Валентина Коркина

Валентина Коркина

Все стихи Валентины Коркиной

Ангел

 

Стальная огромная муха

В заплаканном небе жужжит...

Огромная чёрная мука

На ангельском сердце лежит.

 

Ах, маленький, что же ты плачешь?

Кого не сумел ты спасти?

Прости, что так мало ты значишь

В теперешней жизни... Прости!

 

Баллада о двоих

 

Ими движет безумная сила,

Что ни слово – то ярости пыл:

– Я тебя никогда не любила!

– Я тебя никогда не любил!

 

Ветер жёлтые листья закружит,

Обернётся пургой ледяной...

И однажды она занедужит

Беспричинной, неясной тоской.

 

И однажды в какой-то печали

Подойдёт он к ночному окну,

Ни земли не увидит, ни дали:

Всё у снега и ветра в плену.

 

Не понять и не вспомнить, что было,

И откуда летит через тьму:

«Я тебя никогда не любила!»

Почему же так больно ему?

 

Он сожмёт своё сердце в ладони,

Словно спрячет, что в нём затаил,

И в ответ прокричит, как застонет:

– Я тебя никогда не любил!

 

 

* * *

 

Безумно музыка звучала:

То с середины, то с начала,

Вразброс, вразлад, наперебой

Сама с собой, сама с собой.

Но в этой сутолоке звуков,

И в той сумятице ладов

Рождались:

          чёрной птицей – мука

И белокрылою – любовь.

Откуда ветер дунул слабый

И пробежал по крови ток, –

Я догадаться не смогла бы

И ты, пожалуй бы, – не смог.

Мы от хаОса так устали!

Ушли, простившись, кто куда –

В непроницаемые дали,

В гордыню слова "навсегда".

...Ты жив. И я живая, вроде.

Одно печалит, лишь одно: 

Что нам гармонии мелодий

Дождаться было не дано.

 

* * *

 

Блики солнца, тени веток на стене.

Прикоснёшься – ускользают из-под пальцев...

Как я рада вашей праздничной возне,

Одомашненные дикие скитальцы!

 

Несказанна ваша детская игра.

Ваша связь между собой неуловима,

Только чувствую: как мiръ, она стара,

И сегодня мне как мир необходима.

 


Поэтическая викторина

* * *

 

Бывает ночь – ни огонька,

И тьма настолько глубока,

Как будто в мире всё исчезло,

И подступила к сердцу бездна.

 

А выйдешь утром на крыльцо –

Дыханье вечности в лицо,

Всё те же высь и твердь земная,

И даль прозрачная, сквозная...

 

* * *

 

В коробочке мака

лежат отгоревшие дни.

И зёрнышки чёрного золота их

безглагольны.

Но стоит встряхнуть погремушку –

воскреснут они,

Забившись о стенки

живучей волной колокольной

Нездешние ноты озвучат

безгласную тень

Деревьев,

и выйдет такое сиянье из мрака,

Что будет не жаль отпустить

и сегодняшний день

В шкатулку любви незабвенной –

в коробочку мака.

 

* * *

 

Вдохну и выдохну. Опять

Вдохну и выдохну. И снова

Начну вдыхать и выдыхать

Предзимний воздух, жизнь и слово.

 

Каким холодным сквознячком

Потянет в душу через фортку!

С небес ли? С улицы?.. И дом

Заполнят страхи и восторги

 

Пред этим фениксом живым,

Пред этой мощною лавиной –

Существованием земным,

Дорогой скользкой и недлинной.

 

И пусть до бездны два шага

И не найти пути другого,

Но жизнь, как воздух, дорога,

Как утешительное слово.

 

* * *

     

Вперемешку картины и фотки

На стене... Вот подснежник цветёт;

Вот летит рядом с облаком лодка,

А по водам плывёт самолёт;

Что-то кот исполняет на скрипке,

И в глазах его два огонька;

Умилённо сияет улыбка

На мордашке живой хомячка.

 

Ах, волшебная кисть живописца!..

И фотограф такой же мастак! –

Безмятежные светлые лица

Деда с бабкой на снимке... И так

Радо сердце за них! – над сиренями

Обняли'сь: позади крестный путь;

Не дожили до нашего времени,

И его не успели хлебнуть...

