Сергей Уткин

Сергей Уткин

Все стихи Сергея Уткина

Speech на то, как приторочить собеседника

 

Вечер ли? Книга ко мне прикасалась больше?

Под буквы и слоги время немного дольше.

Дольше бессилья пред сном.

Столом

Начиная утро,

Тебя не обяжет пудра

Как барышню, к красоте,

Которой теперь не те,

Что прежде, синонимичны.

Продумай себя, как speech на

Подвластное голосам,

В которых сказавший сам

Не менее, чем его тема.

Вот схема

Оставить в словах лишь то,

На что ты их сам оторочишь:

Так всяк собеседник короче.

 

* * *

 

А люди живут тобой прошлым –

Не видят отбытых лет,

Изъятой юности пошлиной

За взрослый, притихший пошло, но

Столь вдумчивый прожитый след

 

Всего, что при летах было,

И всех, с кем я зимы длил,

И той, по ком память ныла,

Когда она всё забыла,

Когда я ей всё забыл.

 

И глядя на прошлый снимок,

Где я свой не ведал слог,

Мне хочется мимо, мимо

Смотреть: тот не ведал зримо

Ни что добровольна схима,

Ни то, чего стоит Бог...

 

15 сентября 2015 года

 

 

* * *

 

А тебя пронизывает вечность,

Правда Солнца, ветреного дня...

Санитар хранит твою беспечность,

Как когда-то охранял меня.

Будь с ним вежлив, и тогда, конечно,

Он поможет вечность охранять

До укола, до конечной дня...

 

15 января 2014 года

 

* * *

 

 

Были дни, ослеплённые Солнцем, Луной,

Всеми звёздами неба расцвечены,

Я когда-то бывал навсегда молодой,

А теперь только юностью меченый.

 

Только лучше вот так, плохо видя вокруг

И бродя в мир согбенною старостью,

Постараться не выпустить только из рук

Эту юность, и правду, и память, мой друг,

И прожить этой внутренней радостью.

 


Поэтическая викторина

* * *

 

В наушниках слышу лета мои юные,

Пропетые кем-то другим,

А мы-то не знали, как снулые скулы и

Лица слагаются в зрелости гимн.

 

И как проступают морщинами, жилками

Все наши прошедшие дружбы,

Где мы научились иудами милыми

Быть иль быть учёными в службе

 

Большим и красивым мечтам,

Там,

Где краешек неба подан в окне.

Не на мне,

А на ком-то молодом и свежем

Теперь глаза цвета любви и нежности.

 

У меня за пазухой уведённые под руку прошлые лета,

Города и деревни, в которых всегда текла Лета,

Называясь разно.

Умела казнью

Быть ты мне и грамотой,

На которой в раме твой

Чудный говор. Немного правильной речи,

Но как ты лечила меня и калечила.

 

Теперь принимаю природу в дозах разных –

Встречаюсь с речкой, поле приемлю.

А когда-то казалось, что в словах своих красных

Я без тебя не знаю землю.

 

Детство оставило меня в тридцать –

Хороший возраст, чтоб стать чуть старше.

Но до сих пор мне ночами сниться

Могла бы молодость в странном марше...

 

14 августа 2016 года

 

* * *

 

Валятся минуты на стенных часах.

Солнца луч облапил птиц на проводах.

Беглые собаки рвут зубами ночь,

Тьма и свет играют вечер в домино.

 

Я не замечаю дней, не узнаю:

Я на кромке ночи, на её краю.

Видимый невнятно, крошится рассвет.

Солнце светом бьётся, только эха нет.

 

Только нет ответа, отзвука ему:

Порезвится лето, перебив зиму,

А потом забьётся к осени в листы –

Помнится недолго прошлое и ты.

 

Но вернётся Солнце к летам и вёснам,

И его оставят лужам и вёрстам.

Сил у Солнца много: ядерный запас –

Но и ты погаснешь, как и я погас...

 

28 декабря 2013 года

 

* * *

 

Вечер петербургский осенью падал

На меня листами, листая тьму

Октября. Фонтанка своим окладом

Отражала город. И ни к чему

 

Были мне теперь все те, кто были,

Были не со мной, и без меня.

