Валерий Сурненко

Валерий Сурненко

Все стихи Валерия Сурненко

* * *

 

«Живой журнал», живое пиво, –

На фоне этого тебе

Быть мёртвым как-то некрасиво,

Неловко как-то при ходьбе.

 

Нельзя быть мёртвым или мёртвой,

Поскольку что-то здесь не так.

Живее всех живых сквозняк,

Легко влетающий во двор твой.

 

* * *

 

Богемные тусовки не по мне,

Пора отдать их девочкам в забаву.

В шампанском фрукты, истина в вине…

Кто служит слову, не торопит славу.

 

Что б ни принёс мне мусорный прилив,

Каким бы ни отдал ветрам в угоду,

Но я спокоен, стоек и глумлив,

Как человек, что в картах несчастлив,

Но всё равно тасующий колоду.

 

 

* * *

 

Борис Рыжий – гениальный поэт-самоубийца.

Профессорский сын, заболевший блатной романтикой,

Кому сейчас поёшь ты песни и чьи видишь лица

И кто из корешей кричит тебе: «Вот наган, тикай!»

 

Я не знал тебя лично, но помню стихотворения...

Всё же не каждый мертвец дорастает до гения.

 

* * *

 

Буквой ноль завершается лето

И с ноля начинается осень,

Но сияет щедро, легко синь

Небесная, словно у Фета.

 

Ноябрём насладиться успеешь,

Поплывёшь в хороводе плачевном.

А пока что всё это зачем нам?

Эскимо вон тает в руке, ешь!

 


Поэтическая викторина

* * *

 

В Голливуде о жизни Бродского снимут фильм оскароносный

О том, как мальчик недоучившийся стал нобелевским лауреатом,

О всех его женщинах, о том, что был он все-таки сноб несносный,

Но поднялся наверх, препарируя стишки, словно патологоанатом,

О том, как победил он Систему, зато неплохо вписался в другую...

Какой он был на самом деле, никто не знает, и я говорить не рискую.

 

* * *

 

В стихах должна быть своя энергетика

И плюс виртуозное плетенье словес.

Стихи – не слабенький чай из пакетика,

А чашечка кофе с молоком или без.

 

* * *

 

В центре Луганска выступала группа «Чайф» как раз накануне

Всех событий, осенью тринадцатого года.

На площади перед театром было много народа,

Исполнялись любимые песни, и все подпевали. Ну не

 

Странно ли? Пройдёт чуть больше полугода, и полетят снаряды

По городу. Город как вымрет наполовину.

«Поплачь о нём, пока он живой», «Не спеши нам в спину

Стрелять». Похоже, что этим песням тогда подпевал не зря ты.

 

* * *

 

Весомое слово, отточенный слог,

А всё остальное неважно.

За слово и слог я хоть сотню дорог

Пройду и проеду отважно.

 

Уж если и быть чем-то занятым здесь,

В миру, то лишь словом и рифмой.

Мой крест – перекрёстки, и в этом я весь:

И это судьба, это миф мой.

 

* * *

 

Весёлые сквернословы,

Живущие в этом городе,

Всегда поддержать готовы

Озябших на зимнем холоде

Совсем уж синих сограждан.

А ты рифмуй анекдотики

Для всяческой периодики.

На то тебе карандаш дан,

Чтоб ты им писал  в блокнотике.

 

 

* * *

 

Возможности русской рифмы не ограничены.

Я работаю в этой заоблачной области.

Плевать на тех, кто кричит: «Наши сравни чины!»

Да, ради Бога, хоть с небоскрёб расти.

 

Возможности русской рифмы неисчерпаемы,

Это ведь тоже наше словесное сокровище.

Не толкайтесь локтями, всё ж не в трамвае мы

В том, где у всех пассажиров полно вещей.

 

* * *

 

Всё когда-то утрясётся само.

Я устал писать о войне, поверьте,

Потому что в этом тоннеле не видно света.

И душа моя – неотправленное письмо,

Неотправленное письмо в конверте

Из времен до потопа, вернее, до интернета.

 

* * *

 

Вторая половина мартобря.

Весна придёт и больше не покинет

Всех нас, чтоб не страдали зря:

Мол, может, вовсе в мире и весны нет.