 

* * *

 

Всё так же крутится земля

Вокруг оси своей бессонно,

И небо, звёздами пыля,

Глядит на землю отрешённо.

 

А здесь – тревога, боль и страх:

В дома стучатся похоронки,

Застыло время на часах,

И звёзды падают в воронки...

 

 

* * *

 

Где-то там, в середине души,

Есть живая чудесная точка.

Отыщи её! Стой – не дыши:

Распускается звонкая почка

На растенье неведомых тайн –

Фантастичном – не тронешь руками...

Но в тот миг будешь знать:

Океан,

И звезда,

И пустыня,

И камень

Тоже сердце имеют, как ты.

Если вслушаться – слышно, как бьётся

В ритме жизни, её правоты...

Лишь окликни его – отзовётся

Шумом волн,

Светом звёзд,

Взлётом птиц –

Их язык уяснишь непременно,

И поймёшь: у души нет границ, 

Как, возможно, их нет у Вселенной.

 

* * *

 

Движется время

И ниткой с катушки шуршит,

Вденешь в иголку

И шьёшь себе платье, пальто ли:

Душу прикрыть от ветров и дождей –

От обид,

Глупых и страшных потерь,

От прилипчивой боли.

 

С жалким усердьем

Корпишь над работой своей,

Тщетно стежками

Мелодию трудную тянешь:

Нет, не склоняется жизнь

Перед волей ничьей,

Не изощряйся напрасно:

Её не обманешь.

 

Платье, пальто ли –

От носки протрутся до дыр,

Жизнь обласкает

Грозою своих целований.

Так по земле и пойдёшь –

Изнемогший, как Лир,

Ветошью бедное сердце прикрыв

От страданий.

 

Что ж, содрогаясь от молний

С разверстых небес,

Светлою плача слезой, –

Осенённый догадкой, –

Ветру и ливню

Шагаешь ты наперерез,

«Больно, да сладко, – твердишь себе, –

Больно... Да сладко!»

 

Душа

 

Ты – Марианская впадина,

Ты – Джомолунгма, душа,

Свет золотой виноградины,

Оторопь, темь голыша...

 

Облако, тень ли от облака?

Пар ли у губ, как в мороз?

Смотришь в изменчивость облика –

Не удержаться от слёз.

 

* * *

 

Живи, смотри на мир хоть тыщу лет,

А всё-таки не сможешь наглядеться

На радугу, на море, на рассвет,

На лучик золотой чужого сердца.

 

Закон ли неземной соединил

Незримой путеводной певчей нитью

Ночную глубь разлившихся чернил

С цветущей на полянах белой снытью,

 

С тобою, слабым духом мудрецом,

Умеющим разгадывать зарницы?

…В немой простор зарывшийся лицом,

Что ищешь ты с усердием синицы?

 

Жизнь – скорлупочка с орехом…

 

...Рассказала бы кому –

С плачем ли,

     с беспечным смехом, –

Как ты катишься во тьму,

Жизнь – скорлупочка с орехом:

Не разгаданной никем

Шаровидною Вселенной

С не изношенной совсем

Сердцевиною нетленной,

Где смирением дыша

Под непрочной оболочкой,

Новой сути ждёт душа

Так,

Как листьев жаждут почки

На деревьях по весне, –

В чутком, сладком полусне...

 

* * *

 

...И жизнь моя роет свою колею,

Преследуя цель, всем известную.

Заплакала бы по земному житью –

Да мне всё равно: я не местная.

 

Не здешняя, то есть. По правде сказать,

Телесно – я здесь, не поспорю:

Умею по горло в делах увязать,

Томиться от счастья и горя...

 

Ну, словом, как все... А на небо гляжу –

Не чувствую тела – ни грамма.

Неведомой силою душу держу

В высотах безбрежного храма.

 

Кто вынул её вдруг из плоти моей,

Невиданным светом наполнил,

Как будто сказал: "Ни о чём не жалей!

Люби, кого любишь! И помни,

 

Что счастье и горе – в единстве своём –

Дают ощущение смысла

Всей жизни!"

 

Так думала я серым днём

И яблоко спелое грызла.

 

* * *

 

Ивняк, речушка безымянная,

Дощечка - мостик над водой,

Пригорок с дикой лебедой –

Такая радость несказанная!