Только б купола навек закрыли

Полынью из неба октября.

 

Но Господь был мертв. А те далече.

Я хотел стоять в его строю.

От людей, от Бога время лечит –

Никого из них не узнаю.

 

Я поднял её – она сказала:

«Руки очень сильны у тебя».

Почему ты до сих пор не знала:

Рук бывает мало, чтоб, любя,

 

Защитить и Бога, и от Бога

Женское твоё со мной тепло?

Если подводить себя к итогу,

Получателям не повезло.

 

Много букв, и слов. И слов не смелых,

За которыми стоит лишь боль.

Впрочем, повезло, что ей нет дела:

У неё в главе есть свой король.

 

И сметает осенью с дороги

Всё моё и всех, кем я бывал.

Инженерный замок. На пороге

Никого, кем я переживал...

 

1 ноября 2015 года

 

Виновата в его топоре,

или

Антошка становится Антоном

 

Учёная Софья с невыученной Россией в душе

Спешит за границу мундиров синих на страны паранже –

Заставе пограничной,

Где она вновь сумеет личность

Математика Ковалевской.

Достоевский, а Софья — лестный отзыв человеком и дамой о Вас, писатель.

Будет! Будете Вы печатью

На лице театралов, спектаклем охваченных.

И трагедии будут оплачены

Ваши ими по цене билета, настроения, чаепития вечерком на кухне,

Где когда приживалась «Эй, ухнем!»

А потом и пластинки другие, мелодии.

Софья станет портретом в задачнике вроде, и

Студентов ей будут пичкать пару лекций в году,

Учащем, необученном Фёдором с Идиотом.

Бьются в улицах нечистоты в стоках, лужах.

А характер девчонки недужен, Вами, Фёдор, болен,

Персонажем до утра талого в дымке, до самой её в зеркале ванной.

Странно, а Софья давалась ей легче картинкой и биографией в десять строк.

Жизнь людей замечательных сбил чей-то грубый плевок в переулке

На мгновенье, светофором и улицей гулкой взятое себе в полон.

Но как одурь, как сон, Достоевского полный, Ковалевской и песен,

Отнятых у зимнего ранья.

Набегает прохожий со взглядом о том, что «я, мол, не я.

Не бойся! К Достоевскому приготовься в себе и во мне».

Были многие на той стороне

Проспекта пройдены школьником, матерившим своё небытие

В них, писателях, в истории, и в тебе,

Которая ему всего обидней.

Видно? Видно тебе его топорик в петличке?

Вот так и возводят обиды личность

До вины твоей красоты и свободы её пред ним.

Так вот мальчик тобой раним.

От подъезда и до ларька

Будет потной его рука, рука пацана,

До самой махорки, пивка, сигареты.

Так давай же им право на ответы

Твои за красоту, за ум, и за волю объять Достоевского.

В каждом, в каждом. Где детские

Книжки? В ком?

В мальчишке на велике с ветерком

И улыбкой Михалычу с бородой и Евангельем в стиснутых ночью пальцах

Не умеющих больше Анну Григорьевну с пяльцами –

Только в постели после Фёдора, выпавшего из власти священных книг…

Посмотри, как ещё не пришёл этот потный старик

В сырой от страсти пижаме

В мальчугана

На велике, смехом сбежавшем ото всех персонажей,

Что вселит жизнь и в него даже

Годам к пятнадцати, а пока

Так суха его смело протягиваемая рука

И ладошка.

Ты родишь себе тоже Антошку через семью, и папашку, и дом.

Не смотри, как он станет Антон

В начале.

Не при тебе он. И ты ни при чём. Не при нём.

«Утоли, свят, моя печали…»

 

* * * 

 

Вот и остались мы с Богом совсем одни.

Ломимся в небосвод – не пускает стих,

И коротают тебя те больные дни,

И ты боишься молчанья, боишься стихнуть

 

Так, как боялся в подъезде, вдавясь во тьму,

Не охватить своих чувств у чужого дня:

Нет никого, кто бы мог на пути к Нему

Ни поддержать, ни удержать меня.

