Татьяна Стрельченко

Татьяна Стрельченко

Сим-Сим № 29 (54) от 21 октября 2007 года

Лёгкость – не порок!


* * *


Наточу поострее лезвие –
Срежу звёзды, червонцы медные.
Нет занятья в мире полезнее:
Звёзды, знать, для здоровья вредные!

Вон их сколько – блестящих пуговиц!
Срезать их! Как цирюльник – волосы.
Насадить золотых луковиц,
Чтоб весной цвели гладиолусы.

Люди счастливы, как от водочки.
Не смотри на меня, трезвую!
…В небе нет ни одной звёздочки –
Все – мои. Все себе срезала!


...обрывок сна...


Взять бутылку белого вина

И застыть у зимнего камина.

Наблюдать, как дурочка-луна

Пудрит жёлтый нос пыльцой жасмина...

Может, безнадёжно влюблена?..

– Как? Зимой? Луна? Пыльцой жасмина?

– Верь мне! Это – сон. Обрывок сна.

Взять вино и старый красный плед,

Пахнущий отцовской сигаретой,

И смотреть, как дурачок-поэт

Душу за холодные рассветы

Продаёт. И нет в руке монет.

– Душу? По дешёвке? За рассветы?

– Верь мне! Это – бред. Всего лишь бред.

Взять бутылку белого вина,

Размешать с янтарными слезами

И, смеясь, жонглировать словами,

Верить в то, что грустная луна

Безнадёжно влюблена в поэта...

Он её полюбит! До рассвета –

Вечность! Выдох. Миг...

...обрывок сна.


Одиссей (морское)


Из распахнутых окон – воскресный кофейный дымок.

Я цветную мечту окунула в шипящий прибой,

Я в солёной воде полощу небосвод голубой:

На ладонях вода – а в воде отражается Бог.

Из распахнутых окон – печальный и ласковый блюз,

Синий-синий, как море, как Бог на ладони моей.

Я грущу о великом... и рядом грустит Одиссей,

И готовит корабль, и шепчет упрямо: «Вернусь!»

Из распахнутых окон – как вспышка! – распахнутый взгляд:

Детство в ситцевом платье присядет у самой воды...

Мы пойдём, на горячем песке оставляя следы.

Одиссей – возвратится. И мы возвратимся назад.


Настой


Солнце спряталось в дырявое сито,
Поле нитками к закату пришито.
Облака вскипают розовой пеной,
Летний ветер дышит скошенным сеном.
Приглашенье на концерт соловьиный –
И русалки красят губы малиной,
У реки танцуют призраки-блики,
Дремлет вечность под кустом земляники…

…А старушка с улыбкой святой
Льёт мне в кружку целебный настой.

Погружаюсь в лебеду с головою,
Становлюсь до слёз, до боли – живою.
Всё!.. Останусь. Сад. Избушка. Корова.
Счастье? Выдаст мне старушка подкову!
Научусь доить. И в поле – с косою.
Научусь ходить по травам босою.
Заиграют мне цикады вальс венский,
Становлюсь до слёз живой – деревенской...

…А старушка с улыбкой святой
Шепчет: «Ишь ты! Ядрёный настой!»


Уселась ночь на подоконник


Уселась ночь на подоконник
Листать помятый старый сонник:
В нём что ни сон – то к леденцу!
Толкует сны мне, кареглазой,
Видать, меня решила сглазить!
…я думала, мне ночь к лицу!

Ночь рассказала мне о чуде:
Там, во Вселенной, бродят люди
И спорят: «Есть Земля и Марс?»
А им в ответ: – Смешить довольно!
И под луной пятиугольной
Они уснут, не веря в нас.

Но Ты, чужой звездой согретый,
Чужой поэт чужой планеты,
Упрямо шепчешь: «Есть Земля!»
Твои мечты, стихи и ноты…
Ты ждёшь, когда приснится кто-то –
И этот «кто-то» буду я.


* * *


Налей-ка мне вина, Сальери!

Без яда? Я охотно верю.

Зачем же яд, коль нет таланта

У горемыки-музыканта?

Ах, лучше был бы яд, Сальери!

Сонаты, гении... Проклятье!

Сальери, мы с тобою братья.

Быть возле солнца позолотой,

Быть даже не вторым, а сотым

Врагу не смел бы пожелать я.

Мы – просто пыль чужой дороги.

Идут божественные ноги,

По нашим душам спотыкаясь.

Но я спою (и не раскаюсь)

Такие строки:

Пусть наши гениальные соседи

Свои сонаты пишут где-то рядом.

Мы – гении посредственных трагедий

И яда.

Палач мой – брат мой!

С ядом? Верю.

Спасибо за вино, Сальери!


* * *


Я – маленький апрельский эльф,
Рождённый в одуванчиках.
На мне прозрачный лунный шлейф
И серебро на пальчиках.

По вечерам я и Апрель
Болтаем о политике.
– Подорожала карамель!
– И феи – все на митинге!

Нет карамели? Ерунда!
Я обойдусь морковочкой.
Другая есть беда – когда
И где искать Дюймовочку?


