Валерий
Скобло

* * *

Отчаянья грех и уныния,
По мне, так не очень и грех.
Но с раннего детства доныне я
Всегда уповал на успех.

С утра представлял я, как праздником,
Триумфом закончится день.
Когда ж накрывалось всё тазиком,
Я думал: минутная тень.

Смешно говорить, что, как правило,
Был с тазом всегда вариант.
Но мой оптимизм не убавило,
Ну... это особый талант.

Вот рядом корыта разбитые...
Надежды совсем никакой,
А лавром триумфы увитые –
Легко дотянуться рукой.

Отчаянья что же касательно,
Его нет следа у меня.
Я встречу мой шанс обязательно,
Он ждёт, так легонько маня:

«Тебе ли, на пир это званному,
Не ввериться зыбким волнам?»
...Да мне ль, атеисту поганому,
Читать эти прописи вам?

Грузинская застольная
(из цикла «Шутки такие»)

Умру, от тебя как уйду,
Утром, скользя по льду.
Скажешь: «Иди завтракать»,
А я не приду.

Лёгонький, тонкий ледок...
Живой по такому не смог.
Не оглянусь – не надейся.
И да поможет мне бог.

Хорошее скажут вдогон,
Но там – это шум и звон.
Ты удивишься: «Подумать...
Сколько вестей с похорон.

Покойный был скрытен и глуп.
Обидчив, неряшлив, скуп.
В рванье он ходил и помер.
Нет слёз, чтоб оплакать труп».

А я уже так далеко,
Мне дышится так легко,
Как и не дышалось в отчизне...
...И рядом с тобой, Сулико.

* * *

Они приходят ниоткуда,
Они уходят в никуда.
Стихи – какое это чудо,
Какое счастье и беда.

Они ниспосланы поэту,
Как наказание и дар...
Награды в мире легче нету,
И нету тяжелее кар.

* * *

Сначала один мой приятель
    оставил меня в беде.
Такое случается часто...
    десять раз на день... везде.

Потом другой мой приятель
    решил, что я полный подлец.
Я вывод не сделал печальный,
    что жизни моей конец.

Потом они так сокрушались,
    что я их обоих простил.
Не думать об этом старался...
    не думать, по мере сил.

Потом... когда всё позабылось,
    я взял, написал этот стих.
Но мысль неотвязная гложет:
    А сам-то я лучше их?

* * *

Как поддаст он коленкой под зад...
Спать охота – ну, просто нет мочи...
Я и сам послужить ему рад,
Но не так вот – совсем среди ночи.

Три часа. Все домашние спят,
Город, улица, взрослые, дети...
Запишу, что пошлёт он. Подряд
Стихотворные шалости эти.

Почему же нельзя это днём
Мне послать... дав хоть ночью мне волю?
Я ведь, вроде как, помню о нём
И забыть нипочём не позволю.

Но ведь Музы, треножник и храм...
На судьбину пенять мне негоже.
Выбрал участь когда-то я сам...
И начальство капризное тоже.

* * *

Химия – это, естественно, смерть,
Техника – сила, а знание – слабость...
Это ведь тоже – как посмотреть,
В этих инверсиях странная сладость.

Много читать – утомительный труд,
Тело не мирится с книжною мукой.
Школьником был я, пожалуй, что крут
В части знакомства с журнальной наукой.

В химии – сила, наука – не жизнь...
Верил в фотонные я звездолёты:
Сядешь в такой – и, пространство, держись!
Время, веди по Эйнштейну расчёты.

Технику – массам, здоровье – в село,
Света вокруг – нам и этого мало!..
...Ну, а потом увлеченье прошло,
Как-то совсем потихоньку пропало.

Богам и богиням молчания

Видар, Гарпократ и Таци́та
(Иль Та́цита – правильней так?) –
Одни мне на свете защита
От велеречивых зевак.

А также она – Меритсе́гер
(Но эту с опаской зову).
Да вряд ли придёт к нам на север –
Куда ей, подобною льву?

Да... лев с головою гадюки...
Внушительный образ – взгляни.
Враз смолкли бы громкие звуки
Извечной пустой болтовни.