 

17 декабря 2013 года

 

 

* * *

 

Вот пацаны огибают судьбу,

Жрут её хлеб, запивают смерть водкой,

Я не могу её сжить, не могу

Жизнь прогулять пьяной, грязной походкой.

 

Я не могу затянуть из горла

Старую влажную песню разврата,

Гулких разгулов, хмельного тепла,

Чтоб пустота меня влёт не свела,

Вся моя жизнь тихой верой объята.

 

25 марта 2014 года

 

* * *

 

Всех нас распнёт на могиле природа –

Там, на могильном кресте.

Все мы ложимся под даты и годы

Там, на немой высоте.

 

Всех нас надпишут, всех нас уложат

В вечные сны под землёй.

Всех отберут. Но мне жалко вот, Боже,

Там расставаться с Тобой.

 

8 декабря 2013 года

 

* * *

 

Встревали в жизнь, впадали в жизнь

И каждый день кричали Небо,

А рядом ржали кутежи,

Грязцу по мордам разложив,

И всё блевали, что ты не был.

 

Ты жил в боязни одного,

Что та, что шла, обнявши Небо,

Однажды выронит Его,

Обняв покорно сосунков,

Которые распяли хлебом,

 

Жратвой, блевотой и мочой

Строки святой пречистый стебель.

И Солнце рвётся кумачом,

Но ты не мог быть не при чём,

Не удержав её у Неба.

 

6 января 2014 года

 

* * *

 

Встреча с рекой под звуки рассвета.

Этот

Тихий омут кувшинками обозначен.

Скачет мячиком

Солнца диск по воде и волнам.

Нам

Порой надо немного:

Ногам – дорогу.

Глазам – красоту.

Рукам – травку.

Смерти – оградку.

Каждому – по делам его ту,

По летам,

Награду: кому пистолетом к виску

Надо приставить, отпето.

Доскам

Почёта нет счёта.

Кому участка в глуши тишину.

Главное, вовремя вспомнить свою страну...

 

9 августа 2016 года

 

* * *

 

Вываляй день в снегу!

В зиму его роняй!

Я ещё так могу:

Снегом да через край.

 

Снегом да за забор,

Снегом да за порог.

Каждый отныне вор,

Кто быть с зимою смог.

 

Кто отхватил её

Снега за ворот сам.

Летом стоит жнивьё

Вору и Небесам.

 

20 декабря 2015 года

 

Вымысел, сопутствующий в пути

 

Тянется тьма за окном вагона

Рядом цистерн, платформ.

В гору

Шли дёрн,

Перелесок, болота, травы.

Смысл права

Глядеться в города и просёлки.

Нет только

В портретах, вагоном данных,

Ни времён домотканых,

Обретённых в музее, ведающем свой край,

Ни деревень, приносящих лай

Дворовых псов.

Картинки тугих поясов

И рубах, подпоясанных бедностью,

В витринах фотографа честностью

Приложены к неправде трактовок –

Был зал не нов, но ловок,

Как силок истории,

Сброшенный улицей не до конца.

Обрамленье реки венца,

Мостиков, улочек.

Не торопится перед гулом чернь

Уходить.

А составы несут мотив

Торопящийся и спешащий.

Настоящему в прошлом счастья

Не сыскать вполне:

За окном жизнь, прокатившаяся по стране,

Разбегается пассажирами по вагонам поездов –

Обретает в движеньи кров

Провозимая нами действительность.

И оставшимся в пересказах слов

Суждено быть соседям вымыслом,

Сопутствующим в пути,

Потому не тверди себя, не тверди!

 

24 августа 2017 года

 

* * *

 

Высокие чувства, упавшие оземь,
Легко разбиваются, падают в тлен.
И долго потом человек ещё носит
Обломков разбитых торжественный плен.

И кажется он себе верностью честной,
И режут осколки – боль гонит его,
И катится смех голышом в поднебесной,
Что нет ни любви, ни его, ничего!

