Цикл, в который вошла часть песен,
посвящённых Афганской войне 1979–1989 годов
Афганский капкан
(Из трилогии «Баллада о боевой юности». Часть 1)
От А до Я
Афган и я –
АфганиЯ.
Я родился с сознанием дела –
Не за тем, чтобы идолом быть.
В годы те, когда юность умела
Не по возрасту жить и любить.
Профиль Сталина напротив Ленина
У отца на груди не пугал.
Мог он дурь мою выбить немедленно,
Только я дурака не валял.
Хрущёвки узколобые
Тянули нас подвалами –
Ведь зимы были злобные,
А времена державными.
Не только дефицит тепла
Сближал в подвалах вечером.
Война холодная была
У нас своя с Отечеством.
Им заправляли паханы –
Во всём и вечно правые.
И вот Афган, и лязг войны,
И мальчики кровавые...
От дисбата в Афган уходил я,
Мне подобных полно было там.
Где меняли афганцы на мыло
Анашу, жутко радуясь нам.
Глупо было бы думать и верить
В первый месяц, по пояс в снегах,
Что афганский капкан всё изменит –
От страны до извилин в мозгах.
До первого убитого
Война игрою кажется,
За смерть не только Шипова
Пандшжерским львам драл задницы.
По мне, что духи, что душман –
Единым миром мазаны.
У нас Устав – у них Коран,
И потому прекрасно знал:
Прошляпишь – вышибут мозги,
И тут уж не до критики.
Дрались мы по-суворовски,
Но предали политики.
Нами время тогда не дышало –
Дембелям первым не повезло.
Из того, то что им причиталось –
К проездному червонец. И всё.
А погибшим... Плита для порядка.
Только как, где погиб? – чтоб ни-ни...
Эти надписи, даже украдкой,
Наносить запрещалось родным.
К родителям Азовцева
Под дембель, из Афгании
Втащили сына – вот он вам,
В гроб цинковый запаянный.
А кто там, Игорь или нет...
Какие опознания?!
У власти краток был ответ –
Ей не до сострадания.
Кто посмелее, «цинк» вскрывал,
С ума сходя над трупами.
Лишь тех, кто без вести пропал,
Считала власть иудами.
Сколько их? Только Богу известно.
Полагалось три дня их искать.
После боя, в то самое место
Возвращаться и вновь рисковать.
Не рискуя жилось только крысам,
Лизоблюдам в штабах и в тылах,
Возвращавшимся из-за границы,
С орденами, шмотьём, при деньгах.
Кто жил там для себя, тот здесь
Так и живёт – тусуется.
Солдатскую поганя честь,
Пока не окочурится.
С рожденья у таких талант –
Цель намечать заранее.
И брать её, как караван,
Устроив линчевание.
Их дети с нашими – враги,
Причём враги отпетые.
У власти лижут сапоги
Папашки бесхребетные.
Перед дембелем в госпиталь, братцы,
Я попал чуть ли не нагишом.
Там у буйных и тихих «афганцев»
Начинался афганский синдром.
Слабый пол понимал, что солдату
Как наркотики, ласка нужна.
Не догадываясь, что в палатах
Из-за этого вспыхнет война.
Что под рукой найти смогли,
Пустили в ход обидчики.
Летели стулья, костыли,
Срывались обналичники.
«Полундра!» – кто-то прокричал,
Менты вступились бравые,
Но поздно – кое-кто не встал,
Эх, мальчики кровавые...
Виновных, кто же их найдёт?
Замяли с преступлением.
Но кровь явила то, что ждёт
СССР со временем.
Так узнал я, за что оболгали
Поколеньем потерянным нас.
За любовью своей я с печалью,
Из Ташкента летел на Кавказ.
...Шла волна недоверия к власти
Камнепадом с афганских высот.
Счастья не было. Но от несчастий
Пробуждался советский народ.
2000
Вертолётная поддержка
(Из цикла «Бой в горах». Часть 2)
Либо с неба возмездье на нас пролилось,
Либо света конец – и в мозгах перекос, –
Только били нас в рост из железных стрекоз.
Мы с уставом своим оказались в гостях,
И поэтому бой был навязан в горах.
Захлебнулась атака свинцовым огнём,
И теперь вся надежда – на аэродром.
Ждут поддержки с небес те, кто здесь уцелел.