 

Но как же нет, когда она придёт –

Так женщина приходит на свиданье –

И улыбнётся, и растопит лёд,

И скажет: «Извини за опозданье!»

 

* * *

 

Двадцать лет назад юбилей Москвы

Я отмечал в Москве, в общаге Литинститута.

Потом катались по городу, для ясности головы,

И не было более причудливого мартшрута

 

Потом сидели в кафе, уже не помню в каких,

Были у Кремля и у Курского вокзала,

У памятника Пушкину звучал мой стих,

Впрочем, в тот вечер там много чего звучало.

 

* * *

 

Для пиара нужны пиастры

И наглость Коровьева,

А мы бедны, но кто ж подаст ры-

Балову улов его.

 

Балов – фамилия такая

Какого-то лирика…

Стонем, от жары умирая,

А где-то вдали река.

 

* * *

 

Дождь в декабре, как плачущий мужик,

Нелеп немного,

Но он в пути, он ко всему привык,

Была б дорога.

 

С дождём так просто перейти на «ты»,

Назло всем стужам,

Вместо людей – бродячие зонты

Бредут по лужам.

 

* * *

 

Думал в литературу войти, словно в маршрутку,

А оказалось, что это была раритетная «Волга»,

Думал в литературу войти, шутя, на минутку,

А оказалось, что затянуло всерьёз и надолго.

 

 

* * *

 

Если успех не к спеху,

Можешь с делами медлить,

Спирт в стакан много лет лить

Хохмачам на потеху.

 

Жизнь когда-то рассудит,

Всех по лавкам рассадит,

Кто-то нас не забудет,

Скажет: «Чудной был прадед!»

 

* * *

 

Есть ли у компьютера душа?

Я не знаю, ведь и в человеке

С этим всё не просто, чуть дыша,

Ищут утешение в аптеке.

 

Впрочем, я открою вам секрет:

У Харона кончилась работа,

Души улетают на тот свет

Через виртуальные ворота.

 

* * *

 

Жизнь ворует время у творчества,

Но это не так уж и важно, ибо

Все ещё помнишь имена-отчества

Наших классиков, и на том спасибо.

 

Мы давно не герои Тургенева,

Представить их с гаджетами трудно.

Проснёшься утром, видишь в окне – Нева,

На летней набережной многолюдно.

 

* * *

 

Жизнь наша – матерная молитва,

Столь же нелепа и неуместна.

Не нагнетай, ещё не болит во

Всех местах, что дальше неизвестно.

 

По вечерам на площадке с дочкой

Играй, читай, любуйся закатом,

Предложенье кончается точкой,

Но мы поставим ещё две рядом...

 

26.10.2013

 

* * *

 

Завтра уже весна,

Её очертания чётки,

Пора бы всплывать со дна

В жёлтой своей подлодке.

 

Брось торопить финал,

Всё зачислять в убыток.

«Я перезимовал», –

Просто себе скажи так.

 

* * *

 

Игра не проиграна. Гранёный стакан

Наполовину полон,

Не опрокинут под стол он

И навечно не спрятан под старый диван.

 

Но цель не достигнута. А была ли цель?

Или просто ветер двери срывал с петель.

И она скрипела –

По-своему пела.

 

* * *

 

Императорский месяц август

С привкусом кваса и сока.

Запах высохших трав густ,

Любое дело – морока.

 

Жить лучше там, где большая

Река, не боясь, не ёжась,

Прошлое не вспоминая,

О будущем не тревожась.

 

 

* * *

 

История – не мелочится,

Сквозь бинт по капле не сочится,

Она течёт так уж течёт,

И если что-то ей мешает,

Она преграды разрушает

И всё равно своё берёт.

 

А жизнь играет мелочами,

Как будто бы дитя ключами,

Плодится смерти вопреки.

С историей антагонисты

Они, но только присмотрись ты:

По-своему они близки.

 

* * *

 

Летит Винни-Пух тополиный,

Ему теперь шарик не нужен,

Без трудностей в домик пчелиный

Он может пробраться на ужин.

 

Да здравствует раннее лето,

Своею зелёной рукою

Обнявшее май! Бродим где-то...