 

 

* * *

 

Господь из храма вышел ненадолго,

И я Его во храме не застал:

Там прихожане судьбы  шепчут только,

И распинают поцелуй на стали

 

Своих нательных крестиков. Я тщетно

Искал Его средь них подслеповато

И быстро вышел тускло, незаметно

Спасать Его средь уличного мата.

 

25 февраля 2014 года

 

* * *

 

Дайте Бога! Мне на пару слов!

Мне один вопрос ломает душу:

Сколько эра пишущих задов

На меня безмыслия обрушит?

 

Впрочем, Боже, слово – в молоко:

Я был о другом, я не об этом.

Если человеку душу в ком

Смять? Прожить, прожить его поэтом?

 

Бросить костью одного на лёд

В зимние клыки и в лета зубы?

Слушай, Боже, может, он пройдёт?

Слушай, Боже, может, я не буду?

 

Впрочем, а кому ты говоришь?

Бог во мне, и раны, и распятья

Наших душ. Мир, скройся! Ты претишь

Этой грязью, разодетой в платья!

 

* * *

 

Декабрь в сугробах. За сугробом – день.

В палате свет и боль немного тише,

И каплет физраствор в изгибы вен.

В анамнез врач меня всё пишет, пишет.

 

И новый день мне внутривенно льёт.

Даёт микстуру – ею я зеваю.

Он говорит родным моим: «Пройдёт!»

И я пройду. И я всё понимаю.

 

Играю в радость, бодрость, дескать, всё:

Мне много лучше, всем теперь спокоен.

В палату семь, увы, к нам не придёт

Мой Чехов: я его не удостоен.

 

* * *

 

Дни идут пешеходами в лужах, дождём,
Оступаются – снежными падают.
Город вечен, а мы торопливо пройдём,
Вечерея, и ночью, и утром, и днём,
Превращаясь в посмертную статую.

И смотрю я на ясность проспектов резных,
Вензелей утончённых орнаменты,
И спокойно мне в них, и прохладен я в них,
Но средь этих людей, этих тяжко любых,
Каменевший хожу я и каменный.

 

* * *

 

Достоевский снят, поставлен, экранизирован,

Томами по ящикам завизирован,

Прочитан, выплакан, кто умеет,

А вот я его больше не смею.

 

Я смотрю, я читаю и слушаю,

Но плескать не пытаюсь им в душу, и

У него было сердце богатое,

А вот я понимаю и статую.

 

Онемелые губы и локоны,

Пустоту в её взгляде глубокую.

Тишину неподвижного мрамора,

Белизну её ту же упрямую.

 

Достоевский – всё правда, всё истина,

Но зачем он нам душу так выпростал?

Да, всё так: и святое, и смрадное,

Только жизнь не по всякому складная...

 

16 августа 2016 года

 

* * *

 

Жизнь не слушалась математики.

Формул ныне не признаёт.

Я считал её до Антарктики

И оттуда наоборот.

 

Всё посчитано: годы, шарики

Солнца, звёзд и немых планет,

Лишь один алогичный маленький

Неподвластный ей человек.

 

Цифры умные, вас жалею я!

Математика, не грусти!

Нам не справиться со злодеями,

Логарифм, меня прости!

 

* * *

 

За словами моими стоит человек.

Мелкой дрожью да в ворохе букв.

Я держу её в лютой холодной руке,

И она переходит в звук.

 

И она остаётся среди бумаг

Возле этих опавших лет.

А я раньше не знал, что примерно так

Со страницы приходит смерть.

 

И я даже не ведал, что между нас

Потихоньку встают листы,

И они заменяют любовь подчас,

И они заменяют «ты»...

 

16 декабря 2015 года

 

 

* * *

 

За чертой, вены перечеркнувшей,

Многие остаются только минувшими,

Прошлыми и забытыми.

Коих имя ты

Надеялся назвать

На листах,

Плакатах, пюпитрах.

В титрах

После ложного финала

Не стало

Слишком многих.

Это просто не лучший способ подводить итоги

Творческого пути.

Не лучший способ никого не простить.

Научиться благу зелёных листьев,

Цветов неба, земли, огня.

