Сергей
Зубарев

На 60-летие СМОГа: «Его не выбросишь из истории литературы»

С Владимиром Алейниковым беседует член СМОГа, поэт и журналист Вячеслав Самошкин.

– Какую роль сыграло это творческое объединение молодых поэтов для возвращения русской поэзии «на круги своя» – после десятилетий идеологического прессинга на литературу и искусство?

– СМОГ появился очень вовремя. Его возникновение было предопределено. В стране формировались и утверждались новые порядки. Их жёсткость уже ощущалась всеми. Что будет впереди – толком никто не знал. Обещанный ранее коммунизм через двадцать лет – былого энтузиазма ни у кого не вызывал. И становилось понятно, что, несмотря на всевозможные призывы, обещания и лозунги, всех нас, видимо, ждут долгие, однообразные годы некоего разрешённого существования, с бесчисленными ограничениями и запретами, при наличии которых о нормальной жизни, и тем более – о желанной свободе, следовало забыть навсегда. В литературе и в искусстве это просто не могло не проявиться. Андеграунд и самиздат – вовсе не случайные явления. Это сознательное противопоставление свободного творчества всевозможной официальщине. Отважный вызов. По существу – решительное «иду на вы!» И вот в январе 1965 года внезапно, неожиданно для многих, поразив и молодёжь, и людей старших поколений, ошарашив суровые власти, намереваясь жить по собственным законам и правилам, словно вспыхнувшее на мрачном небе созвездие молодых и талантливых поэтов, стремительно обрастая различными толкованиями и слухами, с каждым днём всё более укрепляя небывалую по тем временам собственную известность, возник наш СМОГ. И роль его для возвращения русской поэзии «на круги своя» значительна и несомненна. Мы сумели выразить в наших стихах, да и в прозе, многогранность, сложность, неповторимость жизни, и её постоянную новизну, и, несмотря на обилие горестей, её драгоценную радость, сумели продлить дыхание русской речи, сумели состояться в творчестве. То есть – в итоге победили. Какой ценой далась нам эта победа – серьёзный и важный вопрос. Но она – есть. И державинское «гром победы, раздавайся!» слышно и сейчас, в новом столетии. Не надо ни приуменьшать, ни преувеличивать значение СМОГа. Он один такой. Особенный, уникальный. Его не выбросишь из истории литературы. Он и теперь воздействует на живущих в нынешней реальности современников. И творчество смогистов говорит само за себя. А лучшие образцы этого творчества – долговечны.

– Члены СМОГа стремились освоить великое наследие русской поэзии, и прежде всего Серебряного века, стремились возродить формы творческого общения поэтов, которые существовали в ту эпоху, и даже в период после запрета СМОГа. Удалось ли им восстановить прерванную связь времён?

– Великое наследие русской поэзии каждый из нас осваивал по-своему. Никаких рецептов постижения таинства нет. Одним ближе был авангард, другим – классические стихи, третьи – совмещали и то, и другое. Важен синтез. Важно – умение понять и обобщить созданное самыми разными поэтами. Необходимо совершенствоваться, работать. И – обрести свой собственный голос. А вот общение – было у нас настоящее, редкостное, нужное нам тогда позарез, и оно не только помогало нам, но и спасало. У нас была среда. Вспомним утверждение Чаадаева: «Слово звучит лишь в отзывчивой среде». Поэтому и общее название моей серии книг прозы о былой эпохе – «Отзывчивая среда». А каждая из составивших серию книг имеет своё название. Наша среда была сплочённой, живучей, стойкой. Не каждый залётный гость мог в неё попасть. В ней были все свои. С годами, к сожалению, выяснилось, что всё-таки проникали в неё некоторые мерзавцы, работавшие на соответствующие органы, и пакостили, гадили, и немало было из-за них неприятностей, не только у меня. Поразительно, что в период расцвета СМОГа мы, совсем ещё молодые, таких типов просто не замечали. Мы жили поэзией. И наше общение, наша среда – общее наше достояние, дорогое для нас и тогда, и сейчас. Нам не нужна была политика. Нас объединяло творчество. И мы не восстанавливали прерванную связь времён. Для нас она никогда не прерывалась. Мы её – продлевали.