Вертолёты наводчик наводит на цель.
Участь наша ему развязала язык,
Но шалит микрофон, мат глотая сквозь крик.
Смерть друзей разрывает рот –
За что погибаем зря?
И над профилем гор был расстрелян восход
Буквами ДРА*.
Дыра.
Хлещут руки винтов синеву по щекам.
Наши боги войны приближаются к нам.
Тяжело, но уверенно каждый летит,
Вертолёты по звуку легко различить.
Вздрогнул горный хребет и с величья вершин
Камнепадом ответил на рокот машин.
Кто попал в жернова – снёс, как срезал тростник
И своих, и чужих, и наводчика крик.
Смерть друзей разрывает рот –
За что погибаем зря?
И над профилем гор был расстрелян восход
Буквами ДРА.
Дыра.
Что же делать!? На нас точно вышли свои –
Если бойня пойдёт, не сносить головы.
В их руках столько мощи... Как им указать,
Чтоб потом не пришлось за ошибки страдать?
Кто-то встал и рукой знак «вертушкам» подал,
Но от залпа машин тут же навзничь упал.
Близорукость нас долбит наотмашь, как мух,
Ни рискнуть, ни дерзнуть – заколдованный круг.
Смерть друзей разрывает рот –
За что погибаем зря?
И над профилем гор был расстрелян восход
Буквами ДРА.
Дыра.
Погибать нелегко. Выжить – в сто раз трудней.
Мы зажаты меж двух перекрёстных огней.
Только действовать надо, всему вопреки,
А иначе «вертушки» завалят враги.
Нас бьют – мы крепчаем. Становимся злей.
Ну же, боги войны, прозревайте быстрей!
Шашка брошена. Дым, словно кровь наших ран,
Бьёт ключом, погружая всё в красный туман.
Смерть друзей разрывает рот –
За что погибаем зря?
И над профилем гор был расстрелян восход
Буквами ДРА.
Дыра.
---
*ДРА – Демократическая Республика Афганистан.
1987–1988
Никто не хотел умирать
Никто не хотел умирать.
Но, плюнув на то, что хотели,
Мы шли высоту штурмовать
Живою мишенью в прицеле.
Там сверху видней и с руки
Легко быть суровым и гордым.
Но мы для своих штрафники,
А кто для врага, там посмотрим.
Посмотрим, сойдясь наравне,
Какого калибра ребята.
Есть правда в моей пятерне,
Почище шального снаряда.
...Никто не хотел умирать,
А те, кто из нас уцелели
На той высоте, понимать
Уже никого не хотели.
Никто не хотел...
Никто не хотел.
Никто не хотел умирать.
2012
Друзьям за него пришлось обмывать
Награду за подвиг бессмертный.
И с горечью в сердце слова повторять –
Его наградили посмертно.
От скорби волной по коже мороз
На горло петлёй наступает.
Мы только сейчас понимаем всерьёз,
Как нам его не хватает.
Придётся не раз осушить до дна
Друзьям чашу горькую эту.
И вспомнить, за что с ним был строг старшина,
За что наградили посмертно,
Кляня малый рост, в пехотном строю
Громил шутников без разбора.
Но тыл прикрывал наш, спасая в бою
Всех – от солдат до майора.
Гитара его в землянке глухой
Стоит, овдовевши, но, если
За струны цепляется память рукой,
Как прежде, звучат его песни.
За тех, кого с нами нет, молча тост
Мы с чувством вины поднимаем.
По краю победы его – в полный рост –
Мы вышли на цель с заданьем.
Как вспомним, так вздрогнем. И как во сне,
Мы вместе – в строю и без строя...
Но надо же было войти старшине,
Когда за столом пили стоя.
Карает устав, но вышло без зла –
Принёс водки, чаю и хлеба.
Как будто, минуя запреты, пришла
Поддержка от друга – с неба.
1987
В лучах войны
В лучах войны с другими мне
Быть пылью довелось.
Но на войне – как на войне,
А здесь другая ось.
Вот только под напором рамп,
Как от цветов в букетах,
Ловлю, минуя Главпочтамт,
Приветы с того света.
На учебном полигоне
Разные росли цветы,
И бордовые пионы
Сумасшедшей красоты.
Для Щербины Ваньки пытка –
Все – как Аленький цветок!