 

В душе – ни облачка, ни хмарочки,

Она зайдётся от любви

И всё вокруг благословит –

И муравья у ног, и бабочку,

 

И это детское, наивное

Воды журчание в реке,

И под корягой на песке –

На дне плотвичку еле видную...

 

 

Каин

 

Зачем ты, Каин, Авеля убил?

Таскаешься теперь по белу свету,

Ни матерью, ни Богом не любим, –

Повсюду ты, хотя тебя и нету.

 

Зачем ты, Каин, Авеля убил?

Как много на земле теперь могил

Безвинно убиенных!

Ты – учитель

Убийц и палачей, их предводитель.

 

Неужто зависть равнозначна злу,

И твой поступок вовсе не случаен?

...Кому грозишь ножом ты на углу,

За кем бежишь с обрезом по селу,

Кого взрываешь на стоянке, Каин?

 

* * *

 

А бабочка летит,

а бабочка летит…

Светлана Кекова

 

Как бабочка и шмель,

        себя не сознавая,

Летят, продляя жизнь,

        пространство, время,

Тая

Вдали от наших глаз

        в затерянности трав, –

 

Так мы, избрав мотив

        и жизнью смерть поправ, –

Всё длим и длим себя –

        и в дочери, и в сыне,

И в горькой ноте «соль»,

        и в дереве, и в глине,

И в слове...

 

А когда

        в затерянность мы канем –

От этого никто,

        ничто не защитит, –

Посмотрим в дольний мир,

        одним глазком – да глянем,

А там – и шмель летит,

        и бабочка летит...

 

* * *

 

Как много в жизни нам даётся! –

Любовь, рассветы, птичий грай...

 

Но плачут вёдра у колодца,

Когда воды в них – через край.

 

* * *

 

Когда тебе неправду говорят, –

Цветущие сады в огне горят,

Моря водой скудеют безнадёжно,

Земля являет пропасть под ногой,

Тебе уже не стать самим собой

На суше и на море…

Ос-то-рож-но! –

 

Ведь камень пролетает над виском,

И звёзды осыпаются песком,

Мир, кажется, выходит из терпенья:

Все силы зла оружием гремят,

Когда тебе неправду говорят.

 

…А все твердят, что ложь –

                не преступленье.

 

* * *

 

Лучше не понимать ничего,

чем понимать всё,

Хоть это и невозможно.

Мир всё равно останется

 как в стихах Басё –

Одушевлённым, простым, сложным.

 

Мир – океан Солярис –

безжалостное дитя,

Хоть это и фантастично.

Если принёс тебя аист,

 так и живи, – летя,

И говори по-птичьи.

 

* * *

 

Любое Божие творенье

Имеет голос, говоренье...

И даже камень вековой,

Омытый влагой дождевой,

Ей что-то шепчет болевое,

До невозможности живое.

...А влага с неба будет течь,

Свою разбрызгивая речь,

И всё, чего она коснётся,

Звездой взовьётся из колодца

И обнаружит силу воли,

На дне молчавшую дотоле...

Смотри, как песенно дрожит

Листок на дереве, сгорая, –

Он не горюет, умирая, –

И всем об этом говорит!

 

* * *

 

Мечтала о снеге летящем,

Похожем на праздник.

Ещё:

Увидеть тебя настоящим...

А всё остальное – не в счёт!

 

И снег полетел! –

Безвозмездно

Прозрение мне подарил.

И вздрогнула я: ты над бездной

Стоял... Что-то ей говорил...

 

Ты был настоящий!

Открытый:

Слова из души – как ручьи...

Но бездна смотрела несыто

В глаза горевые твои!

 

И крикнула я всею болью,

Разрывом горячим

В груди:

"Останься не узнанным мною!

От пропасти лишь отойди!"

 

Замолкла, в тоске замирая, –

И ты отстранился от края!

 

 

* * *

 

Мне, живущей в сомнениях:

          правда ли знаю я цену

Доброте человеческой,

          смыслу глубинному слов,

Пенью утренних птиц,

          вкусу дружбы, любви и измены? –

Мне, быть может,  откроется

          истина яви и снов:

Разве значу я больше,

          чем дерево, камень иль птица,

Если трудно мне вникнуть

          в молчанье, наречия их,

Уяснить себе суть

          ясновидцев немых и провидцев,

Очевидцев былого,

          хранителей тайн вековых?

