Стася Дёмина

Стася Дёмина

Все стихи Стаси Дёминой

Аргентина

 

Успокойся, ты слишком нежна, Аргентина!
Твой любовник уродлив, и нет ничего в этой страсти.
Не мычи словно бык, эти звуки как вязкая тина,
как огонь и слюна из зловонной и сморщенной пасти.

Замолчи. Этот summer, плюс сорок и скука...
По вискам из стакана бежит похотливая льдинка.
Уходи, я устал, разве я не назвал тебя сукой?
Да, ты конечно Испания, только всё же простолюдинка.

А в России опять – этот год, этот день, этот вечер.
Рыжей женщины тень замирает, как в раме картина.
Я не стану любить, я устал, я тобой искалечен.
Я раздавлен тобой, что ты хочешь ещё, Аргентина...

 

2001

 

В белое


В белое, в белое взгляд упирается.
Дух восстает, а рассудок смиряется.

В белое, в белое, страшными ямами –

пьяная, пьяная, пьяная, пьяная.

Кровля обвалится – копоть на кости!
В бешеной, смешанной, плачущей злости.

В белое, в белое всё опрокинется –

чёрным окажется, красным прикинется.

Красным, ковровым покатится под ноги.
Вместе ли – розно ли, рано ли – поздно ли!

Сутью представится, в знаке изменится,
но донага никогда не разденется.

Но, если в белое взгляд твой закатится –

дух ослабеет, рассудок утратится.

Нет больше чёрного, нет больше красного!
Есть только звуки, лишь звуки согласные.

В белое, в белое взгляд размывается.
Разум – молчит. Только дух задыхается.

 

1994

 

 

В кафе

 

С горчинкой хлеб, но воздух сладковат.
Слова твои, что сахарная вата.
Я избегаю паутины дат,
а ты плывёшь как новенький фрегат
ко мне, сияющий, не верящий в пиратов.

Ты говоришь, что хватит в жизни драм,
моё отсутствие – ужасная утрата.
Ты шепчешь мне, что нужно сжечь мой храм,
и видишь, как его сжигаешь сам
с блуждающей улыбкой Герострата.

И я не спорю. Мне с тобой молчать
теперь всё проще. Ты забавен в рвенье
соткать нам жизнь из прерванных мгновений.
Jamais, серебряный. Ja-mais... Откину прядь
и вздор сотру одним прикосновеньем.

 

2006

 

* * *


Во времена дождей и холодов,
во времена всеобщего бессилья,
когда простых не хочешь слышать слов,
к тому «бессилью» рифмой – только «крылья»!
(По чёрно-белой улице бежит,
раскрашивая за собой колодцы,
несчастный клоун. Он так хочет жить,
и всё смеется, всё ещё смеется!..)
За скобками останется любовь.
В игре ее живой осведомлённость.
Изыск печальный трёх открытых строф,
всё ж не печаль... но Вами окрылённость.

 

1997

 


Поэтическая викторина

* * *

 

Вокзальные птицы кричат. Как ножи,
вонзаясь мне в шею – «останься!». Чужая,
как косточка скользкая, узкая жизнь,
и я навсегда из неё уезжаю.

 

2005

 

* * *

 

Вы говорите, я буду слушать.
Я Ваши небо, вода и суша.
Я Ваши невод, весло и лодка.
Вы говорите. Я очень кротко
надену звуки на безымянный,
но не на правой, а что с изъяном.
Я знаю, как Вам со мной смелее,
и по-другому я не умею...

 

2005

 

Ерушалаим

 

До той поры сильны, покуда
живущим – чудо, мёртвым – тлен!
Воссоздавая мир из круга
непреклоняемых колен...

Не нарушая песнопений,
порядка для, сомнений без –

Закат спускался на ступени
с Ерушалаимских небес.

И той же ночью в сиплом лае
зашёлся. И обрушил стон
Ерушалаим!.. Ерушалаим!..
непререкаем, как Закон.

Воздетых рук не узнавая,
рождал истории виток
Ерушалаим! Ерушалаим!
Последней горечи глоток.