* * *


В небе праздник белых голубей.

Шалый ветер обрывает вишни...

Я шагаю по весёлой, нищей,

Бестолковой юности своей.

Бесконечность счастья – это грех?

В старых зеркалах уснуло время.

Я вчера была любима всеми

И отчаянно любила всех!

Я и юность, в принципе, похожи.

Только я её чуть-чуть моложе.

Мы шагаем. Голуби и смех.

Ты меня покинешь, ну, так что же?

Удержать тебя никто не сможет.

Бесконечность счастья – это грех.

Всё же…


Сиреневые стансы


Жизнь взята напрокат,

А боль дают авансом.

Мне дали сразу две,

Две боли – мне одной!

Сентябрьской ночью, брат,

Я расплескала стансы

На розовой траве,

Под розовой луной.

Осенний листопад

Мне стал родным казаться.

Я плачу наяву

И хохочу во сне.

Сентябрьской ночью, брат,

Сиреневые стансы

Мне сердце разорвут

При розовой луне.


* * *


Хотела ехать налегке,

Но рыцаря при шпаге

И контур Града вдалеке

Я увезу из Праги.

И золота манящий блеск

(Не там искали маги!),

И Влтавы беспокойный плеск

Я увезу из Праги.

И несколько прощальных слов

На гербовой бумаге.

И чью-то тайную любовь

Я увезу из Праги.


Лёгкость – не порок!


Для меня большая редкость –
воздуха глоток.
Чтобы поселилась лёгкость
Где-то между строк.
Я писала, как дышала,
Ровно год назад.
В сердце – острие кинжала:
Синеглазый взгляд!
Муза приходила к ночи –
На душу бальзам.
Если сердце кровоточит,
Значит, быть стихам.
Видно, не могла иначе –
Лёгкость – не порок!
Не судите, милый мальчик,
За нелепость строк.


* * *


Седые усталые парки

Давно развязали клубок.

Кому-то полёты, кому-то подарки,

Кому-то взведённый курок.

Нам тесно, как в банке селёдкам.

Попробуй-ка скинуть петлю!

Ты прячешься в теплой, уютной серёдке,

А кто-то стоит на краю.

Я с детства любила подарки,

Но больше любила дарить.

В тумане седые, усталые парки

Мне вяжут непрочную нить.


* * *


У судьбы за пазухой – козыря:
Мне на сердце выпал король бубён.
Мне о нём рассказывала заря,
Мне его описывал старый клён.
Я когда-то видела силуэт –
От горящей бумаги слепая тень…
Я ждала его, зажигая свет
Между двух зеркал, между тонких стен.
Наливала воск в серебристый чан,
Кровь подмешивала в чьи-то сны…
И глаза не могли отличить обман,
И не слышали уши имён иных.


Мой Ангел Румяный и я


Многоэтажка. Антенны и крыша.
Здесь звёзды немного роднее и ближе –
И чуточку дальше земля.
Нас двое. Мы здесь, чтоб никто не услышал:
Мой Ангел Румяный и я.

Вам нас не увидеть. Мы здесь понарошку.
Ночь стала похожа на чёрную кошку,
Какую-то тайну храня.
Нас двое. Мы сели и свесили ножки:
Мой Ангел Румяный и я.

Поправит рука занавеску квартиры.
На небе погасло созвездие Лиры...
Сегодня планета – моя!
Нас двое. Мы здесь с сотворения мира:
Мой Ангел Румяный и я.

Пусть память сотрёт незнакомые лица,
Куда-то уходит имён вереница,
Нет, мы не стоим у руля!
Нас двое. Мы – призраки Звёздного Принца:
Мой Ангел Румяный и я.

Вселенная верит в нелепые сказки,
А мы далеки от обиды и ласки,
Мы больше, чем просто друзья.
Нас двое. Мы смело отбросили маски:
Мой Ангел Румяный и я.


* * *


Пылает пламенем миндаль,

Не расцветёт весной!

Пускай горит – совсем не жаль:

Огонь, иди за мной!

Вперёд, не бойся темноты!

Дорогой ледяной

Прорвись сквозь чёрные кусты.

Огонь, иди за мной!

Я повяжу кровавый бант,

Покрашу кудри хной...

Я – пламя. Это мой талант.

Огонь, иди за мной!


Я видел в зеркале старинном...


В холодной голубой гостиной

Камин погас.

Я видел в зеркале старинном

Блеск чёрных глаз.

За окнами бесился ветер,

Тревожа слух.

Мне было зябко в этот вечер:

Камин потух.

Семёрка, тройка, туз – свободы

Желанный миг!

Мне выпадает из колоды

Старуха Пик.

Лицо, как будто восковое,

Цветной чепец...

И хриплый голос: «Нам с тобою

В один конец!»

Но я не мог уйти без боя –

В крови – азарт!

– Постой! Я прихвачу с собою

Колоду карт!


© Татьяна Стрельченко, 2004–2007.
© 45-я параллель, 2007.