Простых истин сложного дня.

Внимать жизни грязи её вопреки,

Касанию чьей-то чистой руки.

Глазам, в которых

Нет с миром ссоры,

Бережная повадка

В словах быть кратким.

Склоняться над тишиной

Всякого, кто иной

Видит путь меж людей

В рвани былых идей,

В агитках, плакатах, рекламе

Напрямую к Далай-Ламе

Иль ко Христу.

Главное, выбрать по росту версту,

Не оказаться малым для дороги.

В итоге...

 

17 июля 2016 года

 

* * *

 

И ты катишь болезнь через годы и дни

За собой, пред собой и повсюду.

И насмешки от жизни злорадной, родни,

Сплюнешь молча: беситься не буду.

 

И ты чёрен, ты смерти вселенской пролог,

Отменяющий светлые лица,

Но в душе у тебя вдруг случается Бог –

Ради этого стоит продлиться.

 

21 декабря 2013 года

 

Как с ними случилось Рождество

 

А потом случилось с ним Рождество,

Возле храма ходил он исповедью,

И гляделись в него листвой

Почерневшей на ветках истово

То Спасителя рана, сухая кровь,

То рука, умываемая Пилатом.

Белый снег опадал на поднятую бровь

Миру вызовом, а Ему – виновато.

И входили судьбы на паперть, где

Заслонило Его лик дымом,

Каждый нёс и в лице, и в еде

Часть того, кто отдал кровь Риму.

И ходила тайна в её глазах,

И смотрела она торопливо,

Потому случалась проседь на висках

И следы сигаретного дыма.

Поперёк любви и напрасных дней,

Из которых напрасных не было.

И бросались на пол шаги теней,

До неё зимой это Небо шло.

А застало не только этих людей в алтаре.

А застало всех, бывших рядом,

И настало тогда Рождество в январе,

И осталось в глазах обрядом

Проносить в лице да поклон Христу,

И распятие перед Небом.

И пока старый Ирод гасил звезду

Люди вышли к Нему за хлебом…

И кровью. Едиными.

И ты улыбалась на мою версту.

Как я никогда не видывал…

 

Как я выучился долголетью

 

Оттолкнулся от твоего портрета –

Понеслась память в лето

Кадром, фразами да улыбкой.

Почему я тебя так зыбко

Теперь? В эту хмарь?

В голове пономарь

Из сюжетов, событий, лиц.

Из забытых почти страниц.

Птиц

Бросают навеки листья

Опадающей в такт им осени.

Так и мы столько слов своих бросили,

Столько тем и песен.

Будут новые. Интересней?

Я пытаюсь теперь их осваивать.

И глядится Москва и Вятка,

Кострома.

Но зачем им мои слова?

Столько прожитых, спетых песен,

За которыми вся их жизнь.

Я скорее немного пресен, скажи?

Но у каждого только нота,

Только слышатся голоса.

Разузнай у меня теперь, кто ты?

Потому я не знаю сам.

Столько ракурсов, столько взглядов,

И склонений, и падежей.

Отменяются фронт и парады,

И гжель

Наступает на стол чаепитьем,

Тихой  речью в пустом дому.

А я выучился долголетью,

Только с ним я не знаю, к кому...

 

* * *

 

Колокола вечер били в мой зыбкий сон.

Я с Дивеево стал звучать в унисон.

Так свалился в его перезвоны.

 

А проснулся после приятья тьмы

Этим двориком, где был паломник. Мысль

Нашла на стене иконы.

 

Не иконы. Просто портрет святой

Серафима с Сарова. Напротив – той,

Что хранила былое имя.

 

Я к окну – воздето к весне оно.

Колокольни линиям в ней темно.

В гулкой ночи. Но я не с ними.

 

Все отбыты. Больше не бередят.

Я всегда боялся топить котят.

А теперь поминанья тонут.

 

В этой памяти вся пребывала жизнь.

На подушке не май – тишина лежит.

А святые совсем не стонут.

 

Столько слов привычкою ко словам.

Мне навстречу – тихо по головам

Несказанная ходит правда.

