Остановись, мгновенье! Ты не столь
прекрасно, сколько ты неповторимо.
И. Бродский, «Зимним вечером в Ялте»,
январь 1969
Хотя повырастали из одёж
Над пропастью во ржи (при чём тут рожь)…
…
И всё же это пропасть – пропасть всё ж…
А. Межиров, «Прощание с Юшиным»,
Окраина имперьи. «Третій Рім»:
мы спрятались в кафе – меж временами.
Глядим на шторм и молча говорим
о мучениках царственных. Над нами
бело витает облако белым –
четыре девы, мальчик в гюйсе* синем;
царёвы дети дочерьми и сыном
Пять ангелов – пять деток убиенных.
От фото, что в Ливадии на стенах,
глаз не отвесть! И нового письма
икона есть, пронзительна весьма,
в Крестовоздвиженском дворцовом храме,
куда и мы, в смятении и сраме,
всё ж, бледные, ступали на порог –
Чья смерть страшна, у тех прекрасен лик.
Но горяча растравленная рана.
…Анастасія, Ольга, Татіана,
Марія, Алексій...
В случайный блик
вмещён фонарь – на дамской зажигалке.
Тебе – эспрессо, мне – с жасмином чай.
И в поле зренья вносят невзначай
Когда ты ищешь сигарету в пачке
рукою правой северной батрачки,
подаренный серебрян-перстенёк –
на среднем пальце – кажет мне намёк
на аристократичную фривольность.
Суп луковый прощаем за сверхсольность,
поскольку наблюдаем за стеклом
В надрыве, доходящем до истерик, –
безгрешна чайка с именем «мартын».
Безгрошным Ялта – краденый алтын.
Знай: грецкий «ялос» означает «берег».
Путины нет. На ялосе путана
стоит в безплатной пустоте платана
январской, одинёшенька! Видать,
VI
О! Видишь – в вышиванках малороссы.
Ты спрашиваешь, что они несут?
Скорей всего, херню. Твои вопросы
смур прикровенный из меня сосут.
Ни сейнера на рейде, ни фелюки.
Маяк, который нынче – будет кость,
сквозь сумерки моргнул... При чём здесь злость?
Ау, коньяк! Салют тебе, «Марсель»!
Донецкий бренд, неведомый досель,
гортань неприхотливую согреет.
Над маяком баклан упорный реет,
хохол, грустя, «співає пісняка»,
ему бы вторил жид наверняка,
но вот кацап, гадюка, дню довлеет;
Да мы ж с тобой – горазды песни петь!
К моим очкам твоя преклонна чёлка.
Давай же пожужжим, златая пчёлка,
ужели звуки не раздвинут клеть?!
Соединяет мелос, а не плеть.
Хотя и в это верится всё реже.
Любившему сидеть на побережье
какой дивертисмент бы ни лабал ты,
иным пейзажем тешатся прибалты –
те братья, что всегда уходят в лес;
теперь у них вояки из СС
назначены героями народа.
Скажусь Козьмой, блюдущим политес:
«Леса, моря и горы суть природа;
Мы тоже – мир. Спасаемый иль адский?
О нас ли плакал Праведник Кронштадтский
в Ливадии, держа в руках главу
почившего о Бозе Государя**?
…Сопляк, бухой, кричит бармену: «Паря,
когда, в натуре, подадут халву?»
Прожектор чает правды, молча шаря;
и чайки почивают на плаву.
_____
* гюйс – здесь: большой воротник (с тремя белыми полосками) на форменке – матросской верхней суконной или полотняной рубахе.
была еда моя проста,
да – тяжек ум. Хотя в капели,
слетавшей с синего холста,
я слыхом слышал Те уста,
В неделю первую Поста
была душа моя чиста
и по отцу сороковины
справляла. И, неся свой крест,
сквозь слёзы видела окрест
Не досчитавши до полста,
я список лет прочел с листа,
и, ужаснувшись, благодарен:
у Гефсиманского куста
мне тоже Чаша – непуста,
напиток огненный – нектарен.
29.03, 7.08.05
Песня
Ю. Г. Милославскому
«Ай, пойду я вайю заломати!
Ай, пойду я, выйду я за тын!»
«Это Кто там едет на осляти –
Чей Он, Галилеянин пригожий?
Загляни скорей в Его глаза!
Отчего, скажи-ка мне, прохожий,
«Иисус, рождённый в Назарете, –
вот он, под горою Елеон!
Оттого с вербою пляшут дети,
Оттого и слышится: «Осанна»,
оттого иссякли хмурь и хмарь,
что теперь у месяца нисана –
Радуйся – Пришедшему для Славы,
даже если не вместишь всего!
Это жертва любящего Аввы:
Оттого и машут – уповая,
доставая до Святого лба
серебром согласным, – пальма-вайя
и сестра, ей верная, верба.
12-15 апреля 2006 от Р.Х.
* * *
овечий и козий словарь – Киммерия, Мермекий –
и тут же провидишь, как ломаной, рваной равниной
Кто сторож сему винограднику? Северный Осип.
На склонах у августа здесь – золотисто и ало.
Шуршит и заносит в шалаш виноградаря осень
Какая печаль: уезжая, становишься дальше.
И – объединительный – труден удел отдаленья.
Не ближе – как думалось, чаялось – всё-таки дальше;
Хотя и для счастья содеяна бухты подкова,
как жизнь одолеешь? Какие приклеишь лекала,
какою слюной? – чтоб, отмерив, отрезать толково.