– Что из наследия смогистов переживёт своё время, навсегда останется в золотом фонде русской поэзии?

– Сейчас уже ясно, что лучшее из написанного смогистами пережило и тридцать пять лет минувшего двадцатого века, и двадцать пять лет нового двадцать первого века. Знаю, что и в дальнейшем, даже при условии некоего отбора, будет оно жить. Ведь СМОГ – магнетическое явление. Он и теперь непрерывно притягивает к себе всё новых и новых людей, изучающих то, что создано нами, старающихся это понять, с явной пользой для себя. Есть, увы, нынче и такие молодые, шустрые деятели, которые довольствуются слухами и сплетнями, всякими бредовыми историями, этаким «жареным», и сочиняют статейки и даже книжки, состоящие из сплошного вранья, напрочь забывая о том, что главное для нас – литература. Этим дурацким сочинителям следует напомнить слова великого художника Анатолия Зверева: «Старик, тебя никогда не били!» Уж кого-кого, а Зверева били непрерывно и ни за что, за то, что был он художником. Сейчас в Москве есть музей Зверева. Говорю это потому, что и мне в прежние годы устроили семь сотрясений мозга, и сказывается это до сих пор. Но этих псевдосочинителей бьёт наповал сама их бездарность и глупая наглость. Так что отправим их в баньку с тараканами, там им самое место. А более-менее толковые тексты и даже исследования о СМОГе – в умеренном количестве – всё-таки есть. И слава Богу, что так. Достойно пережить своё время стихам – непросто. Например, я давно заметил, что стихами Губанова неумеренно восторгаются нынешние молодые люди с неуравновешенной психикой. А нормальные люди – как и полагается, трезво оценивают их. И находят в них и важное для себя, и дорогое, и даже сокровенное. Такое происходит – со всеми поэтами. Конечно, читатель – «поэта невидимый друг», так сказала Ахматова. Но читатель всегда выбирает из стихов поэта лишь необходимое для себя в какой-то период жизни, а потом стать близкими для него могут совсем другие стихи. Все знают, что и в период СМОГа, и в шестидесятые, и частично в семидесятые годы, мои стихи были более авангардными, чем в зрелый период творчества. И эти стихи почему-то близки и дороги многим молодым людям. И мне часто пишут: «Где найти ваши ранние стихи? Переиздайте, пожалуйста, ваши ранние книги стихов!» Их можно понять. Их молодость перекликается с моей. А другим людям, и молодым, и старше по возрасту, интересны, важны и дороги мои более традиционные стихи, но и в них ведь всегда есть необходимейшая новизна. Поэтому – сколько читателей, столько и взглядов, и мнений. Часто вспоминаю слова Николая Заболоцкого о том, что лицо у стихотворения должно быть спокойным. А сколько там, за внешним этим спокойствием, бушует страстей – умный читатель поймёт. Я не обязан гадать, и тем более предрекать, что из наследия смогистов навсегда останется в золотом фонде русской поэзии. У стихов – своя жизнь. И они именно в нужное время сами придут к читателям. Книги – сами приходят к людям. Так бывает всегда.

– Ты, Владимир Алейников, основатель СМОГа наряду с Леонидом Губановым, создал и опубликовал большую серию воспоминаний, монографий и замечательных портретов поэтов, рассказал об атмосфере того незабываемого времени – можно сказать, создал настоящую эпопею СМОГа. Причем на скрещении с творчеством художников русского андеграунда, с которыми смогисты тесно соприкасались и дружили. Считаешь ли ты эту тему в своём творчестве исчерпанной?