 

Я смотрю в эти лица, пытаясь лик

Рассмотреть в каждой встречной... Художник сник...

Я себя перенёс на завтра...

 

19 мая 2016 года

 

Летние стихи

 

У лета свой приход.

И каждой зиме – паству.

Концертные залы и жизнь мимо нот.

А где-то весна по насту

 

Бежит околицей деревень,

Судачит дождём со старухами.

Я видел не раз этот город в Неве,

Я полон петровскими слухами.

 

Где, как ни люби, этот город не твой:

Хозяев для улиц много.

За каждой упрямой холодной стеной

Навстречу чужая дорога.

 

А ты по своей заплутай в подъезд –

В парадной, в фойе театра

Встречают прохлада и сумрак бездн

Кассира с глазами Сартра.

 

У всякой старухи во дрожи жил

Судьба Достоевским хлещет.

Я, кажется, всё это в нём любил.

И он нас любил зловеще.

 

Чему он учил меня? Рубежам

Ступеней в какую память?

Я плохо склоняю по падежам

Его вековое знамя.

 

Я помню музеи и божество

На росписях храмов зыбких.

Я помню, как смертное торжество

Осталось его улыбкой...

 

6 мая 2016 года

 

* * *

 

Люди вмешиваются в мои разговоры с Богом –

Я ненавижу их прямо, не вскользь,

Там, подле Бога, меня так много,

Здесь, подле них, не осталось нисколько,

Как пустота их настала всерьёз.

Я берегусь от неё. И только.

 

13 марта 2014 года

 

 

* * *

 

Малыш идёт в школу не зря, не зря.

Первые книжки и первые ссадины.

Завтраки в столовой в российских рублях.

«Родина» на доске мелком, и ради них,

 

Ради слов о ней и узнать саму –

Горько-сладкий вкус. Диалектика сути.

Тем, кто здесь, о ней, может, ни к чему.

Узнаёшь её по забегу ртути

 

В стужу зим, в её ледяной мороз,

В твой горячий бред после ласки снега

Из сугробов. По переливу рос,

Что встречал тебя в разливной весне, а

 

По тому ещё, как молчал трамвай,

Там, где ты ходил со следами драки,

Как щадил тебя человек, не лая

На твоей войны очевидной знаки.

 

Как умел принять, не заметить мог

Дом чужой тебя и не в лучшем виде.

Как сквозь мрак и дым, сигаретный смог

Кто-то всё ещё продолжает видеть

 

Человека, школьника, молодца,

Что старался быть для кого-то кем-то.

И не может сбить ни одна ленца

Тихих лиц участливых комплимента.

 

По уменью молча тебя вести,

Без упрёка слабою женской дланью

До входной двери гробовой доски.

И прикрыть её за тобою ранью.

 

А за нею слово с доски мелком,

Всем знакомое с самых начальных классов.

И по горлу катит несказанность комом,

И над родиной, и над рукой не властна...

 

18 августа 2016 года

 

* * *

 

Матерком изводил тоску,

Да печаль, да обиду, боль.

Всяко дуло не по виску,

Если всё принимаешь соль

 

Бытия, и сквозит она

В выражении глаз и лиц.

Ни одна судьба не важна,

Если Небо упало ниц.

 

10 декабря 2015 года

 

* * *

 

Может быть, хромым до Бога ближе?

Ковыляв болезненно душой,

Встречу с Ним обетом пронесли же,

И в глазах их – Бог не сокрушён.

 

И стоишь ты с Господом в прохожих,

В их плевках, в харчках и злом дерьме

И, сдержав оскал, ты просишь: «Боже,

Не прощай, что люди так к Тебе!»

 

9 января 2014 года

 

* * *

 

На Земле, объятой болью нищей,

В бредящей палате средь беды

Плачет об убитом Боге Ницше,

Рвётся из грудинной немоты.

 

Вспоминает божеские очи,

Взгляд Его в горячечной ночи,

И не понимает больше ночи,

Стены клиник, эти кирпичи.