Мешались равно кровь и слёзы
на сжатых крепко кулаках.
Закат. И ViaDolorosa*
как отражение в зрачках.

Свободой вечной обладая,
высокой властью облечён,
Ерушалаим! Ерушалаим!
Заплачь по нам.
Не плачь о Нём...

---

*крёстный путь

 

1998

 

* * *

 

Есть только одна река,
в которой то сталь, то муть!
Её леденят века,
меня опьяняет суть.
К ней поступь моя легка,
и в мире ста тысяч рек,
есть только одна река,
которой я – человек!
Оковы её – гранит –
граничат со мной. Рука
так словно скрижаль хранит:

«Есть только одна река...»
Глаза широки и вдаль.
На стрелку уходит век.
Дневных фонарей миндаль
не треплет усталых век.
Что так остановит бег,
уняв и обняв слегка,
из всех многоруких рек
есть только одна река.
Названья моих мужчин –
лишь «брат» или «сын» пока –
стараньем своих морщин
придумала ты, река!
C Васильевского островка
летящему вслед рублю
шептала – одна река,
которую я люблю!..
Которой любить меня
в каком-то, с нулём, году.
Есть только одна река,
в которую я уйду...

 

1998

 

Жандарм обмана
 

Мой странный сон... Жандарм его обмана
не спал, не спал, а выражал навзрыд
свою любовь, из моего стакана
лакал, подлец, прихлёбывая, стыд...

...а стыд был яд – упал жандарм, забылся,
не спал, не спал – пристыжен и убит;
рукой лжеца-жандарма не обвит,
мой странный сон обманом возвратился.

 

1995

 

 

Зарисовка

 

Я могла бы играть роль паяца на вечере.
Только как-то шутя, не всерьёз, невзначай.
Но всё чаще течёт по щекам до предплечия
горько-чёрный, солёный, счифиренный чай.
Я могла бы летать хоть с коровками божьими
и в лиловом апреле садиться на лёд.
Только кажется, вдруг вместе с хлебными крошками,
отправляюсь, смеясь, в свой последний полёт.

 

2001

 

* * *
 

Из детства: купались в реке, играли в мяч, орали, мечтали, бегали...
Из жизни: возвращались в дома, где были когда-то преданы...
Преданы страсти, огню, забвению, холоду.
Преданы тому, чего ожидали смолоду.
Там – хорошо. Иллюзия счастья. Сказка.
А здесь – стук колёс и постоянная тряска.
Жизнь – центрифуга, а мы как бельё в барабане.
Чистый мечтает о вшах, вшивый – о бане.

 

1996

 

* * *

 

Интуитивная близорукость.
Потенциальная шизофрения.
В грубом есть ласка, а в ласке есть грубость.
Просто мы странные или немые...
Даже в душе – то нет места, то гулкость.
То толстокожи, то слишком нежны мы.
Интуитивная близорукость.
Потенциальная шизофрения.

 

1992

 

* * *

 

Посвящение Нино Катамадзе

 

Как будто Землю расправляя в пяльцах,
шепча ей, глупой, раненой: «Дыши...»,
взлетает голос, вышивают пальцы
и заполняют полотно души.

 

2005

 

Колыбельная


Спать хочется. И в этом суть.
На то и сумерки – чтоб в них заснуть.
На то и ноченька – дай задремать.
Спать хочется! Невмоготу не спать.
Забыться в горечи, в слезах, в бреду.
Не слышать голос свой, свою беду;
не слышать шаг свой и слабый стук
из сердца сонного, из сонных рук
лишь душу сонную не выпускать.
Спать хочется. Нельзя не спать.
Не спать – обречь себя на шелест губ,
на злую музыку из вечных труб;
заснуть – и тенью навечно стать.
Спать хочется... И страшно спать.

 

1996

 

Кольцо Соломона
 

Солнце движется. И грядёт
Соломоново: «Всё пройдёт».

Чуть морщины спешат к лицу –

обращает свой взор к кольцу.

Передвинет и там найдёт:

«Да, и это, поверь, пройдёт».