Могли бы сидеть над рекою.

 

* * *

 

Летняя лень расплавленных площадей. Воду

Пьёшь много, не то чтобы тянет на природу,

Просто хочется укрыться где-то в тенёчке,

Чтобы уж эти строчки довести до точки.

 

Так чего же торчать на пространстве открытом?

Лишь городские голуби и воробьи там

Подбирают с асфальта какие-то крохи,

Что остались от более сытой эпохи.

 

* * *

 

Лето, летящее на крыльях ласточек, бабочек, стрекоз,

Пролетает, в основном, мимо нас. На выходные

Ты куда-нибудь выбираешься, но ведь это не всерьёз.

Смотришь на речку и камыши, как будто впервые.

 

Фиксируй в стихах всё, что ты видишь, пока не ушло во тьму,

И сам пока не ушёл... Вон у края дороги

Мужик в пестрой майке чинит велосипед, и плевать ему,

Что он случайно стал персонажем почти эклоги.

 

* * *

 

Литературный институт

И полная стеклопосуда...

Когда-то снова к нам придут

Ночные призраки оттуда.

 

Под самый потолок взлетал

Исписанный листок бумаги,

И кот по кличке Джойс гулял

По коридорам литобщаги.

 

* * *

 

Маленькие стихитрости

Позволяют поэтам,

Как Хлебников, алфавит трясти,

Словно яблоню летом.

 

Маленькие стихитрости

Дарит Господь поэтам,

Повторяя при этом:

«Небосвод весь открыт, расти».

 

* * *

 

Моим стихам, написанным так поздно

(Но я не сомневался, я поэт),

А жизнь течёт, не чувствуя всерьёз дна,

А может быть, и дна-то вовсе нет.,.

 

Моим стихам, им Дед Мороз и Санта

Не будут рады в детский Новый год,

Моим стихам, как лучшим коньякам, да,

Я знаю, что наступит свой черёд!

 

 

* * *

 

Мой Третий Рим, он всегда со мной,

Двадцать лет, даже двадцать с лишним.

Тверской бульвар. Ты рядом стоишь с ним,

Это прошлое стоит за спиной.

 

Достаточно ветра в голове

Было у майского шалопута,

Точней, студента Литинститута,

Бодро шагавшего по Москве.

 

* * *

 

Мой дед из Ростовской в Луганскую область бежал от коллективизации.

Он был не кулак, скорей, середняк,

А я из Луганска в Ростов – от войны, такие вот комбинации.

Всё не случайно в жизни, не просто так.

 

И хотя ни жилья, ни родственников не осталось в Ростовской области,

Мне всё-таки ближе русский язык

И литература. Я к ней принадлежу (ты самомнение моё прости),

А к непризнанию, что ж, я привык.

 

* * *

 

Мой поэтический почерк

Узнаваем, как правило,

Хватаешься за перо – чирк,

Но судьба не туда вела.

 

Туда. А расклады такие:

Вьётся путь мой извилистый,

Словно дороги России,

Лишь впустую не рви листы.

 

* * *

 

Моя забота сейчас – это заработок,

А литкарьера и литтусовки почти забыты,

Почти не включен в пёстрый пиара поток

Один из лучших современных поэтов. Да иди ты!

 

Не может быть! Вещь сомнительная –

Литературная слава, хоть вечно себя пиарьте.

Будет всегда лишь детский рисунок на асфальте –

Чья-то рожица уморительная.

 

* * *

 

На истфаке Луганского пединститута когда-то

Мы давали клятву Геродота, всё же не Гиппократа,

Клялись историю любить и т. д. Но едва ли

Какая с нами будет история знали,

Что она ещё войдёт в наши дома и судьбы,

Была бы поступь её потише, ну хоть чуть-чуть бы.

 

* * *

 

Насыщенный зелёный цвет

Начала лета.

Он к сентябрю сойдёт на нет,

Другого цвета

 

Всё будет. А пока густой,

Душистый, мятный

Зелёный цвет такой простой,

Невероятный.

 

* * *

 

Не время поэм. Правила стиховычитания

Осваивай, по русскому языку конькобежцем скользя,

Оставляя свой след, но в этом деле заранее

Ничего неизвестно, только сдаваться, друг, всё же нельзя.

