Любитель малолеток
В школе преподом по истории был Изяслав Семёнович, позже уехавший в Израиль. Он не доверял учебникам, диктовал нам конспекты, научил вычислять даты партийных съездов в арифметической прогрессии... Мне эти знания пригодились на экзаменах в двух институтах. Часто устраивал летучки. Войдёт в класс со звонком, правую руку вперёд.
– Летучка.
На двойных листиках мы писали контрольную и в конце урока сдавали ему.
Я поздно развивалась. В 16 лет была нескладным длинноруким длинноногим подростком, в то время как моя подружка-соседка Светка уже вполне сформировалась в полную привлекательную даму. И Изя на неё запал... Кто кого из них был опытнее в сердечных делах – вопрос. Изя, как всякий еврей, – примерный семьянин, отец двух сыновей. Он искренне влюбился в голубоглазую светловолосую девчонку из Мурома, выглядевшую старше своих лет. Естественно, он подавлял свои инстинкты. Светка встречалась с тридцатилетними денежными парнями. С одним из них даже летала в Москву – в ресторан поужинать. С кем-то, скорее всего, и спала.
Надушённая, накрашенная, в бусах и кольцах, она сама пришла в учительскую во второй половине дня, успев после уроков пообедать и отнести портфель. Изяслав Семёнович проверял наши контрольные.
Света сама села к нему на колени, обняла и поцеловала в губы. Изя, понятно, потерял контроль над собой: он жадно целовал её четвёртый размер, шею, уши, теребил её мягкие льняные волосы.
– Ты – моя королева, – исступлённо шептал он. – Проси, что хочешь, выполню любое твоё желание.
– Поставьте Вике двойку.
Светка ничего другого придумать не могла, фантазии не хватало. Нормальные желания отсутствовали. Она завидовала обеспеченной отличнице Вике и сладостно представляла свой тайный триумф. Дальше поцелуев дело, разумеется, не дошло, Изя вовремя опомнился. Настоящий скандал разразился на следующее утро. Наперекор преподавательской этике влюблённый Изя поставил Вике двойку. А работа была безукоризненной.
– Найдите мне здесь хотя бы одну ошибку, – орала Викина мама.
– Вика ответила не по теме, – мялся покрасневший учитель, как раз и напоминающий сейчас нерадивого школьника...
– Я пойду к директору! – вопила возмущённая мать.
– Не надо, – умолял Изя.
Окончилось устной пересдачей. Светка торжествовала.
Богданов
Экзамен по введению в литературоведение мы сдавали Богданову на первом курсе. Это был один из первых экзаменов. Я пришла на него пьяная в хлам. А там все суетятся, говорят – двойки ставит, не допускает, выгоняет, перебивает – тривиально, идите, учите, зайдёте попозже... Ну, а мне всё равно... У меня голова кружится, пить хочется... Мне бы зайти поскорее...
Попался Булгаков.
– Вот так вот случается, – начала я глубокомысленно, – иногда реальные люди становятся прототипами художественных произведений, а иногда и наоборот... На Патриарших экскурсии водят: вот здесь Берлиозу трамваем отрезало голову... Не было Берлиоза. Художественный образ перерос в реальный.
– Давайте зачётку, – тихо сказал Богданов. – Отлично.
Видимо он пользовался авторитетом у преподавателей. До конца четвёртого курса никто не решался мне поставить тройку, хотя отвечала я не всегда хорошо. Только на экзамене по стилю получился прокол. Молодая женщина пытала меня часа полтора. А детей у меня было уже четверо, поздняя весна, конец мая, мы обе обливались потом.
– Нет не могу, – расстроено сказала она. Я поднялась. – Четвёрку никак не могу.
Я выдохнула с облегчением.
– Ставьте тройку, – обрадовано сказала я. Это была первая и последняя тройка в моём дипломе и в моей зачётке. Но какое это имеет значение. Мне и диплом-то ни разу не пригодился. Просто я люблю всё доводить до конца.
Как-то сидя на лавочке в скверике я спросила у Богданова, почему он мне пять поставил.
– Вы сказали то, чего я и сам не знал, – задумчиво ответил он.
Бард Николай Шипилов и поэтесса Мария Гонцова
В тот день я вернулась в общагу пораньше – сразу после лекций... Обычно я часами бродила по Москве, пила с друзьями кофе, ходила в театр...
В длинных коридорах было гулко и настороженно пусто... В комнатах – никого... Куда ни постучу – тишина... На лифте я поднялась на седьмой этаж...
Где-то раздавались приглушённые голоса... Я осторожно поскреблась в обшарпанную дверь... Бард Николай Шипилов и поэтесса Мария Гонцова пили пиво...
– Маша, ты ещё вчера обещала уехать, – глухо говорил Шипилов.
– У меня денег нету...
– Я сегодня получил гонорар за вторую книгу... держи... – Коля протянул Маше пачку десяток... – на дорогу хватит... Таня, заходи, – Коля налил мне поллитровую кружку пива...
Маша стала собирать вещи... Мы с Колей болтали... Потом Коля взял гитару... Стемнело... Маша всё собиралась.
– Плесни мне чуток, – попросила она Колю... Коля налил. Маша выпила.
– Деньги – дерьмо, – философски сказала она, глядя на лежащую на столе пачку десяток... Голом, забрызганном пивом и остатками еды столе, без скатерти... Взяла одну купюру, посмотрела на Ленина, как сейчас кассирши смотрят на Тараса Шевченко, и разорвала бумажку наполовину, потом вторую, третью... потом попросила у меня спички и подожгла... Шипилов торопливо убрал остальные деньги...
– Я останусь... – сказала Маша и выразительно посмотрела на Шипилова.
– Оставайся, Маша, – быстро согласился Коля. – Куда ты поедешь... Темно уже...
У нас в запасе было ещё пять литров пива...
Через несколько лет Маша бросится под поезд, и её разорвёт в куски.
...Пройдёт ещё немного времени, и Коля погибнет от алкоголизма...
© Татьяна Бондарчук, 2016.
© 45-я параллель, 2016.