Светлана
Князева

* * *

Как тексты газетных подшивок,
Дни тиснуты чёрным на белом…
От прежних до новых ошибок
Полшага в безумии смелом.

Кульбиты приличнее цирку ль,
А в жизни повадка другая,
И стрелки раскроют свой циркуль,
Ещё один круг пробегая.

Вчитаться успеть хоть разочек,
Прожить этот день не в убыток,
Но прячется смысл между строчек,
Так много напрасных попыток.

Незримо вершится работа –
Отделка словесной фактуры.
Сливается текст разворота,
День вычитан без корректуры…

* * *

Пусть под утро все мысли умней,
А вопрос не находит ответа…
Бледно-сизых прожилок темней
Голубиные крылья рассвета.

И увидит всю жизнь без прикрас –
И ошибки мои, и проступки
Любопытный оранжевый глаз
Заглянувшей снаружи голубки.

Профиль сменит фигурный разрез
Расправляемых крыльев зачем-то…
Не представлю без солнца небес,
Как Италии без Кватроченто…

* * *

Все несбывшееся глупо, мелко,
Жизнь ни разу не была легка.
Снегом осыпается побелка
Прямо с неземного потолка.
Или это пудра, или вата,
Или пух откуда-то зимой,
Я и в снеге этом виновата,
В бедах, приключившихся со мной.
Ну, и пусть, не лучше и не краше
Оказалось то, что позади,
Ты, метель, меня по снежной каше,
Заметая след мой, проводи.

* * *

Зачем – все отбросим игрушки –
Стихов создаются наброски,
Ведь был же, о Господи, Пушкин,
О нас написал уже Бродский.
И нет ни обид, ни упрека
От этих гигантов могучих.
Как можно писать после Блока,
Додумывать то, что знал Тютчев.
А Данте, Шекспир или Гёте –
Как светлые в небе зарницы…
У Бога в большом переплёте
Навряд ли пустуют страницы.

День в Светлогорске

В который раз признав, что этот мир нелеп,
хочу к нему прильнуть, как в жаркий день к ручью,
заглатывать его, как чайки с лету хлеб,
сыграть с ним наконец на равных и вничью,
закручивать опять стремительный роман,
влюбляться в эту жизнь, прожитую стократ
(ходил же здесь и жил когда-то Томас Манн,
горел же для него и плавился закат…),
дорогой винтовой пройти, пружиня шаг,
как сосны столбенеть, любуясь на волну,
о Гофмане вздыхать и короля-мыша
умильно вспоминать, забыв его вину,
от мокрого песка отряхивать ступни
и думать: в жизни все случается не зря,
и в вечер плавно течь – на солнце и в тени, –
как капельки смолы для бус из янтаря.

* * *

Яблока раздора бок надкушен,
сорт осенний слаще, не иначе,
всё, что Бог нашёптывает в уши,
выполнить – нелёгкая задача.
Жизнь как будто ладится до срока,
до того критичного момента,
когда смысл потерян от урока,
результаты – от эксперимента.
И к чему мне снова, бестолковой,
улиц опустевших анфилада,
ДНК молекулы белковой
крутится спиралью листопада.
Мысли лягут ровно и бесшовней,
словно лист, нашедший своё ложе,
а в любви твоей, скажи, ну, что в ней –
осенью тепло всего дороже.

Автобусный романс

Ни о чём, ни о чём не тревожиться,
в дождь в автобусе ехать, в тепле,
треугольник и детская рожица
нарисованы мной на стекле.
Нет ни стона, ни крика, ни жалобы,
всё, что есть, – это есть по судьбе,
не доехала бы, добежала бы
прямо в дождик колючий – к тебе.
Сколько мы остановок проехали,
скоро август устанет цвести,
а пока кормит мёдом с орехами,
чтобы нас повкуснее спасти.
А колеса всё катятся, катятся,
и народ надышал на стекло…
Пусть девчонка смешливая в платьице
подмигнет тем, кому тяжело.

* * *

Сделай вдох – ведь ещё не конец,
Сколько жизни в телах у растений,
Сколько бьётся в прожилках сердец,
Сокращается мышц, средостений,

Сколько мелких сосудов, аорт…
Пусть и век их как будто недолог…
Если осенью лето умрёт,
То останется зелень иголок.