Не затерялось бы где-нибудь стихотворение –

Непрочитанное входящее сообщение.

 

 

* * *

 

Не замыкайся в себе, как в убежище узком,

Где прятались мы в Луганске при звуках тревоги,

И если Господь сподобил тебя – пиши на русском,

И будут всегда с тобой России ласковые дороги.

 

* * *

 

Не зарекайся от зимы

И тьмы, ведь обязательно

Они придут сюда, а мы,

Мы трудимся старательно.

 

А жизнь, которая одна

Просвистана, проспорена,

Как будто книжная княжна

В объятиях Печорина.

 

* * *

 

Не шарь напрасно по карманам,

Ты шёл по жизни налегке,

Как мальчуган по одуванам

По майской травке вниз к реке.

 

Теперь не жалуйся напрасно:

Мол, достижений не ахти...

Набей на компе: «Жизнь прекрасна!»

И сам себе сто раз прочти.

 

* * *

 

Неохота возиться нам тут с едой

И мы водку закусываем водой,

Уж такой у нас варварский здесь обычай.

Что поделать, такие вот скифы мы,

Как сказал нам тут некто, выйдя из тьмы,

У которого тоже вряд ли внутри чай.

 

Но питейные радости ни к чему,

Как сказал тот же некто, войдя во тьму,

Подарив нам пару стихов на прощанье,

Ну, а больше нам в помощь нет никого.

«Возлюбите ближнего своего», –

Посоветовал – крокодил пиранье.

 

А по небу идёт себе человек

Над рядами ночных фонарей, аптек,

А навстречу ему, вон смотри, нагая

Девушка, он её зовет за собой.

И всё движется в тишине гробовой,

Разноцветные мячики вверх бросая.

 

* * *

 

Ничтожнее всех ничтожных,

Когда он стихи не пишет, –

Так Пушкин сказал о поэте.

И всё ж в передрягах дорожных,

В потоке предчувствий тревожных

Весь путь его гладью не вышит,

Судьба, что в затылок нам дышит,

Не лайкает нас в интернете.

 

Новый Фауст

 

Погода заслуживала матерного эпитета,

А больше ничего не заслуживала.

Сидели бы лучше дома, и зачем вам, простите, та

Встреча, что толку дергать за уши вола?

 

Вам предложили сделку, сказали: «Не прогадаете».

Звонок: «Продаёте души?» – спрашивают.

У вас бизнес – душевые кабинки, пусть в трамвае те

Отказываются, чай подкрашивают.

 

Мчится мерс по дороге, что ж, вы прилично заехали.

Слепая вьюга ваша свидетельница.

Впереди лишь тьма, тупик, обрыв, другая помеха ли…

Уж под завязку забита пепельница.

 

* * *

 

Нормальный ноябрь. За листопадом следует снегопад.

Зиме, чтоб явиться, порою не надо разбега.

И тянет корявые руки к небу безлиственный сад

И получает манну небесную в виде обильного снега.

 

 

* * *

 

Ночь августа самодостаточна,

Легка, объёмна и густа.

Звёзд траектория всегда точна,

Без них Вселенная пуста.

 

Пройдя дорогами сумбурными,

Мы строим путь по звёздам тем,

Юпитерами и сатурнами

Не освещённые совсем.

 

* * *

 

Одна проститутка мне говорила: «Душа бессмертна.

И, значит, какая разница, кому я тело своё отдаю...»

Душу оторви от себя и, спрятав её в конверт, на

Почту отнеси и, возможно, она через месяц будет в раю.

 

А если не будет, значит, почта работает плохо,

Или, может быть, мы недостаточно угнетали тело своё

И недостаточно дарили радость другим. Эпоха

Плохих новостей прошла.

По городу ходит Бог, одетый в тряпьё.

 

* * *

 

От серой сырости в октябрьском окне

Очей очарованье не спасает,

И лучше быть внутри, а не вовне,

Хотя ещё не очень холодает,

 

Хотя ещё есть время до зимы,

Но ты услышал пение печали.

У сентября тепла не взять взаймы,

И листья, как плоды, созрели и упали.