 

Молния

 

Она сверкнёт, глаза слепя,

Вселенский мрак ниспровергая, –

И обомрёшь... Придёшь в себя,

А ты совсем уже другая.

 

Ты крутишь пуговку на платье

В каком-то странном забытьи

И шепчешь тихо: «Сёстры... Братья...

Друзья... Хорошие мои...»

 

И ничего, что нет ответа.

Зачем об этом горевать? –

В твоей душе так много света,

Что просто некуда девать.

 

* * *

 

Сплетенье наречий, слиянье кровей и сердец.

Геннадий Жуков

               

Мы жили – когда-то – у Чёрного моря,

У Белого, Жёлтого, Красного – жили,

Весь мир исходили от счастья до горя,

До боли глухой в глубине сухожилий.

 

Иначе откуда взялась, человече,

В душе эта смутная вечная тяга

К слиянью сердец и сплетенью наречий?..

Не вымолвить слова, не сделать и шага

 

Теперь без неё.

 

* * *

 

Надоедливый дождичек мелкий,

Влажный холод предзимнего дня...

Покормить бы орешками белку,

Вот бы радость была у меня!

 

Попрыгунье лесной несравненной

Протянуть с подношеньем ладонь,

Посмотреть и светло, и блаженно

На доверчивый рыжий огонь –

 

И назавтра не вспомнится морось,

Потому что всему вопреки

Я мечтала, я с тьмою боролась,

Пламень-белку кормила с руки.

 

* * *

 

Не говори о возрасте, не надо.

А может быть, спасительна прохлада

Для всех живых, уставших от жары

Средины лета, возраста средины.

И, может, годы к нам не зря добры,

Одаривая пламенем рябины,

Подталкивая к холоду зимы...

 

И счастье, и любовь познали мы,

Печаль, и ощущение полёта...

Жизнь милосердна к нам была за что-то.

Наверное, уверена была,

Когда к зиме нас, как положено, вела,

Что мы вернём ей благо и даренье:

Спасём хотя бы птиц сердцебиенье

Своим добром, как ягодой рябины...

 

У жизни есть на то свои причины!

 

* * *

 

Не мне бы думать о войне:

Я боязлива, бестолкова,

Привыкла нянчить в тишине

На свет родившееся слово...

 

А всё же думаю о ней,

И на душе моей – терново,

И не могу – ну хоть убей! –

Утешить плачущее слово.

 

* * *

      

Не надо смотреть на часы:

У вечности - время росы

На травах, и стрелки недвижны,

И дремлет предутренний лес,

И звёздный колодец небес

Похож на цветущие вишни.

 

Не надо смотреть на часы:

У вечности – время росы –

Тот миг золотой бесконечный,

Когда в глубине темноты

Сверкнёт озаренье, что ты

Такой же – мгновенный и вечный.

 

 

* * *

 

Не снег, а музыка зимы

Порхает в воздухе остывшем.

Давай послушаем... Подышим...

Сердца наполним и умы

Вот этим шёлковым, чуть слышным

Дыханьем белых мотыльков,

Непостижимым чем-то – вышним,

Летящим к нам из облаков.

 

* * *

 

Не я распоряжаюсь в этом мире –

Гусиной тягой в медленном пунктире

В небесном океане ветровом.

Я лишь во взмахе детском горевом

Руки своей

С ней выражу согласье…

И я ли виновата в тёмном счастье,

Что прячет свет свой вечно от людей?

Печалуйся о нём или радей –

Не всё ль равно?

Оно меня сильнее,

Вольней, и дальновидней, и умнее,

Ему ль не знать, кому являть свой лик?..

А я осмыслю горько каждый миг,

Задумаюсь,

Наверное, заплачу

О том, что я так мало в мире значу…

Бывает, словом друга оскорблю,

Хотя его больней себя люблю, –

И душу давит груз тяжёлой гири…

 

Не я распоряжаюсь в этом мире!

 

* * *

 

Но есть ещё тайный сад -

которого как бы нет.

