Валентин
Ермаков

Цветёт черёмуха

Валентин Михайлович Ермаков родился 15 октября 1933 года в селе Ильинское на Калужской земле.

В Малоярославце пережил фашистскую оккупацию, окончил семилетнюю школу, железнодорожное училище, год ремонтировал паровозы. Потом – армия, Люблинский техникум трудовых резервов. Тяга к поэзии привела Валентина Ермакова в 1959 году в Литературный институт имени Горького, где он пять лет занимался в семинаре Льва Ошанина. Там же, в институте, он познакомился с Николаем Рубцовым.

В своей книге «У родных берегов» поэт вспоминает: «…На первом занятии оказался корреспондент газеты “Московская правда”. По рекомендации Ошанина он фотографирует Василия Белова, Ивана Лысцова и меня. А через день в столице традиционный праздник – День поэзии.

Нас троих пригласили для участия в разные книжные магазины. Спешу на выступления в радостном волнении, а в газетных витринах с полосы “Московской правды” смотрят наши портреты, в газете напечатаны наши стихи, моих – два, Белова и Лысцова – по одному. Строчка моих стихов “Чтоб каждое слово в поэме звенело” набрана крупно, общей шапкой. Потом Ваня Лысцов будет шутить: “Все мы вышли не из “Шинели” Гоголя, а из стихов Вали Ермакова”».

Специальность – литературный работник – привела Валентина Ермакова сначала в издательство «Советская Россия», затем – в «Современник». Он редактирует книгу Николая Рубцова «Зелёные цветы», отстаивает её название и содержание. Сотни книг замечательных русских советских поэтов прошли через руки редактора Ермакова.

Его первая книга «Черемуха» вышла 25-тысячным тиражом, письма с похвальными отзывами шли со всех концом Советского Союза. Молодого поэта приняли в Союз писателей.

С 1968 года поэт живёт в Обнинске, пишет стихи, выпускает сборники своих стихотворений, руководит городским литературным объединением «Шестое чувство», ездит с выступлениями по области. Шесть лет находился, как он написал в своей автобиографии, «на чиновничьей должности» ответственного секретаря Калужской областной писательской организации. Одновременно входил в состав Правления Союза писателей и был членом Президиума Литературного фонда.

В 1995 году за подготовку и издание к 50-летию Победы коллективного патриотического сборника «Знамя и слово» был награждён губернатором области карманными часами с барельефом маршала Жукова.

В 1999 году его стихотворение включено в антологию «Русская поэзия. ХХ век».

В 2005 году ему присуждают премию имени Марины Цветаевой за книгу стихов «Долгая долина любви», а в канун шестисотлетия Малоярославца земляки присваивают поэту звание Почётного гражданина города.

18 июня 2015 года поэта Валентина Михайловича Ермакова не стало. Похоронен он на родной земле в городе Малоярославце.

* * *

Из эссе Андрея Канавщикова

Русский поэт Валентин Михайлович Ермаков – автор принципиально не модный и не публичный. Часто так и остающийся в тени гораздо более раскрученного автора, герой которого «глотал самогон, воровал и дрочил за сараем» (конец цитаты) и с которым Ермаков имел гражданскую и поэтическую полемику.

Ермаков жил тихо и очень скромно. Настолько скромно, что даже сейчас, когда уже делить нечего и за сараем давно уже позволено делать всё, что угодно, даже сейчас, даже в посмертных заметках своих земляков, Валентина Михайловича привычно именуют «малоярославецким поэтом».

Этаким местночтимым автором, который чего-то там пописывал, а иногда хаживал в соседский гастроном за чекушкой. Хотя в действительности поэт Ермаков никогда не был ни малоярославецким, ни обнинским, ни калужским, являясь, прежде всего, русским общенациональным поэтом.

Память людская недолговечна и весьма избирательна, но в 1960-е Ермаков, ещё будучи студентом Литинститута, уверенно соперничал с Николаем Рубцовым. 25-тысячный тираж дебютной книжки его стихов 1966 года «Черёмуха» разлетелся в две недели.

Лев Ошанин в предисловии к «Черёмухе», кажется, не аванс молодому автору выдавал, а вёл речь о готовом и зрелом авторе: «Поэзия его светла. Неброская по форме, она очень органична. Его, как правило, короткие стихи лишены риторики и полны той простоты, которая даётся не вдруг, написаны не первыми пришедшими в голову словами…».

Ермаковым зачитывались. Стихи Ермакова переписывали в тетрадки. Именно Ермаков был, кстати, редактором рубцовских «Зелёных цветов». К сожалению, яркий старт не гарантировал такого же яркого продолжения, а своего Белинского у поэта не нашлось.

Не секрет, что фигура Пушкина вполне могла бы и не явиться массовому читателю в своём подлинном великолепии, если бы не напряжённая борьба Белинского за каждый образ и за каждое прочтение пушкинских произведений. Николая Рубцова адекватно прочитал и объяснил, в том числе, ему самому, Вадим Кожинов. Станислав Куняев объяснил и настойчиво пропагандировал Юрия Кузнецова.

Валентин Ермаков, увы, остался наедине со своими стихами. Наедине с грузом славы, который и радовал, и тяготил. И наедине с провинцией, по поводу которой можно умиляться, но на хлеб это умиление намазывается весьма тяжело.

Фактически Валентин Ермаков пропал из общероссийского поля зрения после «Черёмухи». С завидной периодичностью у него выходили книги – «На Ивановском лугу», «Большое небо»… Только вот ни с Рубцовым, ни уже даже с собой прежним соперничать не выходило.