 

* * *

 

Отличающий вязку от вязания

Должен чуть-чуть разбираться всё-таки

Во взрослых шахматах существования.

Лёд Волги почти такой же как лёд Оки,

В то же время совсем другой, нюансами

Жизнь полна, полна понтами и шансами,

Как некий банк не твоими финансами.

 

* * *

 

Очень сочная ягода сочиника

Не то чтобы чуть привяла,

Просто устаёшь от вокала

В диапазоне от шёпота до крика.

 

Он прозвучал с быстротой экспромта,

К тому же настолько слышен,

Будто хор лепестков с вишен,

Майских лепечущих вишен в саду каком-то.

 

Палиндромы

 

Я – окоп покоя,

Закопан напоказ,

Уверен – не реву.

Иногда ад гони.

 

* * *

 

Пистолет одиночества

Не придуман Лепажем.

Ты в «Сто лет одиночества»

Вряд ли б был персонажем.

 

Все очки в тире выбиты

Не тобой. Ради бога!

Ну а, может, и был бы ты,

Персонажей ведь много.

 

 

* * *

 

Плыви в тоске необъяснимой

И пой «Рождественский романс».

Пока что не забили глиной

Нам рты. Не упускай свой шанс!

 

Благодари седое небо,

Пиши свой пародийный стих,

А свет и слава, вдоволь хлеба

Конечно, будут. Как без них?

 

* * *

 

Под ногами гибнут абрикосы,

Это всё июль, и юг России.

На любые сложные вопросы

Отвечать не хочется. В такие

 

Дни, пока не отпускные, впрочем,

Абрикосы гибнут не на блюде.

Знаешь, это лучше всё равно, чем

Если гибнут люди.

 

* * *

 

Порнуху и шедевр, деревья и дрова,

Стремительный поток и лёгкий мячик Танин

Гугл сохраняет всё, особенно слова,

«Слова, слова, слова», – сказал один датчанин.

Барахтаемся здесь, как в одеяле ватном,

Но что же делать, друг, писать иль не писать нам?

 

* * *

 

После чтенья прессы антидепрессанты

Будут в самый раз.

Ну кого волнует, что там льёшь в стакан ты

Пиво или квас?

 

Браки, драки, враки, что кому сказала

Дива из кино...

Пёструю большую бабочку журнала

Выпусти в окно.

 

* * *

 

Поступь истории тяжела,

А ещё история легка на помине,

И тогда зла, как битого стекла,

И тогда страданий, словно песка в пустыне.

 

Тогда выясняется кто кого,

Кто на коне, а кто под его копытом...

Человек. Что знали мы про него?

Сколько силы в сердце его? Сколько любви там?

 

* * *

 

Потёрт, но не потерян

Иду путём своим,

Пока в себе уверен,

А дальше – поглядим.

 

Тащу с собою сумку

Стихов, а из-за туч

Мне золотую рюмку

Протягивает луч.

 

* * *

 

Поэт в России больше Че

Без автомата на плече,

Но шумный, звонкий.

Он одинок (и в этом суть),

Как та единственная грудь

У амазонки.

 

Он что-то хочет вам сказать,

Но слышится лишь: «Мать, мать, мать!»

Как будто эхо

В ответ поручику орёт.

Такой вот, знаешь, анекдот.

Жаль, не до смеха.

 

 

* * *

 

Приходит сон и говорит: «Я – сон»,

И я вижу Ясона, «Арго», золотое руно,

Корабль и море со всех сторон,

И я на корме пью древнегреческое вино...

Просыпаюсь: комп на столе, дождь барабанит с утра.

Да, пора тебе в отпуск, брат, в отпуск тебе пора!

 

* * *

 

Пришла весна, целующая в сердце,

Немного исцеляющая нас,

Открылись вдруг все двери и все дверцы,

Посыпался наш золотой запас,

 

Которого мы, кажется, не ждали,

Но всё равно уже исписан лист.

Мы без усилий давим на педали,

По небу мчит Бог-велосипедист.

 

* * *

 

Публикую вещи свои, продолжаю вещать.

День ушёл в никуда, кто восполнит потерю?