Татьяна Аинова

 

Невозможное, как я люблю тебя!

Где ты прячешься, тайный мой сад?

В звёздном пламени жёлтого лютика

Уловлю твой мерцающий взгляд.

 

Преклонюсь пред тобой с упованием:

Дай сорвать хоть один лепесток,

Дай почувствовать близость дыхания,

Ощутить обжигающий ток.

 

Невидимка, любовь-неотступница,

Нереальность безбрежной мечты,

Моя вечная тайная спутница –

Это ты, это ты, это ты

 

Забираешься в ткани подкожные

И живёшь по-хозяйски во мне:

«Не такое уж я невозможное!» –

Обжигающий ток по спине.

 

* * *

 

О, пусть обманут, пусть обидят,

Пусть во мне лучшего не видят –

Всё это, в общем, не беда:

Со мною дождь пройдёт в обнимку,

Со мной пошепчется рябинка,

Поговорит со мной звезда...

 

А это много, очень много,

А это как защита Бога

От всех безжалостных невзгод:

Даны мне лес, река и поле,

В степи весной тюльпанов море,

И вдохновенный небосвод...

 

* * *

 

Обвенчанные ливнем и грозой,

Омытые божественной слезой,

Зачем же мы безжалостно предали

И небо с проглянувшей бирюзой,

И озеро с воздушной стрекозой,

Которые за нами наблюдали?

 

Забыть бы это всё, да крестный путь

Всё длится, не даёт передохнуть...

Да грома огнекрылые раскаты...

Да ты с мольбой немою: «Не забудь...»

Да я, в сиротство впавшая по грудь...

 

Утешь меня, скажи: «Не виноваты...»

 

* * *

 

Ослепли – не видим друг друга,

Оглохли – друг друга не слышим.

Во власти какого недуга

Мы порознь

Затравленно дышим?

 

Мы плакать давно разучились,

Нам плакаться больше по нраву,

На время кивать наловчились:

Его, мол, хлебнули отравы.

 

Мол, знаем, кем брошено семя,

Взрастившее наши пороки,

Мол, что теперь делать....

 

А время,

Вздыхая, стоит на пороге

И нищенкой тянет к нам руки,

Скорбя, головою качает:

 

– Поплачьте, друзья, друг о друге!

Поплачьте – и вам полегчает.

И мне полегчает.

Поплачьте!

Слезами вину обозначьте

Не только мою...

 

Замолчало.

И вновь головой покачало.

 

Как стыдно!

Как горько!

Как больно!

Поплакать бы – знаем и сами,

Но только моргаем безвольно,

Бесслёзно пустыми глазами.

 

* * *

 

Открой ладонь – насыплю камешков

Из Коктебеля нежных лет,

Когда горячий, словно шанежка,

К губам тянулся горний свет,

И волны моря поцелуями

Так щекотали стопы ног,

Что счастье было неминуемо –

Замри на миг – и вот оно:

 

Открой ладонь, насыплю камешков...

 

 

* * *

 

Под белой ли акацией, на улице растущей,

В саду ли райском Божием под яблоней цветущей

Никак не распрощаются умерший и живущий.

 

Меж ними – золотистое нетленное сиянье

И пух лебяжьей нежности – душой души касанье,

И музыка нездешняя, и вечности дыханье.

 

...Зачем-то вдруг оглянется по улице идущий,

А это просто в воздухе – летящий пух поющий

Да голубь, под акацией небесный свет клюющий.

 

* * *

 

Полночное небо и рокот прибоя...

О, сердцебиение звёзд и волны,

Я слышу не слухом тебя, а судьбою,

Всей сутью открытой её глубины.

 

Полночное небо и рокот прибоя...

Забыться – и слушать, и в небо смотреть...

В согласии с миром певучим, с собою –

Такою бессмысленной кажется смерть!

 

* * *

 

Потоки воздуха невидимы.

Незрима времени река.

Упрямый дождь живыми нитями

С землёй сшивает облака.

 

Пространство памятью пронизано –

Лучом добра и тенью зла.

И в свитке Божием записаны

Все наши мысли и дела.

 

Нас испытания проверили.

Уже известен эпилог.

И водомерки пруд измерили

Прыжками вдоль и поперёк.