Дали б волю, сдул пылинки,
По которым шёл сапог.
Пилотка вечно набекрень,
Глядишь, несёт Ивана,
В карманах руки, свис ремень,
И всё по барабану.
Ему ты слово, он в ответ
Обойму на улыбке...
Зато душа и гвоздь бесед
В прокуренной курилке.
Рос в Будённовске Щербина,
Буровая, тридцать шесть.
Но с такой, как лес, щетиной
Не найти ни там, ни здесь.
Дважды в день бритьём убитый,
Если нет – подставлен взвод.
Потом как он небритый –
Вылитый чеширский кот.
Нас отчисляли до войны,
Ещё в семидесятых.
За драку. С кем? С ворьём блатным,
Разжаловав в солдаты.
И я Ивану подарил
Фуражку, как обнову,
Где со звездой автограф был
От Аллы Пугачёвой.
На центральном стадионе
В оцепленье быть пришлось,
И в фуражке примадонна
Расписалась на авось.
Я мечтал быть офицером
И берёг её, как честь...
Но решили люди в сером,
Что таким не место здесь.
Был Волгоград, и был Майкоп,
Потом Новочеркасск,
А там с Иваном к пулям в лоб –
В афганский гондурас.
Он до Термеза так чудил,
Дрожал вагон от смеха.
Погиб Иван в бою, как жил,
Цветком, глазами кверху.
Перемены – это сцены,
Смены форм, борьба страстей.
Не люблю их, как измены,
Как незваных в дом гостей.
Кем же были мы над бездной,
Навсегда оставшись там,
Если ордена посмертно
В виде звёзд летели к вам?
2003
(Ночь на трассерах)
Опустилась ночь.
Льёт афганский дождь.
Не заснуть. Стою...
На приказ «Огонь!»
Чистый мой погон –
С чистой совестью.
Три, один в уме,
Три наряда мне.
Принимай, окоп!
Свист стоит в ушах,
Ночь на трассерах
Метит прямо в лоб.
Киснут сапоги,
Не стянуть с ноги –
Щас бы к огоньку.
Щас бы натощак
Докурить косяк,
Чифирнуть чайку.
Да упасть в шинель,
К милой на постель
На один часок.
Дописать письмо –
Между строк свинцом,
Не стеречь курок.
Боже упаси,
Здесь квадратное катать,
А круглое носить –
Запаяют в цинк.
И придёшь домой
Раньше, чем письмо, –
На руках чужих.
Здесь до дембеля
Ваньку не валяй...
Если дембельнусь,
Может, пьяный вдрызг,
Развяжу язык,
Как гнобит Союз.
Опустилась ночь.
Льёт афганский дождь.
Не заснуть. Стою.
Вот, вернусь домой,
Третий тост за мной –
С чистой совестью.
Я ведь помню их,
Рваных и седых...
Всё ищу ответ –
Бьют за что друзей,
И здесь кормим вшей
В восемнадцать лет?
Срезал трассер высь,
Вдруг сорвался вниз
Рикошетом в жисть.
Видно, сглазил я...
Но строкой легла
Ночь на белый лист.
1980
ДРА
Испытывал не раз судьбу свою,
Чтоб знать, в конце концов, чего ж я стою.
Но первое крещение в бою
Назначено для каждого судьбою.
Обманчива на фронте тишина,
И вот уже гремит команда «К бою!»
До первого убитого война
Нам кажется мальчишеской игрою.
До первого убитого не знал,
Чем станет для меня передовая.
Как ни склонял бы я войну по временам,
А корень свой она не изменяет.
Когда увидишь всё – тогда поймёшь,
Как мудрость собирается в морщины,
И по глазам внимательно прочтёшь,
Кто из мальчишек может стать мужчиной.
Дурак лишь не боится умирать –
Он ничего при этом не теряет.
Я потерять боюсь – жизнь, родину и мать,
Но ради них окоп переступаю.
Не верю я хвастливым смельчакам,
Всё сказанное ими – это глупость.
Лишь тот герой, скажу по правде вам,
Кто презирает собственную трусость.
В бою не осознать своей вины –
Он был и остаётся испытаньем.
Кровавый труд, где мы всегда должны
Быть для врага достойным наказаньем.
В поту и в нервах всё преодолеть,
В игре нас учит истинное чувство.
Вот только понарошку умереть
Нельзя. Война – коварное искусство.
