Татьяна
Литвинова

Татьяна Литвинова родилась в Изюме, который на Украине и который по ошибке не имеет отношения к винограду.

Зато книга ее стихов называется «Вавилонская лоза». И у книги есть безошибочное отношение к винограду, Вавилону, к жизни, смерти и любви. Но если разговориться об этом – получится серьезная биография, вразрез с литвиновским предупреждением «серьезную пока не надо!»

Лучше вернусь в Изюм – мне нравится название города. И реки – Северский Донец. И холма – Кремянец, но тут я потяну паузу и натяну тетиву (…Пауза, словно кипенье стрел// в замершем колчане), чтоб выстрелить: «Слово о полку Игореве» очертило русскую землю, как лежащую за этим самым холмом. И, значит, отступать нам, как всегда, некуда – «Слово» требует продолжения.

Но то ли будущий поэт решил бросить вызов русской истории, то ли облюбовал для себя кутузовскую стратегию – в общем, назло врагу Литвинова окончила физфак Харьковского университета. Курсе на 3-м фундамент серьезной науки подрасшатали давние метрические колебания, но так закаляется сталь: писать стихи надо в конспект по физике твердого тела, а формулы – твердить нараспев. Сплав проверяется сегодня, когда профессия приобрела художественный флер над ежедневной технической рутиной: Татьяна Литвинова – редактор телевидения г.Северодонецк, но стихов это не отменяет.

«Смех сквозь слезы, услышать сквозь сон…» - из словаря на слове «сквозь»: «употр. при обозначении действия, состояния, сопровождаемого или прерываемого другим действием…» «Сквозь» - стоит на обложке другого литвиновского сборника, и мне, наконец-то, понятно название. Книжка открывается моим любимым циклом «Гефсиманский сад». Его отношение к биографии пока не определено (а будет ли иначе?), поэтому у меня есть право сохранить серьезность. Два стихотворения из этого цикла (вниз опускаю ссылки) вошли шестеренками в механизм моего христианства – собственно «Гефсиманский сад» и «Мария – Богу (Пиета)». Поэтому, рискуя нарушить формат краткого представления автора, позволю себе несколько фраз «за последним словом стихотворения…»

На вербальном уровне мы сторонимся богоборчества, а в «Гефсиманском саде» оно мучительно неприкрыто – как во всякой душе, когда происходит столкновение отчаяния с неумолимостью, то есть когда на последних жилах идет поиск главной молитвы. Может быть, сила мгновенного протестного тока характеризует глубину веры. И мощность устанавливается на предельных состояниях системы, там уж куда выведет – к разрушению или к разрешению. Все это векторно, и цикл едва ли окончен, впереди маячит что-то главное.

Эти стихи выговариваются исповедальным вызовом на одном натянутом звуке и оголены до таких костей, что не остается ткани для художественных коллизий. И особо удавшихся отдельных (и общих) мест тоже нет, поэтому цитаты бессмысленны. Есть долгий трамплин к акту сочетания с предопределенностью.

«Гефсиманский сад» просочился в сердцевину страдания – вздрогнуть. А «Пиета» преподнесла урок оправдания – замереть:

то есть по Слову, которое больше веры. И, значит, отступать нам, как всегда, некуда – Слово требует продолжения.

Виктория Кольцевая

Творчество

Публикации на других сайтах