* * *
Мелодия забытых сновидений
За мной уже не бродит по пятам,
Дождь отрезвел. Причудливые тени
На голых ветках пляшут по утрам.
Протяжны завывания метели,
Печалит песнь остывшего костра,
Озябшие волнения взлетели,
Как птицы с почерневшего креста.
На всём следы слепого изначалья
И радости неукротимый след,
Ликует день, исполненный страданья,
Но мне и в нём привычной роли нет.
Пронизанная солнечной тревогой,
Иду во тьме, влекущей наугад
К такой же безутешно одинокой
Душе, познавшей заповедь наград.
И только ей себя вручив однажды,
Дыханье успокоит бездны зов,
И кончится томительный и страшный
Один из самых непробудных снов...
* * *
И снова распятая радость
(Тобою!) рыдая, скулит.
И вновь торжествует усталость,
И душит поэзию быт.
И вновь ни о чём разговоры
Свирепствуют в лютый мороз,
И снова постылые ссоры,
И снова в душе моей конц...
Концлагерь! Овчарки, зверея,
Всё ближе и ближе... И ток,
Колючую проволку грея...
(Какой тебе с этого прок?)
Какого ты хочешь вниманья?
Какую прикажешь любовь
Дарить тебе, если касанье
(Твоё!) леденит мою кровь?
О, сколько ещё эту пытку
Терпеть мне, всевидящий Бог?
Да, я совершила ошибку,
Но я рассчиталась за вдох,
За выдох (с Тобой!) рассчиталась,
За жизнь, за любимых, за смерть!
Довольно. Полжизни – не малость.
Не трогай меня, круговерть.
* * *
Поплачь, душа моя, поплачь,
Как плачут маленькие дети –
Ты не судья и не палач,
И не за все дела на свете
В ответе ты перед Собой,
Пред Господом и пред Народом.
Поплачь, душа. И снова пой.
О чём – неважно. С Новым Годом
Поздравишь завтра ты себя,
И будет ёлка серебриться!
А ты, рыдая и любя
Мир этот грешный, снова в Ниццу
Вернёшься из России злой,
Любимой, нищей и проклятой...
Лазурный обретя покой,
Забудешь пять гробов и мятый,
Осенний запах духоты,
И кровь невинную у храма,
И троицы святой следы,
Ведущие не вкривь, а прямо.
Спаситель твой и божья мать
Глядят на мир из... человека.
Поплачь, душа моя, поплачь,
Самоубивица и – лекарь.
* * *
Любила ль я? Любила, как всегда,
Готовая спасать и быть распятой.
Моя любовь – небесная вода –
Плескалась по планете еле внятно
Страдалицей под током зла и лжи.
Днём воскресая, умирала ночью,
Когда земной отравы этажи
Вмещались в точку, а не в многоточье.
Как солнце восходило по утрам,
Так мудрость прикасалась к изголовью
Любви моей. И каждый взрыв был новью,
К земным готовый бурям и ветрам.
О суши остров… Круглый детский мяч,
Ты сказочен, ты так великолепен!
Но в каждом сердце мука, стон и плач –
Здесь всё не так, как на десятом небе!
Зачем сошла я в адский плен дорог?
Не в первый раз сошла, припоминаю,
Меня просил не делать это Бог…
Отец родимый, променяла стаю –
Отечество небесное – на мир,
В котором войны души обжигают,
В котором боголюди вымирают
Не в смерть, а в жизнь – загаженный трактир.
Но коль я здесь, средь хаоса и мрака,
Доверь мне чудо – воспасти того,
Кто вырвался из лап живого страха,
Кому сегодня плачется легко.
Даруй-доверь редчайшее уменье
Его к твоим законам привести,
Отец небесный, награди терпеньем.
И дочь, свою любимицу, прости.
* * *
Опередили... Выпрыгнули, сударь...
И, возвестив прощальное «прости»,
Вместили невесомость наших утр
И тяжесть вечеров всего в горсти
(Иль в горести?) пространства снежных вихрей
Я слепну, сударь. Но, не пряча слёз,
Вас... поздравляю! Вы… Вы – не антихрист!