О, шум мельтешащего мира,
Утихни, меня опалив.
Тот ас, победитель Фенрира,
Не зря с детства был молчалив.

Склонюсь в благодарном поклоне.
И тишь, благодать, красота.
Мальчишка-тихоня в короне,
На лотосе. Пальчик у рта...

* * *

За дешёвыми фруктами ходим на рынок Сенной,
Там всегда всё дешевле, особенно этой зимою.
Фрукты мне не нужны – вслед иду за своею женой,
Набивая антоновкой сумку... Ещё виноградом, хурмою.

Таня яблоки любит, простительна слабость вполне.
Я люблю посмотреть на сынов и на дщерей Востока,
А ещё – как гранаты горят на морозном огне...
О, как грейпфруты радуют глаз... А ещё ананас-лежебока.

В этом нет унижения... так уж и принято тут:
Это даже забавно... люблю торговаться на рынке.
Эти киви, бананы и прочие фрукты растут
На прилавке... И клубнику припомню в корзинке.

Вряд ли только покупками я в этот мир привлечён...
И в метель мы приходим, и в оттепель, дождик и стужу.
Ухожу, сожалея... Мне трудно ответить, о чём...
Сумка, с верхом набитая фруктами... Что-то свисает наружу.

* * *

А вот у поэта – всемирный запой...
А. Блок

 
Насчёт всемирного запоя
Заметил верно. Точно так.
С утра не выпив – кто я? что я?
Могу ли ждать небесных благ?

А так – совсем другое дело:
Евтерпа снова мне верна.
Чтоб вдохновение кипело,
Добавим хлебного вина,

Ах, зелена вина хмельного...
И, день встречая, отхлебнём.
Всё это, в сущности, не ново,
Но истина осталась в нём.

* * *

Как ты думаешь, кто я такой? –
Маразматик с опухшей рожей?
А ведь я, как и ты, простой,
Неудобно сказать – сын Божий.

Жизнь когда-то была полней,
С тайным смыслом... похожа на сказку.
Улыбнусь: и сейчас ведь в ней
Смысла этого под завязку.

Да, пусть горького, точно как
Наша старость, сестра печали.
И с надеждой, глядящей во мрак,
Как и в юности... как в начале.

Январское утро

Безнадёжно рассвета жду ныне я,
Но и в девять... и в десять... темно.
Грех печали моей и уныния
Тянет душу на самое дно.

Да, на самое дно мироздания,
Где клубится извечная тьма,
Открывая пред нею заранее
Мрачной ночи свои закрома.

Наши предки меня были круче ли?
Тоже ждали с тоскою рассвет.
И, наверное, тоже ведь мучились:
Солнце нынче взойдёт или нет?

И Стонхенджи свои понастроили,
Не затем ли – на разный покрой,
Чтоб – неважно в Аккаде ли, в Трое ли –
Дурью маялся главный герой.

Из палатки, окошка дворцового,
Сквозь бойницу стены крепостной
Глянул в тёмное небо: что нового?..
Ощущая весь мрак за спиной.

Как заведено всё, как положено -
Отпускает проклятая жуть:
Наконец-то... в 11... боже мой!
За окном просветлело чуть-чуть.

* * *

Ласковая, тихая, очень вкрадчивая,
Ненавязчивая такая совсем...
Голову на голос твой поворачивая,
Улыбается... Сладкая, точно крем.

На шутки смеётся вполне понимающе,
Но тихо... Не блеет она, как овца.
Специалист по стихам она та ещё,
И в оценках умная хитреца.

Да, понять её речи можно по-разному,
Так ли, иначе... знает только сама.
Подходит с опаской к тебе, как к заразному,
Но фатально, как наступает зима

Смотрит в глаза, но без нажима, настойчиво,
Загадочна, чувственна и холодна...
Ты забываешь имя её и отчество,
Женщин много, такая она – одна.

И в последний момент вдруг вспоминаешь имя,
А назвать – найдёшь ли ты силы посметь?
Это случалось тысячу раз... но с другими,
Нет, не женщина-вамп – просто сама смерть.