Доверчивый, по-детски открытый и необыкновенно чистый человек после Литинститута оказался совсем в иной системе координат. К нему больше не прислушивались чутко. Вместо всё понимающего Льва Ошанина рядом оказались люди, которых, наоборот, самих нужно было просвещать. Которые хвалили проходные и откровенно неудачные стихи только потому, что они «изданы в Москве» и за них «платят гонорар». А когда получалось истинное, то Валентину Михайловичу за него даже спасибо не говорили, воспринимая, как должное.

Ермаков с нежностью и совершенно трепетной любовью воспевал свой Малоярославец, свою Калужскую землю. Это нужно было видеть, как перед встречей с читателями в Великих Луках он ставил на магнитофон гимн города, почётным гражданином которого являлся (с августа 2002 года), и слушал торжественные слова с явным благоговением, с той внутренней теплотой, что никогда не отрепетируешь и не срежессируешь.

Прислушивались ли родная земля Ермакова к нему так, как он прислушивался к ней? Чаще нет. Ни собрания сочинений, ни одного солидного издания в твёрдом переплёте при жизни он так и не увидел, испытывая вечные проблемы с публикациями… Доходило до того, что свои новые стихи он предлагал для печати в Великих Луках с припиской «Если сочтёте приемлемым для Вашей газеты, буду рад и бесконечно благодарен» (письмо от 26 октября 2011-го).

С одной стороны, эти обращения грели. А с другой, как-то больно и горько на душе делалось от того, что автор великой «Черёмухи», словно школьник или какой-то начинающий был «бесконечно благодарен» факту публикации всего-то в рядовой провинциальной газете.

Реально это страшно, когда, задыхаясь от своей неприкаянности, большой русский поэт словно вымаливает своё право на собственное слово, на свой голос. Вымаливает уже тогда, когда масштаб очевиден, когда любой диалог уже проигрышен.

Беспредельно честный и бесхитростный, при тесном общении Ермаков вызывал лишь обратный эффект. Например, на встрече со школьниками он с непосредственностью и выразительностью мог запросто завести рассказ о собственном прежнем пьянстве. Причём, с подробностями вроде отмороженных пальцев.

– Валентин Михайлович, дорогой, зачем же вы школьникам-то о пьянстве говорили?

– А они взрослые уже, 11 класс, они всё поняли, как надо.

– Но какой образ поэта они составят себе – допивающегося до сна на улице?! Как они, после ваших-то рассказов, о поэтах буду думать?!

– Почему сразу так, – возмущался Ермаков. – Ребята, наоборот, внимательно слушали. Если с ними честно, то и они открываются.

Бесхитростность и простодушие Ермакова очень часто прямо-таки зашкаливали. А в сочетании с его общительностью приводили порой к не менее изысканным результатам, даже когда поэт находился в абсолютно трезвом виде.

Так, однажды он шёл на дачу и по пути остановился отдохнуть возле заборчика, за которым трудилась женщина, красоту и фигуристость которой не под силу было скрыть рабочей одежде. Молодка полола грядки, а Ермаков, занятый своими мыслями, рассуждал на тему, что молодым женщинам хорошо выбирать любовников постарше.

– Это почему ещё? – засмеялась женщина.

– Дело в том, – на полном серьёзе объяснял Валентин Михайлович, – что мужчины постарше уже многое повидали, они научились ценить отношения, они не разбрасываются.

Светило солнышко, пели птички. И договорились в конечном итоге Ермаков с совершенно незнакомой женщиной до её ответных слов:

– Хорошо. Я согласна.

Тогда только Валентин Михайлович понял, что со стороны всё выглядело, как его заигрывание. Стал оправдываться, что сейчас он не клинья подбивал, а просто делился своими мыслями, которые в стихах звучат.

Расстались, но женщина не слишком поверила оправданиям. Вплоть до того, что её муж потом прибегал к Ермакову и грозился расправой, если тот не прекратит за женой ходить.

– А ведь я ту женщину и в самом деле первый раз в жизни видел и никаких планов у меня на неё не было, – рассказывал Ермаков. – Просто поговорить захотелось. […]

В приложении к сборнику избранного «Следы переменчивой жизни» (Обнинск, 2008) Валентин Михайлович разместил некоторые из посвящений на подаренных ему книгах. И эти посвящения и тогда читались, а особенно сейчас читаются, неким отдельным стихотворением самого Ермакова. Которое он творил собственными душой и сердцем, даже когда формально стихов из-под его пера не выходило.

Алексей Марков: «Близкий-близкий мне человек, Валя Ермаков, я благодарен судьбе, что она нас когда-то свела. Спасибо тебе за чистое благородное сердце!».

Анатолий Парпара: «Одному из самых светлых и честных друзей и поэтов Валентину Ермакову с нежностью».

Владимир Фирсов: «Валентину Ермакову, которого искренне люблю как поэта и как человека. На дружбу».

Характерно, что когда проходило прощание с «малоярославецким поэтом» Зоя Николаевна Старыгина из культурно-просветительского центра «Единство» откликнулась на всё в электронном письме одной-единственной фразой «Смерть любимого поэта». Произнеся «поэт» и «любовь» – два ключевых, главных для Ермакова слова.

И нет ровным счётом никакой разницы – Малоярославец, Обнинск или какой другой населённый пункт – он увидел в последние свои мгновения. Он видел всю Россию и мудро любил всю свою землю.

Валентин Ермаков умер, пожалуй, именно тогда, когда только мог. Провидчески превратив сам свой уход в новые стихи. Умер, когда в полях и садах центральной России отцвела черёмуха.

Отцвела, чтобы оставить иную, теперь уже вечную, жизнь большой русской книге «Черёмуха». Аромат которой будет посильнее той, что отцвела, а внутренняя красота – ещё ослепительнее.

Андрей Канавщиков

Первоисточник: «День литературы». «Цветёт черёмуха». 30.06.2015

Творчество