Целует Вас рождественский мороз!
Да здравствует Любовь моя и Ваша,
Приветствую год счастья и причин
Таинственных, но наших, сударь! Сажа
Не тронет лика истинных мужчин.
Вы – высота, связующая звенья...
Не страшно ль мне? Бог с вами, сударь, – нет.
Хожу я в церковь, и святое пенье
Вам подношу на завтрак и обед.
На ужин – свечи и вода святая,
А на ночь, сударь, ложе на двоих –
Вы... приходите. Буду, обнимая,
Взрывать границы смерти! Стройся, Стих,
Хозяин вечный и души и тела...
Мой господин, вся жизнь моя была
Твоей весной. И как судьба велела,
Стирала пот с родимого чела.
Вам ведомо – не изменила долгу.
А Вы ведь знали... знали наперёд,
Что прежде, чем я кинусь вам вдогонку,
Ваш труд знаменьем в души упадёт.
Новорождённый примет эстафету,
И вздрогнут ветры, верные векам.
Молюсь за вас – летящую планету –
Маршрутом света к нашим берегам.
* * *
И назови лесного зверя братом.
Ликует сердце – всех родить любя
И осчастливить светоносным духом!
Искусства выше нет. У корабля,
Плывущего в пространстве чутким кругом,
Задача – выжить, не коснувшись дна.
И донести в другие измеренья
Божественного замысла творенье,
Чей двигатель – Любовь. Любовь одна!
И к бабочке, расшитой волшебством,
К цветку любому, к трепетному пенью,
И к птицам, чьи полёты к озаренью
Пронизаны светящимся родством,
И с человеком, и с кустом рябины,
С живой водой, свисающей с небес,
С твоим шептаньем, царственнейший лес,
Со всем, что дышит... Солнечны картины –
Свидетели немого естества
Любови Духа, покорившей атом...
Благослови свой шелест, древ листва
«И назови лесного зверя братом».
* * *
Кто-то в комнате моей
Ночью ходит по паркету.
Всё отчётливей, ясней
Дышит и – ложится к ней...
(К ней – ко мне?) Загадку эту
Тщусь я утром разгадать,
Но увы! Бесплодны муки…
Кто решился обнимать,
Страстно к сердцу прижимать,
Преступив закон разлуки?!
Это, верно, оттого,
Что когда ты в вечность убыл,
Я у гроба твоего
Так светло и так легко
Целовала горе в губы.
* * *
То ли время тебя обронило,
То ли ты обронила его?
Сцена жизни нелепо заcтыла,
Миг – и снегом судьбу замело.
Занесла одуревшая вьюга
Даль, откуда вернуться назад
Не суметь нам из нового круга
В старый круг. И диковинный сад
Не похож ни на райские кущи,
Ни на ад... Но душа не болит –
В незнакомый порядок запущен
Ход незримых часов и орбит.
Здесь закаты пылают в уставших
Одиноких страницах любви
В тайниках и прекрасных, и страшных,
Вдалeке от распятой земли.
* * *
Я давно не живу на земле –
Круг порочен условностью странной:
Свет в кромешной купается мгле,
Мгла купается в свете исправно.
Уместилась (блаженствуя!) вся
В самых крошечных солнечных бликах.
Бытовая ликует возня,
В нескончаемых топит интригах
И мою неуемную дрожь,
И мою неуемную радость…
Океан на себя не похож –
Воды света прошила усталость.
Даже летом пылает зима,
Дно мечты от надежды ослепло,
Обожжённой любови тюрьма,
Как скала, соскользнула нелепо
В память волн... Дни и ночи в золе,
Солнце в небе полощется мутном.
Я давно не живу на земле,
Пребывая во сне беспробудном.
* * *
Когда уйду или умру,
Растаю, растворюсь, исчезну,
Невидимая на миру,
Но зримо канувшая в бездну,
( Где нынче пир, и пир горой!)
Вы обо мне не вспоминайте...