Только каждой утехе – срок.
Сам себе Соломон пророк.

Высшей мудрости нет конца:
знать подобное без кольца.

 

1993

 

Лестница

 

Хоть в пролёт шагнуть или повеситься,

хоть пройти по лезвию на бис!

Сколько лет бежала вверх по лестнице!

(Невдомёк, что шествовала вниз…)

 

2006

 

 

* * *

 

Любить одиночество...
Бояться матового запотевшего счастья.
Любить одиночество...
Кричать от него, пытаться избавиться.
Любить одиночество...
Мучиться, мучить и знать точно:
любить одиночество –это тоже порочно.
Как порок сердца...

 

1993

 

* * *

 

Меня не душит тишина…

Легко дышать с тобой в покое.

Когда я слуха лишена,

в работе сердца – перебои.

 

Когда надвинут капюшон

серебряный, по доброй воле,

когда ты запаха лишен,

лица отсутствием доволен,

 

когда ты – гнев, когда ты – крик,

но крепко заперт и зашорен,

то умираешь, как старик –

бессилен, немощен, покорен.

 

Когда всё так – тончает нить…

Ни голоса, ни чувства плоти.

И всё немыслимей простить

существование напротив.

 

Меня не душит тишина –

ясней движение любое,

когда она обнажена.

Когда мы в ней. Когда нас – двое...

 

2006

 

Не грусть

 

Это не грусть.

Это просто такой тихий вечер.

В мыслях моих – не гость.

В горле моем – не кость.

Это не грусть, не грусть.

Если чего и боюсь,

то собственной путаной речи.

Прежде всего – уйти.

Не от тебя, с пути,

вытоптанного до небес,

что даже месяц слёз,

ибо устал до слёз.

В землю рогами врос,

и, превратившись в мост,

просит меня: «перейди…»

 

А что-то внутри спеклось,

скомкалось – вот и врозь.

Вот и сошло на «нет»

время лихих карет.

А время ста сигарет

сдвинет ли эту ось?

Это не грусть, не грусть.

Это терновый куст.

Это какой-то спор

глупый, о «ер» и «ять».

Так до каких же пор

мне себя не узнать?..

 

2006

 

Небеса над крышами

 

Расскажи, расскажи, мои мысли – как мхами поросшие...
Небеса над Кашмиром как прежде глядят с укоризною?
Помоги воскресить этот путь золотой, с барбарисами.
Развяжи мою память, мне больно не помнить хорошее.
Расскажи, ждут ли горы? Всё верят, что мною не брошены?
Как живет Сринагар, для плебеев названьем затейливый?
Мне приснился миндаль за его серпантинными стенами.
Почему ты молчишь и в глаза мне так смотришь встревожено?

Да, миндаль... И как кто-то целует мой локон и
у ключицы, и ниже... а плечи закатом окрашены…
Дальше?.. Нет, я не помню! Не помню, не спрашивай!
Память еле жива, шелкопрядом замотана в коконе.
Как охота на выдр?? Всё такая же алчно-беспечная?!
Преступление! А закон там ничуть не встревожен им!
Кто-то снился – не помню... и волосы были взъерошены...
Он ещё говорил, будто я остановка – конечная.

Глупость! Крышу над площадью, всю в абрикосовых косточках,
помнишь? Сверху видней, как повсюду шатры, да палаточки!
А под третьим окном вить гнездо неразлучные ласточки
прилетели. Кричали… И солнце качалось на форточках.
А ещё, помнишь, дети? Носились с облезлыми кошками!
И дразнили за нрав меня Кали – богиней суровою…
Что-то ласточек жалко. Тоскую тоскою сурьмовою.
Может, всё ещё любят друг друга и так же живут под окошками?..

 

Расстели у постели все карты, все ткани, все платья мои.
Назови это описью (впрочем, я называла бы очерком).
Помнишь, как застывали на память размашистым росчерком
облака над Тибетом – то белым, то сизым, то платиновым…
Ты так смотришь, чтоб я не забыла нечаянно
мой Кашмир, твоё небо и горы под сахарной шапкою;
на базаре орехи, и домик наш с лестницей шаткою?
Я всё помню. И тот поцелуй твой отчаянный...