Про чёрные трещины в пятках, не знавших сандалий,
забудешь, едва обопрёшься рукою о посох.
И сразу – слышней голоса из неузнанных далей;
Есть кровно-виновные братья. Есть – братья иные:
азы зачиная – ты с ними упрочивал узы.
Блаженный, к тебе, облачившись в одежды льняные,
Кирилл и Мефодий, сдалече, заходят в Отузы.
1996, 26.09.2006
_____
* Щебетовка (греческое название – Отузы) – поселок у г. Карадаг (Киммерия), где в начале 1920-х О. Мандельштам, спасаясь от голода, работал на виноградниках. По преданию, с лишком тысячу лет назад мимо Отуз проходили славянские первоучители Кирилл и Мефодий, возвращавшиеся с проповеди из Хазарского царства.
богородичных икон
на Синичьей горе в лето 7071-е от сотворения мира*
что у реки-то псковской у Лугвицы Тимоха отрок выпасал скоты;
да, надысь-вчерась, лет четыреста сорок тому
паче солнца сияющь свет явися ему.
В час вечерняго пения виде Тимоня на воздусе свет велик,
а во свете том – Богородицы Умиления пречистый лик;
на руках держащу предвечнаго младенца Господа нашего Иисуса Христа,
И рече Тимке глас: вот иди-ко, отроче, на Синич-гору, что рукой подать,
и узриши там – от Благодетеля всякому дыханию – возблагодать.
И пошёл Тимофей Терентьевич – перепуган, кроток и молчалив,
на Синичью гору, где пичуги щебечут щебетом чив да чив.
И всю ночь там молился Тимоня, а поутру
Богородица Умиление явилась на ту гору.
И опять повелела отроку: шесть год спустя
В-третье, как было сказано, спустя шесть год,
на гору святую Тимофей Терентьич пришед, юрод,
лицезрел икону и света испил сполна,
Да повелено ею было Тимоне итти во Воронич город
и сказать народу, чтобы все крестный ход
повели с иконою Умиление на Синичью гору.
Ты не веришь, тако же не поверил Тимохе Никита поп.
Для того и помрачён был вкратце рассудком поп – да поверил чтоб.
Потому просветлел в уме и повел людей,
Поп Никита с Воронича отправился, велеречив,
на Синичью гору на тую, где синицы поют чив-чив.
И на горе на той, где горобцы хороводят чирик-чирик,
на сосне – Одигитрии Божией Матери народу явился лик.
И лишь Тимохе блаженному на руки спустилася – как во сне.
И срубил народ часовенку на горе на той
и нарёк тогда Синичью – горой Святой.
А на праздник Покрова (скажи-ка!) часовня та
И когда, сокрушаяся, разгребли золу,
Одигитрию Богородицу нашли (ты представь, целёхоньку!) – на полу.
Иоанн-то, царь наш Грозный, – где стал пустырь,
повелел тогда отстроить-де монастырь.
Богородична Успения там престол возсиял,
Стало быть, тех веков предавешних испокон
Одигитрии и Умиления – двух икон
там обитель встала. И по сей день
А через чверть тыщелетия в ту гору, в ту святую самую, не в какую-нить
Алексан-свет-Сергеевич завещал себя схоронить.
Что землица, – говорил, – прекрасная: ни глины, ни сырости, ни червей…
…Ну, а Тимофей-то Терентьич, по явленьи икон, всепремного рад,
возвестить велику новость отправился в Новоград
и труждался по сёлам да по погостам, и за своя труды
Да уж в Новеграде Великом Пимен архиерей
заточил Тимофея Терентьича аж за шестью шесть дверей.
Юй, люди добрыя так ругашася уродивому и глум творяше – что твой палач!
А царь-то Грозный – тот, что преподобному Корнилию Псковскому лично отсёк главу
за то-де, что князю Курбскому дал во Печерской обители преклонить главу;
а царь наш Грозный – тот, что самолично к литургии каноны писал,
Я к чему своё долгое слово веду-клоню,
что толку тебе без толку, зевающему коню?
Ты ответь мне, разумничек, почему
не тебе б, положим, явилась икона, а всё ж – ему,
всё ж – юроду несмыслену, Тимонечке, дурачку, –
не честному крестьянину, не попу Никите, не купцу,
не мытцю, не мытныку** и не братку качку?
Ой, пойдём же ж, друже, и мы с тобой на гору какую-нить
и молить Пречистую Деву станем – Свой лик явить.
Али нетути в мире горы такой,
10 января 2004 года по нов. ст.,
суббота по Рождестве Христовом,
мучеников 20 000 Никомидийских и прочих,
В субботу святочной недели в 11 часов утра, в комнате, где Аня играла
«Хорошо темперированный клавир» Баха, я включил электрическую гирлянду на ёлке
Тина Шанаева
21 октября 2004, 00:20
«С каждым днём я всё больше хирею и кисну. Возле меня никого нетути, кто помогал бы мне жить словом и делом. Все бандитски грезят о моём "уходе в вечную тьму"! Всё живое, что было возле меня: пес, кот, утки, гуси, петухи и куры – всё исчезло как дым. Остались за окном лишь воробушки да синички».
Семён Гейченко
_____
* 1563 г. от Рождества Христова;
** мытэць – художник, мастер; мытнык – таможенник