – мёртвая – тишина.

Но мне хочется снова верить,

Что придёт в этот час Она.

 

Скинет плащ.

                   Тихо сядет рядом.

И во власти сплетённых рук

Я упьюсь ненасытным ядом

Сладких пыток, страстей и мук.

 

И в любовно-угарном плене

Я прочувствую вновь весну.

Расцелую её колени

И в коленях усну.