Я смотрю в нашу бездну глазами седыми и нежными.
Пролетает та жизнь между нами лихими упряжками.
Ты не злись, но с хорошим всплывает и тяжкое.
А его не умею я помнить без новых морщин, безмятежною...
Моё тело живёт ещё теми порочными ритмами.
Лучше дай мне забыть, – чтоб не думать, не верить, не каяться, –
небеса над Кашмиром, и как тяжело опускается
на меня моя память. И горько заходится хрипами...
 

2006

 

* * *

 

Незлым, как солнце, маленьким, как ветер
ты мне казался в голубом рассвете.
И в детской зацелованной горсти
узоры я пыталась заплести.

Но взглядом тусклым по стене скользя,
ты еле слышно прошептал – «нельзя».
И не рождённые мне улыбнулись дети,
как солнце ясные и легкие как ветер.

 

1998

 

Перепутье

 

Я словно маленький зверёк

на перепутье.

Куда бежать ему и как

не перепутать

 

дорогу ту, где стерегут

орлы и лисы,

с дорогой той, где будет он

от счастья писать.

 

2008

 

Петербург

 

Я люблю проходить мимо тусклых витрин,
мимо старых афиш и заклеенных окон,
мимо душных миров и дурных пантомим,
завернувшись в печали твои, словно в кокон.

Мимо сотен дверей с наважденьем перил,
мимо голоса альта над лестницей стылой,
мимо тех, кто кого-то когда-то любил,
а меня называл лишь сиреневокрылой...

Я люблю этот странный и вычурный стиль
монотонных бесед с постоянством ударных.
В веретенную нить превращение миль,
с тяготением душ так высокопопарных.

Успокой меня, город, узнай меня, брат,
так отчётливо-зыбко мелькнувшую в мире.
Уводя в новый путь по ступеням оград,
всё к своим берегам в неизвестном эфире.

 

1997

 

 

Прощание

 

Какой беспомощностью веет тишина,
роняя жизнь опустошённой торбой –

нелепо вывернута и обнажена,
и стёртый край, как крылышко, надорван.

Хитросплетенья капель и секунд,
так ненавистных зрению и слуху,
дробят, раскалывают, крошат и секут
сухой остаток, вынесенный духу.

Так умирает радиоволна
немого счастья, детства и покоя.
Последним колебанием полна,
теперь я знаю, что это такое.

 

2001

 

* * *


Снег был не белым. Он был чужим –

будто бы сжатым – хлебом.
Я же была – словно сто пружин
между землёй и небом.
Я улыбалась, держа дугу –

отпрыск кариатиды!
Зная – сорваться вот-вот могу
в бешеный бег рапида...
В бешеный звон – изо всех ушей,
в сложный узор распада!
Я – королева для всех пажей –

ненависть злого стада!
Я – не подруга для брачных игр!
Снегом звеня не чистым,
Вам бы любовь ваших фрачных фибр
перевести на числа!
Перевести – и забыться сном!..
Тем, что скользит, мне вторя,
В нём Вы – пусть страшен Вам будет он –

пьёте глотками море...

 

1997

 

* * *

 

Снежинок лёгкая пыльца

летит.

Новорождённый на отца

глядит.

 

И мягок этот долгий взгляд

как шёлк.

Он сообщает: «Просто я

пришёл».

 

И что б ты в пальцах не вертел -

он есть.

«Я помню, ты меня хотел –

я здесь…»

 

2006

 

Солнце из флаконца

 

Если ты не видишь солнца

это, право, ерунда!

Из заветного флаконца

наливай себе тогда!

 

Как увидишь в небе солнце,

пополняй скорей запас!

Отворяй души оконце –

заливай туда за раз.

 

Выпей солнца! Выдуй солнца!

Запусти себе в живот!

На довольного чухонца

стань похожим! Вот же, вот!

 

Капли солнца во флаконце

помогают от хандры!

