Вадим
Смоляк

* * *

Зима. Страдаю в монохроме.
Симптомы выдуманной хвори:
полночный вор,
слепой таксист,
внезапно вспыхнувшая штора,
шуруповёрт в руках у вора
и бой часов,
и ветра свист.

Забытый другом и врагами,
мечусь в бессоннице на грани
исчезновения.
В окне,
как удивительные стразы,
ночные звёзды автострады
летят, подмигивая мне.

* * *

Еловый спас – эстетика зимы,
Продолговатый плод некруглой даты.
Подтаял наст, где сеттер Казимир
С утра рисует жёлтые квадраты.

Кругом рябит, но всё не в свой черёд.
На чашах век ресницы, будто гири,
И тот, чей бинт, зовёт того, чей йод,
Чтоб уничтожить след от харакири.

Не просыпайся, если не резон,
Не оставляй реальности ни шанса
Ворваться в твой вращающийся сон,
В его спираль хрустальную вмешаться,

Покуда вновь отравленная явь
Не проберётся в дебри квазимира,
И не очнётся пьяный Голиаф
С разбитым лбом в картине Казимира.

* * *

Когда жена уедет с Якиным
В машине студии «Мосфильм»,
Я стану пить вино со всякими
И называть её Эсфирь.

Я полюблю ночные бдения
И в непроглядной темноте
Начну ловить руками тени я
И жечь на газовой плите.

Прощу испорченные чоботы,
Забуду наглое враньё,
Заменят шорохи и шёпоты
Мне голос ласковый её.

Минуя прелести и хитрости
Соседки снизу Розы К.,
Я буду ждать, как божьей милости,
Междугороднего звонка.

Когда жена, собрав котомочку,
Уедет с Якиным на юг,
Я покурю на кухне в форточку,
Накину лямочку на крюк,

Смастырю кожаную пе́тельку,
Размер сверяя с головой…
Я опровергну арифметику
И разделю себя на ноль.

* * *

продать ружьё не видя проку в нём
купить верёвку и кусочек мыльца
сбежать с дождём в ближайший водоём
как говорят у висельников смыться
на витраже жанпольвинилхлорид
едва заметен даже при наклоне
один джордано дважды не горит
и потому он курит на балконе
где вечер стелет серый шевиот
луна блестит как яблоко раздора
он ей шепнёт
она ему шепнёт
у них немало тем для разговора

* * *

Если бы вдруг не весна и не март,
И не хрустально блестящие лужи,
Так и жила бы, слепа и нема:
Кофе с утра, на обед и на ужин.

Долгая, словно сиеста кота,
Ночь при мерцающем бра монитора,
Где никому не известно когда
Призрачна радость, а горе притворно.

Связано время узлами зимы,
Крепок рукав на смирительной робе.
Мысли замедлены, заземлены
И переварены в зимней утробе.

Так бы тянулось: ни дня, ни числа.
Разве бывают в безвременье числа?
Если бы вдруг не случилась весна,
Если бы март невзначай не случился.

* * *

Для стареющих принцев весна – это месть, это стресс.
Это поиск сбежавших невест и уснувших принцесс.
Это скачки для сердца, для ног озорной спотыкач.
«На участке сиеста, – бурчит озабоченный врач.
– Театральные страсти уймите и спрячьте уже!
Ваше дело – в антракте грустить о висящем ружье».
Но ведомые принципом принцы седлают коней:
Не догнать чаровницу, так хоть погоняться за ней.

* * *

Они играли в ниточку.
Они курили в форточку.
Потом влюбились в Витечку,
Сидящего на корточках.
И поступили в техникум
Трамвайный и троллейбусный.
Они хотели в Мехико,
А ездили по Энгельса.

Вези, судьба рогатая,
Туда, где солнце ясное
И слёзы льют богатые,
Когда съедают кактусы,
На завтраки у Тиффани
По ямам и колдобинам
Искать любви с субтитрами
И в переводе Гоблина.

Они коммуникабельны
И свеженьки, и новеньки,
Как две сестрицы-капельки,
Пока не стёрли дворники.
А Витечка? Да ну его!
Не скурвится так сколется.
Влюбиться надо в Хулио,
У Пабло есть любовница.