Настанет час – и вы домой
В свои вернётесь сроки. Знайте –
Ни там, ни здесь я вас не жду,
Вас, предававших в веке каждом
Мой голос, отданный стихам,
И вами проклятый не дважды,
А сотни раз! Помилуй Бог,
Любя, спешу простить любого,
Кто преподнёс мне злой урок,
Лишив меня родного крова.
Я только вам благодаря,
Собой была, собой осталась,
Не изменяя свой наряд,
Жила, не чувствуя усталость,
Не помня зла, разлук и бед,
Пройдя земные испытанья,
Я вас... любила. В том секрет
И заточенья, и изгнанья
Души, презревшей с честью зло.
Вы обо мне не вспоминайте...
Мне вслед, познавшей ремесло,
Горстями землю не бросайте.
Вам не приснюсь, когда умру
Или уйду или исчезну
Невидимая на миру,
Но зримо канувшая в бездну.
* * *
...Отсюда все уйдём –
Кто раньше чуть, кто позже.
Не здесь с тобой наш дом,
Скажу тебе я проще:
Сюда пришли на миг
Из вечного. И – снова
Зов стен родных настиг...
Настигнет? Я – готова.
Кто мы в Его руках?
Матрёшки и петрушки.
Земля проглотит прах,
А небо – погремушки...
Но ты ошибся, Бог!
Шепну тебе на ушко:
В плену земных дорог
И ты… моя игрушка!
* * *
1.
Разбита жизнь на мелкие осколки,
Нет у неё начала и конца.
Осколочная явь рождает толки
О святости тернового венца.
Да что венца! Путь стелется цветами
Бодлеровского праведного зла...
Оставь надежду всяк живущий в храме –
На в ы х о д. Похоронный звон стекла
Не тело ранит – душу бередит:
Сосуд разбит, но истину – хранит.
2.
Пустых страниц безмолвье веселит,
Оно сродни заснеженному саду:
Чем чище снег, тем откровенней вид
Посланий, адресованных не стаду,
А единицам, вышедшим в расход!
В расстрел! В раздел!
В разрез со смыслом истин!
Блаженный мир рисован божьей кистью
И той, что страхом умертвляет род.
* * *
Ох, прости! Ну, прости неразумную!
Говори! Ну, пожалуйста, пой!
Ты уйдёшь – станет девочка умною.
Я уйду – будешь ласков с другой.
Не усну… я боюсь одиночества.
Дай смотреть на тебя и молчать.
Ты уйдёшь – не свершится пророчество.
Я уйду – позабудешь, как звать.
Пусть и ясная, и любимая,
Ту – не вычеркнет сердце. Прости.
Я уйду – стихнет музыка милая,
Ты уйдёшь – мне мосты не свести.
Не рабыня твоя, не пленница –
Боже, что мы такое творим?!
Он уйдёт – небо тотчас изменится.
Я уйду – солнце станет другим.
* * *
Поэту Михаилу Анищенко-Шелехметскому
Когда входишь в свой мир – добываешь не всходы, а зёрна.
Можешь сеять и жать, из муки печь хлеба и слова,
Урожай твой велик! Ты – соавтор, ты лепишь упорно
Океаны, моря, небеса, облака, острова...
Лепишь новые солнца, планеты взрывая без страха,
Лепишь новых земель и религий основы свои,
И растут этажи, воскресают мелодии Баха,
Сказки русского леса ликующий Штраус творит.
Золотые века, словно люди, сойдясь в хороводы,
Аплодируют новым просторам, летящим стремглав за тобой.
Свет и Тьма, взявшись за руки, дети извечной свободы,
Держат мост над рекою с живою и мёртвой водой.
Мы стоим у окна. До распахнутых настежь вселенных
Вдох один. Только вдох - до загадочной музыки звёзд...
Ты шагнул. Я шагну. Кто-то третий шагнёт из нетленных.
И аккорды шагнут вслед за нами потоками слёз.
© Татьяна Костандогло, 2004–2014.
© 45-я параллель, 2014.