 

И капли падают прозрачные,

Как слёзы, с неба в водоём,

Где мы, до времени бесстрашные,

Уже глядим за окоём.

 

* * *

 

Разве можно не пропасть

В райских кущах земляники:

На губах – лесная сласть,

В травах – солнечные блики,

В гуще леса – крик «Ау!»,

А в глазах светло и ало...

То ль живу, то ль не живу –

Заблудилась и пропала...

 

* * *

 

Смотреть в глубину небосвода

И думать, молчать о своём...

Как реки, все мысли народа

За дальний текут окоём:

 

Не там ли тот берег у моря,

Где сад и дыханье волны,

Где нет ни разлуки, ни горя,

Где все мы навек скреплены

 

Молитвой лучистой одною,

Единою, общей душой,

Где все друг за друга – стеною,

И каждый для всех – нечужой?

 

Найти б указатель дорожный

К тем тайным заветным местам...

Ну где же ты, сад невозможный?

Не там ли... не там ли... не там...

 

Созвездие Большой Медведицы

 

Как страшно живая душа

Страдает, сгорает, дымится;

Как жаждет она из ковша

Живою водою напиться!

 

Но кто в тёмном мире большом

Поможет ей? Грустная тайна...

Лишь звёзды небесным ковшом

Прольют ей свой свет неслучайный.

 

Среди ночи

 

Очнёшься в мёртвой тишине как воин в поле

Смертельно раненый... За шторой – свет Стожар.

А сердце бьётся – «бух» да «бух» – так колоколит,

Что мысли с чувствами бегут как на пожар.

 

Но что горит? Кого спасать? Себя ли? Друга?

Семью? Страну ли в тихом вкрадчивом огне?

И в неизвестность запелёнутая туго,

Лежишь недвижно в напряжённой тишине.

 

Нездешний голос вдруг окликнул – не иначе...

В испуге вздрогнешь и беспомощно замрёшь:

Ведь между сном и явью что-то, видно, значат

Все те вопросы, что себе ты задаёшь.

 

 

* * *

 

Стихийный сон ты, жизнь, – не более.

Иначе как и объяснить

Твоё стальное своеволие,

Твою ребяческую прыть.

 

Но, Боже мой, как всё же здорово

Любить немолчный этот бред

За горечь слёз и дикость норова,

За тайну грёз и беглый свет.

 

* * *

 

Стоят крещенские морозы.

Снега и мысли так чисты,

Что все ответы на вопросы

Безукоризненно просты.

 

И так душа исповедальна,

Светла, что, кажется, вот-вот

Не только ближний мой – и дальний

Её услышит и поймёт.

 

* * *

 

Счастье выпало: неделю жить в глуши

И бездонными, как небо, вечерами

Слушать песни о безбрежности души,

Напеваемые зимними ветрами.

 

Как засвищет ветер в клёнах у ворот,

Как посыплет в окна крупкой ледяною, –

Дверь открою – то ли радостью пахнёт,

То ль печаль возникнет тенью за спиною.

 

Чья обида в сердце торкнется: «Пусти!»?

Чей восторг заставит выдохнуть: «О, Боже!»?

И кому я в темноту скажу: «Прости!»? –

А в ответ лишь пробежит мороз по коже.

 

Чей-то плач глубинно чувствуя и смех,

Вдруг в каком-то озарении познаю,

Что душа на свете общая у всех –

Неразгаданная, вечная, живая.

 

А моя в ней – только малый, слабый вздох,

Капля в море, стёртый звук многовековья...

Да и душу для того мне вверил Бог,

Чтоб растить и наполнять её любовью.

 

* * *

 

Тишина... Только гул самолётов

Днём и ночью... И ночью, и днём

Много дел у военных пилотов...

Спи, мой маленький, добрый мой гном.

 

Слышишь, капают капли с сосулек

Тихо, ласково – только бы спать...

Неужели горячие пули

Помешали тебе отдыхать?

 

Ты же кукла, ты вымысел, сказка,

Утешитель в несчастном дому

И людская тебе свистопляска

Вроде, миленький мой, ни к чему.

 

Что ж ты глазки свои не закроешь,

Не расскажешь печальку свою?

Почитать тебе «Остров сокровищ»?

...Баю-баюшки, баю-баю.