Так же легко, как дышать, надо уметь прощать,

Это единственный путь, только в него я и верю.

 

* * *

 

Раз нечего сказать ни греку, ни варягу,

То лучше помолчать, не разводить бодягу,

А коль зудит внутри, и говорить охота,

Тогда уж говори, чтоб у других зевота

Не появилась вдруг, такие вот расклады.

Тебе поверят, друг, когда сгоришь дотла ты.

Всё чертит знак «зеро» на полотне тумана

Бессонное перо в ладони уркагана.

 

* * *

 

Раз пересохло в горле, –

Плесни в стакан!

Тебя слегка затёрли

На задний план.

 

Нахальные пииты,

Быстры, как ртуть,

Кричат тебе: «Иди ты

Куда-нибудь!»

 

А ты своей дорогой

(Забыт? Ну, что ж!)

В распахнутой широкой

Куртяге прёшь.

 

* * *

 

Родившийся в хлеву

И умерший на кресте,

Там, в своей высоте,

Знает, зачем я живу,

 

Знает, зачем ты живёшь,

Знаешь о нас о всех,

Наш пресловутый успех

Без Него просто ложь.

 

* * *

 

С кочки на кочку: жизнь кочевая

Здравствуй – прощай!

Складывать научился слова я

Так, невзначай.

Этим и занимаюсь, но редко,

Может, едва.

Над головой вишнёвая ветка

Шепчет: «Жива».

 

 

* * *

 

Скитаясь по китаям

Своей души,

Мы что-то постигаем,

О том пиши.

 

Пусть фараоны Фрейда

Кричат: «Постой!»

Но этот мир не чей-то,

А только твой.

 

* * *

 

Скоро человек дождя станет человеком снега.

Теперь не те летом сани, не та зимой телега,

«Восстание пластмасс» как сказал философ Ортега-

 

И-Гассет, мы все лепим куличики из культуры,

Хотя давно пора их сдать в отдел макулатуры,

Потому что важней всего светские шуры-муры.

 

* * *

 

Снег для дворников и детворы –

Кому-то мученье, кому – развлеченье,

Нечто, лежащее до поры

И хорошая тема для стихотворенья.

 

Тема банальна, впрочем, стишок,

Надеюсь, окажется интересным.

Запущенный кем-то вверх снежок

Становится в космосе телом небесным.

 

* * *

 

Солнце танцует на стёклах машин,

Пролетающих мимо,

Я ещё молод, свободен, один

В центре Третьего Рима.

 

Иду с Тверского до Моховой

И стишок сочиняю,

Зайду по пути к знакомой одной,

Выпью чашечку чаю.

 

Может, ещё заскочу на часок

В Ленинку, если, если...

А по Арбату идёт чувачок,

Вылитый Элвис Пресли.

 

* * *

 

Сорок лет проскочило,

Будто не было их.

Я, увы, не ловчила,

Не пашу за троих.

 

Остаюсь рифмоплётом

Не таким уж плохим,

Только, жаль, хорошо там,

Где нас нет, нелюдим.

 

* * *

 

Стихи должны быть краткими,

Как будто летом ночь.

Нам с нашими тетрадками

Совсем нельзя помочь.

 

Не говори загадками,

Плохое не пророчь...

Стихи должны быть краткими,

Как будто летом ночь.

 

* * *

 

Стихиханьки-стихахоньки,

Стихиатрия, в общем.

Ещё нам не пора коньки

Откинуть, мы не ропщем.

 

Как жить нам? Как получится,

Струею из брандспойта.

Душа моя – попутчица

До станции такой-то.

 

 

* * *

 

Существуем, но это уже несущественно.

Конечно, существенно. Долговязые подростки

Пинают мяч, и выпил за один присест вино

Бродяга, к столбу прислонившийся на перекрёстке.

 

Давай достанем стаканы из подстаканников,

Мы выпили много чая, начитались книжек...

Поставьте нам памятник из медовых пряников,

А после пустите к нему маленьких ребятишек.

 

* * *

 

Существую не для литературной среды,

Существую для литературного воскресения.

Уж очень быстро стихает стихотворение,

Но тем не менее оставляет следы.

Больше б воды в июле, меньше б в стихах воды,

Меньше бы прозы жизни, больше бы вдохновения.

