Валерий
Исаянц

* * *

Жизнь истончается – построчно, посонетно.

Всё недосуг продеть её в иглу

и подрубить хоть как-то, худо-бедно,

дешёвую затасканную мглу.

Позор лохмат. Но ровненько, красиво

пройдёт подзор по всей его длине.

Пока ж лохмотья. Срам. И несносима

бессмертья мгла, повисшая на мне.

* * *

Когда оставит утешенье,

А вы пройдёте стороной,

Узнаю я иное жженье,

Никто не будет в нём со мной.

И безысходность – благодатна,

Родству и детству вопреки.

Я не вернусь к вам ни с парадной,

Ни с хода чёрного тоски.

* * *

Колеблемою тенью по земле

я прохожу, весь в пепле и золе.

И знаю – был я. И я верю – не был.

И беззащитно предо мною небо.

Март

Весенним половодьем откровений

Выводит стих из прежних берегов,

Где под раскосый перезвон капели

Сгорает плесень мартовских снегов.

Где клочьями проталины прожжёны,

Где мечутся по слякоти полей,

По проседи сугробов прокажённых

Чернеющие оспины дождей.

Они свисают, как стальные спицы,

Над миром умирающих снегов,

Чтоб в этот чад отчаянно вонзиться –

Цветочной тканью воплотить его.

* * *

Ничего мне от мира не надо,

Кроме губ твоих после разлуки,

Кроме пленных волос водопада

В золотистых и песенных струях.

* * *

По поручению царя

я совершаю подвиг странный:

пешком форсирую моря

и поправляю истуканы,

присочиняю имена,

лечу фантазией увечья…

Помилуй, Господи, меня,

не разлучи с путём и речью.

Разлука

(Тане)

Когда звенела первая капель

И песня начинала жить сначала,

Ты положила песню в колыбель

И ты как дочку песнь мою качала.

И заново осознанная мной,

Она в своём младенческом убранстве

Звенела первозданною струной

Под знаком тишины и постоянства.

Но песнь взрастала к небу,

И к нему

Уже тянулись крылья, а не руки…

Теперь ты понимаешь, почему

Меня томит предчувствие разлуки?

Слово

Я к слову потерял пути,

В какой оно попало в плен?

Я не могу его найти.

Ему достойных нет замен.

В пустыни, горы и моря

Я уходил с его тоской.

Я потерял его, горя,

Как можно потерять покой.

Тень молитвы

Окна выслепило белое.

Время года не пора.

Что сегодня я ни делаю,

словно делаю вчера.

Желтовата жизни жижица.

Стужа просится под неф.

У порога свет не движется,

а стоит, остолбенев.

Невещественная армия

подступила к алтарю.

Тварь дрожащая. Нетварное,

догорев, договорю.

* * *

Тяжёлый груз Земли – в ногах,

Ладони, брошенные к небу…

Покуда не повержен страх,

Освобождения не требуй.

Но малодушно не моля,

Устань от трепетного жженья,

И милосердная Земля

Освободит от притяженья.

* * *

Уплывают хмурые закаты,

Выплывают новые рассветы.

Осени загадки и шарады

Оставляют листья без ответа.

Звонче им звенеть и золотистей.

Что ж, что ветер рыжий пепел множит?

Но для успокоившихся листьев

Нет поры печальней и дороже.

Хранитель

В июле – небо. В небе – птицы.

Вдоль горизонтовой тропы

легко секут воронежницы

перворассветные снопы.

Тулят крязанок москворцы,

кольцом уфаисты зависли.

Тронь журальвиные дворцы!

Качнись на здешней хоромысли.

Перисторук и клюволиц,

сердцестремителен, как пуля,

храни, верней семи зениц,

от небыльцов и небылиц

в себе сияние июля,

в июле – небо, в небе – птиц.