Хватит всем его лучонцев –

от морей и до тундры!

 

Даже если из флаконца

солнце здрызднет на Тибет,

если солнце все японцы

захомячат на обед,

 

даже если вдруг эстонцы

солнце схватят – «визы нет!»,

подставляй свои ладонцы –

я накапаю тебе!

 

Потому что там, на донце,

в личном радужном флаконце

обещало мне навечно

солнце яркое сиять!

 

Ни японцам, ни эстонцам

ни каким-нибудь пиздонцам

из далёкого Поречья

наше солнце не отнять!

 

2007

 

Стрелки вперёд

 

Стрелки вперёд.
И тишина

горло дерёт.
Обожжена болью комната.
Скомкано пол-жизни и снова расправлено.
После выброшено за порог, в снег, в землю,
и ею сдавлено.
Неумелая,
думала, смелая,
а всё такая же робкая.
Сроками мерить жизнь
не научилась.
И, уползая прочь,
ночь тихо берёт
меня за плечи и кладёт на живот.
Наверное, лечит...
Стрелки вперёд.
Но на одну
любимую жизнь
меньше...
 

Март 2006

 

Стрелки назад

 

Стрелки назад. Всё смазано.
Время будет привязанным
ровно час. Не пора ли трогаться,
хрипнуть пока и дёргаться
будет оно, как дворняга? Сказано,
что потом и его отпустят.
В грусти нет ничего диванного,
только уток и основа.
И, направляясь в ванную,
произнесу: «Однажды
час повторится дважды.
Не пропустите снова...»

 

Ноябрь 2005

 

* * *

 

Там, в далёкой Синедалии,
плачет девочка больная,
и бредёт в одной сандалии
по коричневым пескам.
Там, в далёкой Синедалии,
так легко мечта растает,
и метнутся вдруг усталые
пальцы к раненым вискам.

Где-то в солнечной Италии,
на балкончике, что в зелени,
ремешок её сандалии
словно лучик поманил...
В реках жизни оказались мы
словно камешки растеряны.
Там, в далёкой Синедалии,
ты одну её любил...

 

1996

 

 

* * *

 

Ту, что между стрелой и птицей

в прорицательницы и жрицы

прочат.

Та, что меж колесом и спицей

просто взять и остановиться

хочет.

 

Та, что ходит в змеиной коже

безмятежна, на дождь похожа –

редко.

Жертва собственного режима,

будто сдавленная пружина

крепко.

 

Ей бы вздоха сейчас, покоя –

отпустить себя, стать такою

слабой.

Нет – меж порохом быть и пулей,

превращаться в гудящий улей

надо,

 

распадаясь на дух и тело.

Утвержденье, что нет предела -

ложно…

Не поймёт, кто без меры не был.

Лбом горячим прижаться к небу -

можно?..

 

2006

 

* * *

 

Я прикоснулась к новым берегам,
не знавшая ни тверди, ни покоя.
И всё, чем я жила «тогда» и «там» –
всё снято с плеч невидимой рукою.

И всё, что было – из обрывков снов,
из угольков, улыбок полустёртых,
из виражей, укрытий, залпов, рвов,
порогов рек холодных, тёмных, гордых –

потёрлось, полиняло, посеклось,
желая выжить под любым предлогом,
утратив власть, а вместе с ней и лоск,
предстало затянувшимся прологом

перед тобой. А мир – бесшумно, весь
как будто аккуратно в стопку сложен, –
умолк. И нет его... Теперь и здесь
лишь этот взгляд, лишь этот блик на коже...

 

2006

 

* * *

 

Я слышу рифму, да не ту.
С ней не нырнуть, с ней не взлететь.
Ни в глубину, ни в высоту.
Преодолеть. Преодолеть.

Я слышу чьи-то голоса,
они приказывают петь.
Но здесь сплошная полоса –

преодолеть. Преодолеть.

Найти и вырвать эту нить,
что не дает средь связок петь.
Перевернуть. Поймать. Продлить.

Преодолеть. Преодолеть.

 

2001