Пусть женщины, не зная наших ран,
Встречают нас таких, каких любили.
В душе будь благодарен, ветеран,
Спасибо им за то, что не забыли.
До первого убитого война
Нам кажется мальчишеской игрою.
Пока стеной не встанет тишина,
Жизнь разделив на до и после боя.
1970-е – 1988
Нохчи*
Живьём нужны им шурави**,
Жаль, сапоги мои в крови.
Не выйти нам из-под огня
Вдвоём, прошу, оставь меня...
Ты б всё равно не дотащил,
А я недаром жизнь прожил.
Запоминай, как свист свинца –
Что не чечен – чеченец я!
Я в драках рос, я рос с клеймом,
Где отбывали мать с отцом,
За то, что мал, весь мой народ
Там срок тащил, как в стойле скот.
Законы гор во мне сильней,
Чем казахстанский клич степей,
Что нам ещё от жизни ждать –
Тебе того не испытать.
Иван, зря душу не трави,
Копаясь в прошлом, на крови.
За эту правду, чтоб ты знал,
Комбат меня не награждал.
Ведь ты такой, каков ты есть,
А в горцах выше долга – честь,
Вот почему семь земляков
Могли в руках держать «дедов».
Вся мощь афганских гор и высь
Понятней мне – а ты вернись.
Здесь вправе я судьбу решать,
И верной смертью доказать.
За эту кровь, что пролилась,
Как жизнь всю жизнь учила нас.
Запоминай, как свист свинца,
Что не чечен – чеченец я!
Так что с войной иль без войны –
Всегда кому-то мы должны...
Прикрою я, прощай, Иван,
Не береди душевных ран.
Пока гранаты на ремне,
Свой выбор проще сделать мне.
С кем жейн***, как вера, до конца,
Ведь не чечен – чеченец я!
Ну, что ты ждёшь, упрямый пень?
Беги, со мною ты – мишень.
Да что ты рухнул, как мешок,
Да что с тобой? Убит Ванёк...
Прости, брат, недооценил,
Ты, видно, точно так же жил,
Рукой с гранаты чику рву,
Пускай подходят, подорву,
Нохчи цьа верзар ву...****
Вернётся домой.
---
*Нохчи – чеченец.
**Шурави – советские солдаты.
***Жейн – чеченский амулет, талисман, оберег.
****Нохчи цьа верзар ву – чеченец вернётся домой.
1987–1989
Я бы мог предложить свою память
Для богатых – устроив торги...
Если б был окружён дураками,
Потерявшими смысл и мозги.
Этот бой никогда мне теперь не забыть,
Помирать буду – помнить его я.
Ничего тяжелей нет в реалиях судьбы,
Чем мгновенья последнего боя.
От и До – кем продуман подобный сюжет,
И прописан сценарий? Не знаю...
Только в этом бою можно жить много лет,
Ничего в жизни не понимая.
А землячок мой, погибший в бою,
Берёг, лелеял фотографию.
В фривольной юбочке,
С открытой кофточкой
Фотографию девчоночки.
Вот те город Москва, это вам не Панджшер,
Я свободен, как муха в полёте.
И решил заглянуть, не гнушаясь манер,
К той, чей адрес был на обороте.
У дружка моего, кроме ней – никого,
Ни души. Он детдомовский парень.
Не секрет – проще всех хоронить нам того,
Кто себе был хозяин и барин.
А землячок мой, погибший в бою,
Берёг, лелеял фотографию.
В фривольной юбочке,
С открытой кофточкой
Фотографию девчоночки.
На звонок дверь открыл мне суровый отец
И спросил: «Чем могу быть полезен?»
Я ему объяснил, мол, какой я гонец...
Прямо там, в полумрачном подъезде.
«Заходи, коли так. Разуваться не смей,
Помянём», – и добавил при этом:
«Вот и встретился друг твой с дочуркой моей,
Восемь месяцев, как её нету».
А землячок мой, погибший в бою,
Берёг, лелеял фотографию.
В фривольной юбочке,
С открытой кофточкой
Фотографию девчоночки.
Он тянул папиросы и долго молчал –
После первой, второй... Только с третьей
Он сказал: «Зря ему я об этом писал,
Вот тебе и Ромео с Джульеттой».
Этот бой никогда мне теперь не забыть –
Помирать буду – помнить его я.