 

* * *

 

Твой скелет найдут лет через сто в кустах

И тебя назовут чемпионом мира по пряткам,

Скажут потом, что жил такой вертопрах,

Свои стишки доверял компьютеру и тетрадкам,

Плакал над собственной судьбой, будто бы Ярославна,

Но перечитывать его тексты порой забавно.

 

* * *

 

Ты, будто боец, настроенный на победу

В игре по особым правилам,

Но правила вдруг изменились, читай Ригведу,

Оповещай о подставе лам,

 

Православных священников, ещё кого-то,

Чьё имя будет утрачено,

И веди подсчёт облаков – эта работа

Когда-то будет оплачена.

 

* * *

 

У меня свой стиль и своя судьба,

Непростая по-своему.

Что ещё? Ещё по свету ходьба,

Только, жаль, всё равно ему.

 

Ходит по свету какая-то тень

Беспечная, осторожная...

Похолодало. Ты куртку надень.

Рядом сумка дорожная.

 

* * *

 

Укройся шубой Шуберта

От остального мира,

Нас охраняет супер та,

Гармония эфира.

 

А где-то люди бегают,

И ходят теплоходы,

И в тесной глубине кают

Хранятся наши годы.

 

А тут зима морозная

И снег мешает бегу,

Занятие серьёзное –

Катание по снегу.

 

На узеньких на саночках

(строка из Мандельштама)

Какой-то мальчуган в очках

Вниз мчится с криком: «Мама!»

 

Когда он опрокинется

И в снег лицом уткнётся,

Девчонка-именинница

Над ним не засмеётся.

 

* * *

 

Умение прощать,

Умение прощаться...

Всё ж лучше, чем опять

К былому возвращаться.

 

Умение простить

Важнее, без сомненья,

Умения убить,

И прочего уменья.

 

 

* * *

 

Февраль. Чернил не доставая,

Мы можем всё на компе набирать.

Февраль. И нам не надо мая,

Мне хочется скорей тебя обнять.

 

На улице то снег, то слякоть,

То холодно, то с крыш течёт вода.

Февраль. Не надо больше плакать,

Не надо больше плакать никогда.

 

* * *

 

Хватит небес на всех,

Особо не беспокойся.

Грецкий так мал орех,

В нём, как в романе Джойса,

 

Весь уместился легко

Наш мир с его мелочами,

Даже сосед в трико,

Звенящий сейчас ключами,

 

Даже фонарь во тьме,

Даже из Лувра картина,

Даже ЗэКа в тюрьме,

Страдающие безвинно.

 

* * *

 

Что мне жизни злая суета,

Ведь в стакане водочка осталась,

Жизнь проходит и, увы, не та,

О которой в юности мечталось.

 

Не почётный гражданин кулис,

И не тот, о ком грустит планета.

Я всего лишь джойсовский Улисс,

Что пропал в просторах Интернета.

 

* * *

 

Эпоха черешен и вишен

Где-то уже наступила, где-то ещё на подходе.

Хорошо, если слышен

Шелест листьев, а вовсе не крики людей на взводе.

 

И в этой эпохе новой

Не времена и нравы, а семена и травы,

И льётся лишь сок вишнёвый,

А вовсе не то, что льётся из раны в битве кровавой.

 

* * *

 

Юный июнь созревает уже,

Трава вырастает по пояс.

Жить бы и жить, не беспокоясь,

Пописывая в фейсбук и в ЖЖ,

Но неспокойно, увы, на душе,

Она – то скрывшийся глубоко язь,

То плавники на мелькнувшем ерше.

 

* * *

 

Я уже не «молчел»,

Но пока что не замолчал,

А закончится мел,

Из портфеля достану пенал

 

И продолжу писать

В чистовик и начистоту,

На частоте вещать,

Своей собственной – в пустоту,

Усложнять и впадать

В неслыханную простоту.

 

* * *

 

Январский ветер верит лишь себе,

С другими он колюч и резок,

Сбивает с ног, мешает при ходьбе,

Мешает при ходьбе, сбивает с ног,

Да, это вам не летний ветерок,

Тот ласковый любовник занавесок.