И декабрь – только года итог
Очевидный для глаз посторонних…
Посмотри – это дышит цветок,
Мной поставленный на подоконник.

* * *

Нет у любви особенных примет,
Но есть секрет: она всегда – живая,
Прозрачная, как всем привычный свет,
И лёгкая, как капля дождевая.

Из всех возможных четырех сторон
Ее точнейший выбор однозначен,
Как будто бы он предопределён,
И будет только так, а не иначе.

Казалось бы, ну, что ей навредит,
Но грань тонка и выверена мера…
Когда любовь уходит, впереди
Всегда идёт утраченная вера.

* * *

Покрытие из листьев с толстым ворсом,
В наушниках поёт Каварадосси,
И кажется немного бутафорским
Весь этот мир, раскрашенный под осень.

Поэтому, нисколько не колеблясь,
Декоративней кутаюсь снаружи –
Чувствительный к прохладе эпидермис
Реальности не должен обнаружить.

И двери у кафе, на всякий случай,
Безжизненными кажутся на ощупь,
Но от касания теплеют ручки,
Отполированные и не очень…

И казни нет, и Страшный суд не грянет,
Невиданный потоп со дней творенья…
Дымится чай, и ложечка в стакане,
И блюдечко так кстати для варенья.

Поздняя осень

Молчание – золото, что же…
Почти голос осени стих,
Но больше она не похожа
На модниц и ярких франтих.

И мудростью дышит природа,
Раз участь её решена –
Стать избранным временем года,
Когда так важна тишина.

И слышно сквозь звонкую осень,
Сквозь ясную дней череду,
Как яблоко падает оземь
В далёком Эдемском саду…

* * *

Жизнь обрадует вдруг, ненароком,
Ослабляя диктат эстафет,
Раскрасневшимся яблочным боком
Или горсточкой мятных конфет,

А ещё – вкусно сваренным кофе,
И, рукою махнув на дела,
Развернёт ослепительный профиль,
Будто этого только ждала.

Улыбнётся, распутает локон,
Зацветёт, как весною сирень…
Ведь с неё – и влюблён, и растроган –
Глаз не сводит сияющий день.

Снег

Небо с завидной прилежностью
Сеет вокруг без помех,
Пахнет особенной свежестью
Только что выпавший снег.

В жизни всё часто не сходится:
Сеешь не то, что пожнёшь…
Радость приходит, как водится,
Если её и не ждёшь.

Опыт даётся недёшево,
Дар – ни купить, ни продать.
Сыплется снежное крошево,
Сходит на нас благодать.

* * *

Зима, ты похожа на блюдце
окружностью белых полей…
А мне уже не дотянуться
губами до сути твоей.

Как будто бы в шкаф для просушки
запрятали всё невзначай,
Из первой попавшейся кружки
я пью обжигающий чай.

С пространством выходит иначе,
и небу спускаться легко,
Чтоб с белых равнин по-щенячьи
густое лакать молоко.

Пусть нежность тончайшая эта,
добытая не напоказ,
Хранится за дверцей буфета
вдали от назойливых глаз…

* * *

Есть особый шарм – повязать на шею
тёплый яркий шарф сверх пальто и блузки,
Думать о любви, жить всегда лишь ею,
напевая вслух строчки по-французски.
Пусть стареем мы, и листва прибита
проливным дождём прямо под ногами,
А для нежных плеч не из монолита
стал тяжёлым груз, что зовут годами.
Но для глупых бед и иных патетик
не открыта дверь и не достучаться.
Там, где время свой нанесло герметик,
сквозь морщинок сеть проступает счастье…

Осень в Коломенском

На пейзаже листва золота –
левитановском или коровинском,
Те же краски кладёт сверх холста
подоспевшая осень в Коломенском.

Чтобы встать из начала в концы
неизменно волнующим заревом,
Рыжей охрой сжигает венцы,
полыхает медовым и палевым.

Листопаду, как будто, с руки
о зиме неизбежной пророчество,
И видней у притихшей реки,
в белый камень одетое зодчество.

Замелькают в листве терема,
забелеют пилястры, кокошники…
То ли осень рисует сама,
то ли осень рисуют художники.