Как дружка-однолюба, кто жил, чтоб любить
Даже в пекле последнего боя.
2004
Тост
«Я уважаю тех, кто воевал в Афгане», –
Перед уходом мне бармен сказал.
Почти весь вечер я с червонцем на кармане,
Надев награды, друга поминал.
Он так сказал, как будто я ему не должен,
Как будто льготы нам подобные нужны.
Неужто мы в глазах общественности схожи?
Но за собою я не чувствовал вины.
Зачем пытать, подумал я, червонец красный
Вручив ему без всяких падежей.
Казалось, водку на двоих он льёт напрасно –
Я сох от язвы, словно на ноже.
«Прошу, постой!» – Он гнул своё. – «Хочу с тобою
По-братски выпить, масса есть на то причин.
Ты поседел, я отсидел под Воркутою –
Давай за мудрость преждевременных седин».
Не ожидал. Но за неё готов был выпить.
В том мудрость есть, кто не утратил честь.
И я представил, что он там успел увидеть,
Коль умудрился за спасибо сесть.
С тех пор, как ум от революций потеряли,
И паровоз страны в этапы полетел,
Нас, ограничив в контингент, на юг загнали,
Кто много знал – на крайний север загудел.
Да, по свободе мы истосковались оба,
Он жрал баланду, я – афганский бред.
Но квадратура зоны – не квадрат окопа,
Куда на дно бросал я свой скелет.
Не вши, система нашей упивалась кровью,
В те времена, когда Высоцкий замолчал.
Когда мы были там, седея головою,
Под свой блатняк мажоры портили девчат.
«Алаверды» сказав, я продолжал словами:
«Дороги разные у нас с тобой.
Есть третий тост у нас за тех, кого нет с нами,
Помянем не вернувшихся домой».
«Я уважаю тех, кто отбывал в Афгане», –
Не отпуская долго, мне бармен сказал.
Ещё б! Мы с ним распили истину в стакане,
Ту, за которую и я б с него не взял.
1988
В 56-й бригаде
В 56-й бригаде
Короче – в ДШБ,
Пришёлся мне в наряде
Парнишка по судьбе.
Хоть что его спроси ты,
На всё он отвечал:
«Аллаха я не видел,
Акбара не встречал!»
«Аллах Акбар!» – кричали
Нам духи-басмачи.
В бою они узнали,
Что значат москвичи,
Что стоит мой мучитель,
Который отвечал:
«Аллаха я не видел,
Акбара не встречал!»
Свечой горели кедры
В ущелье Аллихель,
Шёл трассер рикошетом.
Но снайперски бил в цель
Тот паренёк, кто выстрел
Словами заклинал:
«Аллаха я не видел,
Акбара не встречал!»
...Когда он подорвался,
Я духов проклинал.
Не потому что, братцы,
Слов смысла не познал.
За смерть готов был мстить я.
Как вдруг он прошептал:
«Аллаха я не видел,
Акбара не встречал»...
Живой? Ну, слава Богу!
Ты только помолчи,
Мечтал я всю дорогу,
Пока его тащил.
Чтоб в самом лучшем виде
Он в госпиталь попал –
Аллаха не увидел,
Акбара не встречал.
В 56-й бригаде,
Короче – в ДШБ,
Представили к награде
Парнишку по судьбе.
А мне – спиртяги фляжку,
Да дембельский билет.
Эх, жизнь моя-тельняшка,
Чего в ней только нет.
2003
Про рядового Ковалёва
У молодого рядового Ковалёва
Был перед боем каждый раз понос.
Ну, почему? И мы пытали рядового,
Увы, он сам не знал ответа на вопрос.
За пять минут срывался пулей, хоть ты тресни!
Так задом чувствовал налёты басмачей.
Тут бой идёт, глядишь, а этот сраный вестник,
Орлом засев, вовсю трещит между камней.
«Чудес» хватало на войне. И в мирной жизни
Я рядового Ковалёва вспоминал,
Как сам подтрунивал над ним – «душара, сдрисни...»
Как сдриснул, в смысле, писарить в штаб умотал.
Наш батальон потом на штурм в Панджшер бросали,
В Джелалабаде нёс потери – будь здоров...
Но я с осколками пришёл и без медалей,
А Ковалёв, блин, кавалер двух орденов!