Но проводами-рельсами
Дорога закольцована.
Ни шагу в неизвестное,
Ни миллиметра в сторону.
Общественными банями,
Рабочими столовками
Ползёт мечта трамвайная
Со всеми остановками

На танцы в клуб дорожников
Для тех, кому за молодость,
Искать лицо меж рожами,
Но как-то не устроилось.
Ночами было муторно
Считать сплошные прочерки.
От Павлика кондуктора
Досталось им по доченьке.

Шумит на кухне вытяжка,
Висит на стенке фоточка,
На ней пропавший Витечка
Сидит себе на корточках.
Маршруты перевязаны
Печалями и грёзами.
Одна сошла на Вязовой,
Другая на Берёзовой.

* * *

Так напряжён в ожидании каждого утра,
Будто краду медяки из кармана у бога.
Нежное нетто скрываю за кряжистым брутто,
Вижу, где круто, но еду туда, где полого.

Жадную совесть сменял на беззубую зависть.
Баста! Наелся до спазма, до дробной икоты.
Всласть по просторам натопался, строясь и старясь,
Код мирозданья деля за бабло на пинкоды.

Статус по Сеньке. Как в сказке, продукты по списку.
Счастье глядит на дорогу сквозь дыры в авоськах.
Грей свое место, лелей свою круглую миску,
Клоун в отставке, седая слоновая моська.

* * *

Из осколков стекла и обломков Лего
Мой коллега собрал колесо для бега.
Консультант по продаже магнитных бурь
Просто взял и однажды запрыгнул внутрь.

Говорили вахтёры в курилке, будто
Колесо – это скрытая форма бунта.
Самосудом грозили за самосад
И подспудно винили во всём Моссад.

Но беглец раскрутил колесо рысцою,
Напевая мотив «Огурцов» из Цоя,
А когда финансисты гасили свет,
Он устало насвистывал «Sweet» и «Slade».

Каждый день он выкладывался по полной.
Мы пытались накрыть сорванца попоной,
Волокли кока-колу и бизнес ланч,
От которых он ловко пускался вскачь.

Секретарши любили его за скорость,
Проходящие мимо, шептали: «Форест»,
Представляли, как кружится гол и бос,
Если льнул к ним за ужином потный босс.

Мой коллега достиг бы чего угодно:
Мог выигрывать в игры и бить рекорды,
Стать иконой здоровья, как доктор Берг –
Вот такой был у парня задорный бег!

Только жизнь, потоксичнее рыбы фугу,
Продолжала носить беглеца по кругу,
А цветное мельканье и тусклый блеск
Создавали иллюзию смены мест.

В результате естественного износа
Колесо укаталось, как все колёса.
И теперь за него ни гроша не дашь.
Это самая грустная из продаж.

* * *

Она пришла ко мне под градусом.
Уткнувшись взглядом в «Хуавей»,
Она сказала мне: «Возрадуйся!»
И я возрадовался ей.

Мы ели палтуса и сибаса,
Цедили терпкое вино,
И, как судьбе я ни противился,
Соединились с ней в одно.

Заполыхало пламя адово,
Зарделись дерзкие сердца.
Пылала алая помада на
Сковороде её лица.

О, пробужденье – тема вечная!
Холодной бледностью чела
Она была очеловечена,
Но хуавее, чем вчера.

* * *

Не уходи пока не вышел срок.
Пока не крыса выморочный кучер,
И микрочип в моргающей Суок
Ещё не скис, а чуточку заглючил.

Пока из рая строем без вещей
Нас не попёрли с песнями под горку,
Пока лишённый пенсии Кощей
В яйцо пашот сует свою иголку.

Пока волками хвастает пастух,
А полтора усталых землекопа
Впотьмах терзают заступами слух
И вдаль несётся вялая синкопа.

Пока досады бранные слова
Сидят в устах, одеты и обуты,
У нас есть час, а может быть, и два.
А, может, нет. Ни часа, ни минуты.

* * *

Время грешить прошло,
Каяться – не настало.
Чувствую хорошо,
Только немного странно.
Будто на этаже
Замер в застрявшем лифте,
Но не звоните в ЖЭК,
Кнопочек не давите.
Страшно и в тот же миг
Сладостно в равновесье.
Пляшет глухой жених
Танец слепой невесте.
Тросов задверный визг,
Скрежет стальной пружины.
Съездили вверх и вниз,
Вроде бы жизнь прожили.