– Написал я довольно много книг прозы о нашем андеграунде, одним из основных героев которого, по мнению специалистов, был я в прежние непростые времена. В числе этих книг – разумеется, и книги о нашем СМОГе. Поэты и прозаики андеграунда в минувшую эпоху были тесно связаны с неофициальными художниками, которых теперь называют вторым русским авангардом. Есть у меня доселе неизданная, большая книга «Дружите с художниками». Надеюсь, когда-нибудь её всё-таки издадут. Некоторые наши художники и сами писали стихи и прозу. Зверев написал огромное количество стихов, поэм, различных трактатов. Мой друг Игорь Ворошилов, тоже великий художник, писал замечательные стихи, рассуждения об искусстве, даже сохранившиеся письма его так написаны, что достойны издания. Пётр Беленок переводил французских поэтов. Даже Володя Яковлев писал иногда стихи. Особого внимания заслуживают письма и проза Василия Ситникова. Некоторые художники вели дневники. И так далее. Часть этих интереснейших текстов уже издана. Остальные – полагаю, дождутся издания. Хорошо рисовали поэты СМОГа – Леонид Губанов, Юрий Кублановский, Александр Величанский. Сам я всю жизнь, с детства, рисую. И мои живопись и графику давно знают и ценят современники. Порой бывают у меня выставки. Работы мои находятся в музеях России, во многих частных коллекциях – в России и в других странах. Всё, когда-то бывшее неофициальным, взаимосвязано, переплетено, выжило, дождалось внимания и понимания, и теперь ясно, что оно намного сильнее и значительнее официоза. Поэтому тема прочной связи поэтов и прозаиков андеграунда с художниками для меня вовсе не исчерпана. Ныне из всей нашей былой славной братии, из нашей золотой настоящей богемы, один я остался – помнящий всё и умеющий сказать об этом. Вот и пишу мои книги. Стольких друзей, приятелей и знакомых уже нет на свете, что грустно становится порой. Но, слава Богу, некоторые из них живы. Из основных смогистов живы сейчас ты, Слава, я, Юра Кублановский, Саша Соколов. Живём в разных местах и даже в разных странах. Видимся – редко. Переписываемся иногда. Несмотря на возраст, продолжаем работать, пишем свои новые вещи. Потому что работа – спасение.

– Как можно объяснить тот факт, что 60-летие со дня рождения СМОГа прошло в наших СМИ почти незамеченным? Может быть, потому, что поэзия, как говорят, в наше время утратила своё былое значение? Или по какой-то другой причине?

– О нашем СМОГе никто, конечно, не забыл. Такой уж он яркий, необычный, талантливый, притягательный. Такое не забывается. Думаю, сказалось нынешнее всеобщее разобщение людей. Сейчас люди, находясь друг от друга за тысячи километров, никогда друг друга не видевшие, переписываются по интернету – и почему-то считаются друзьями. Какая же это дружба? Это имитация дружбы. Да ещё и расплодилось чудовищное количество сочинителей стихов и прозы, малоспособных, но со своими амбициями. И очевидны равнодушие, сознательное нежелание замечать и признавать чьи-то хорошо написанные вещи легионами этих псевдописателей. Когда-нибудь они всё равно отсеются, исчезнут, как мусор. Настоящая литература вышвырнет их за ненадобностью подальше, чтобы не мешали. Но нагадить они успевают – кто побольше, кто поменьше. И эта идиотская привычка всё наше, кровное, выстраданное, сворачивать на политические рельсы, будто мы только и занимались борьбой с властями, а не творчеством, раздражает и возмущает. Не были в нашей шкуре, ничего толком не знаете, – так нечего и писать всякую чушь. Но и эта их писанина исчезнет со временем, потому что глупа и бездарна. СМОГ – ничем не прошибёшь. Он видывал виды. И такое испытал, какое злопыхателям и не снилось. Он – стойкий. Живучий. Выживший. Существующий и ныне. И в литературе он – останется. И жить будет – всегда. Литературные нынешние деятели всё твердят о каком-то литературном процессе, которого не было и нет, потому что литературу создают одиночки. Мы были – одиночками. Но мы жили под знаменем СМОГа. Жили – в нерушимом единстве. Мы все – очень разные. Но это ведь хорошо. Зато объединяла нас – русская поэзия. А её значение будет только возрастать. За её целительным светом, впереди, в грядущем, обязательно будет – сияние. Следует помнить об этом.