1980-е – 2005
Маскарад
Какой же ты, мне говорят,
Вчера устроил маскарад.
И улыбаются, похлопав по плечу.
А я всё помню – был не пьян,
Как бизнесмена на таран,
Брал прям на праздничном банкете. И молчу.
Он через столик от меня
Сидел, медалями звеня,
В кругу прелестных дам и баки заливал,
Как караваны духов брал
И на бинты тельняшку рвал...
Красиво врал. Да только я его узнал.
Война, вот, для таких вот – рай.
Тушёнку, сахар и сухпай
Он, подворовывая, выдавал со склада.
Как в масле кот – жил, не тужил,
С тыловиками шмаль долбил.
И хорошо, видать, долбил, коль при наградах.
Да шут с ним! Только мой сосед
Шепнул мне на ухо в ответ:
«Была бы воля, я б таких пускал в расход»,
И как назло, застряла мысль,
А уж когда подзавелись,
Она созрела, и я ринулся вперёд.
Вначале охватил всех шок –
Я бил его, как только мог.
Потом меня, сбивая с ног, ногами били
Его охрана и он сам
Так, как не снилось и ментам,
Но утомились. Потому и отступили.
Какой же ты, мне говорят,
Вчера устроил маскарад.
Да только я себя за это не виню.
Гоню взашей сомненья прочь,
И жаль одно – что моя мощь
Вчера была у немощи в плену.
1999
Афганец
Ты получаешь то, что заслужил –
Есть в Библии такое и в Коране.
Не серп магометанский нас крестил
Двусмысленным названием «афганец».
Не серп магометанский наши сны,
Как трупы, искромсает до рассвета.
Мы – дети необъявленной войны,
Мы даже не имеем Дня победы.
Как отомстить охота за друзей,
Которых мы в Афгане потеряли...
Когда слышны упреки от людей,
Что нас они туда не посылали.
Погибшим – всё равно. Но, как живым
Покинуть эту долговую яму?
Ведь конфликтуя с обществом своим,
Мы схожи с ветеранами Вьетнама.
Кого винить и наша ли вина,
Что вкус борьбы почувствовали с детства?
Но от отцов афганская война
Досталась нам, как мрачное наследство.
Когда, чеканя сотнями, идут
У мавзолея доблестные силы,
Мне кажется, потомки всё поймут –
За что же так вождей трясут могилы.
Ты получаешь то, что заслужил –
Есть в Библии такое и в Коране.
Не серп магометанский нас крестил
Двусмысленным названием «Афганец».
Стоит перед историей страны
В тени салютов наше поколенье.
Мы – дети необъявленной войны,
Всех ваших неудач и преступлений.
1988
Расписалась на мне война.
Только что ты с неё возьмёшь?
Ночь-полночь начеку она,
Ей плевать, что ты в снах растёшь.
Тишину разрядил разрыв,
Ей всё можно – тебе нельзя.
И опять до утра в прорыв,
Поднимаясь, пошли друзья.
Дан один был на всех приказ,
И поэтому вышло так –
Тот, с кем смерть разлучила нас,
Воскресает в огне атак.
Словно, всё началось с нуля,
Превратив годы жизни в штрих.
Не могу лишь привыкнуть я,
Что друзей больше нет в живых.
Я к утру упаду от ран,
Забинтованный простынёй.
Ветерана поймёт ветеран –
Тот, кто свой потерял покой.
Умиравшим последний миг
Кадры жизни скрутил в кино.
Передёрнул погибших лик,
Как поймут – мне не всё равно...
Я спешу их собой прикрыть,
Чтоб струною жизнь не рвалась.
Можно многое пережить,
А вот не дожить – только раз.
Чем быстрее бегут года,
Тем трудней вспоминать окоп.
Потому что война всегда
Тяжелее, чем пуля в лоб.
Задымилась в осколках сна
Папироска в руке моей.
Отыгралась на мне война,
Знать, казалось, что квит я с ней.
Я к утру упаду от ран,
Забинтованный простынёй.
Ветерана поймёт ветеран –
Тот, кто свой потерял покой.
На потери до дня побед,
Как контуженный, на Луну
Всё смотрю и ищу ответ –
Кто втемяшил в мой сон войну?
1988
© Валерий Горбачёв, 1979–2012.
© 45-я параллель, 2012.