 

* * *

 

…То детский лепет крыльев бабочки,

То тень, то свет – земная сеть,

То снимок предков в тесной рамочке

Тебя заставят замереть.

 

Пока летит секунда длинная,

Стоишь с прикушенной губой,

И жизнь встаёт как поле минное

В тяжёлом сне перед тобой.

 

А детский лепет крыльев бабочки,

А свет и тень – земные дни,

А снимок предков в тесной рамочке –

Каким намёком жгут они?

 

Ты что-то вспомнить попытаешься,

А что – не ведаешь сама,

А что – вовек не догадаешься:

Ни слёз не хватит, ни ума.

 

Но детский лепет крыльев бабочки,

Но свет и тень – земная жизнь,

Но снимок предков в тесной рамочке –

На них всецело положись!

 

* * *

 

Только и радости было:

Выдумка – птичий полёт...

Да, я давно бескрыла,

Только в груди поёт

 

Дудочка, одиночка,

Щепочка от ствола,

Незавершённая строчка,

Пёрышко от крыла.

 

Тихо поёт, украдкой:

Баюшки-баю-баю...

Спи, мой хороший, сладко.

Я для тебя пою.

 

У поля цветущего кипрея

 

Июльский цветущий кипрей –

Краса, многодумье пейзажа...

 

А ближних любить тяжелей,

Чем дальних, не знаемых даже...

 

Цветенья кипрея пора

В разгаре – как лета примета...

 

А зло не сильнее добра,

Пусть часто не верится в это...

 

И поле кипрея в душе

Счастливою нотой зависнет...

 

А счастье – оно, вообще,

От нас лишь самих и зависит...

 

 

* * *

 

Уходят в никуда,

Из ниоткуда

Возникшие мгновения...

А я

Ловлю себя на чаянии чуда,

На страстной жажде инобытия,

Где время спит, как в панцире улитка,

Где людям неизвестен смертный страх;

И детская счастливая улыбка

У каждого сияет на губах.

 

* * *

 

Хлебом пропахшие сенцы,

С крышкой открытою ларь...

Что ж ты так ухаешь, сердце? –

Было давно это, встарь.

 

Просто внезапная вспышка –

Молнии блеск по глазам,

Времени сдвиг, передышка,

Вход в неразрушенный храм.

 

Свет в одну точечку собран:

Мама пришла за мукой,

Миг – и к рукам её добрым

Можно прижаться щекой...

 

Человек под фонарём

 

На шапку фонаря ложится снег,

И в конусе танцующего света

Весь белым заштрихован человек –

По свету проходящая комета.

 

Вот-вот во тьме исчезнет ледяной...

О, Господи, зачем теперь мне зренье?

Я главное увидела: он Твой,

Для вспышки сотворён и для свеченья.

 

* * *

 

Что за звуки из разлуки

Вырастают в тишине? –

Будто вскидывает руки

Клён в шафрановом огне;

 

Будто стон бессонной ночью;

Заоконный чей-то взгляд;

Будто звёзды грусть пророчат –

Колокольцами звенят;

 

Будто в сердце знобкой дрожью –

Острый птичий коготок;

 

И течение под кожей –

Непокорной крови ток.

 

* * *

 

Чёрной смородины с белой смородиной

Не перепутаешь вкус, аромат.

Вот бы и в жизни, нечаянно пройденной,

Так разобраться: кто прав, виноват.

 

Время идёт, ну а споры всё множатся.

Пушки палят, пахнет воздух бедой...

Жаль, что земля наша бедной заложницей

Под человеческой стонет пятой!

 

* * *

 

Я так смиренно принимаю

Уход пленительного мая,

Приход падения листвы,

Январский вихрь: "Иду на вы!"

Но наступает некий час:

Земля меняет свой окрас,

И жизнь за плечи обнимает, –

Смиренье запросто ломает.

И загораются глаза

На все простые чудеса:

Цветенье летнее лугов,

Сиянье лёгких облаков,

Листвы прощальное круженье,

Снежинок нежных мельтешенье...

И новый день, и новый май

Поют: "Читай меня, читай..."

Мне их читать – не начитаться,

С листвой, с метелями брататься,

Любить конечный путь земной,

Как Млечный Путь над головой.