 

И не хочет он наук настольных,

Правды светлой, сумеречной лжи:

Он теперь вот понял лишь, насколько

Страшно, страшно Бога пережить.

 

* * *

 

На рассвете

Светел

Деревень ажурный снег

Из нег

Окна вагона

Солнце встаёт иконой.

Посконной и родной.

Чудной

Я его встречаю,

Желая,

Чтоб ты со мной

До края,

Не отвергая.

Не отрекаясь,

Как сейчас.

Чтоб тебя хватило

На глупость мою без силы

Порой.

Стой,

если сможешь, рядом:

Взглядов

Твоих конвой

Мне да в награду.

Так надо мне. Мне так надо.

 

20 декабря 2015 года

 

О невыездных из внутреннего Китая,

или

Принуждение к Конфуцию

 

Почта вотчиной газет, посылок, писем.

В домашнем рисе –

усталость Китая тарелки хозяина,

Империи долга, работ, сил и бессилия каина.

И стол продолжает его в уголке России.

Встал с утра – вспоминай, чем себя носили,

Да с чем.

Подобрал что, подобрался всем,

Что не бросить, как себя на кровать, –

В восемь проснёшься не догнанное догонять.

Вспоминая себя, как остаток, и достаток, и документ.

Пополняешь себя из газет,

Из журналов,

Мало-помалу

Выводишь апатию,

Выбираясь из гати язв

Социальных,

Из желания поверить в банальность

Округи и встречного,

В речь его,

В сводимость сказанного к говоримому.

Дороги к Риму – в Рим всему.

Себя – к работе и безработице,

Труд – лишь к поту лица.

И помнить уметь в подлеце – лишь умения подлеца.

 

О том, как вы стали пантомимой

 

Снег безмолвен, тих, безмятежен.

Городок им заполнен, заснежен.

Переулочек пал в сугроб,

И деревья из белых роб

Тянут ветки.

Неприметно

Прохожу мимо чьих-то лет,

Недопетый куплет,

Не со мной. Молодых и старых.

Я кару

Нашёл в тех, кем были вёсны, лета, зимы.

И все отношения к ним во мне пантомимой

Оживают, когда хочу,

Говорят мне что-то, а я молчу.

Не откликаюсь.

Галки стаей

Окликают меня, шумят.

Взгляд, в котором

Давно отшумел тот столичный город,

Где по венам бился холод Невы,

И вы

Все когда-то бились:

Башни, шпили, мосты или

Города суета.

Не сорви же с меня креста!

Оставь меня возле кресла спинки.

И забудь. Без запинки...

 

 

О том, как пригоршней смерить остаток лета

 

Доварили вареньем остаток лета.

Банки, сахар и ты приметой

Одарённой теплом поры –

У плиты поварской порыв.

 

Послати впечатленья идущих тропок

За тобою каймой тревог.

Смерь свой месяц пригоршней отъятых пробок

От напитков. Tres beaux. Tres beaux.

 

Разложи по розеткам в порывах хлада,

В напоённости декабрём,

Ибо лету в тарелке солгать не надо,

Потому мы ему и врём.

 

Запивай холода этой ложкой сладкой

Спелых августа вечеров.

Оставайся тетрадкой и в ней украдкой

Отделяй сам себя от слов.

 

От чужих. Оставляя себя в записке, в переписке, как перевод

Отогретого чаем, теплом закулисья

В ожидании вешних вод,

Как поправок в законов природы свод.

 

* * *

 

Ораторы под молоко и хлеб.

День продолжался вздорным телевизором.

Я не умею летом белый снег

Визави.

 

Но я умею летом облака,

Грозу, и дождь, и громы поднебесные.

И те, кто могут город излагать,

Местные.

 

А впрочем, им положено уметь,

И карусели, и аттракционы.

Но я заметил, как уходит в медь

Град знакомый.

 

23 июля 2016 года

 

* * *

 

Осень. Встреча с улицей Костромы,

Где не мы,

Где я и намёки

На город в очах далёких,

На деревни, вокзалы, дали,

На всё то, чем опять не стали

Мы с тобой.

Это просто был памяти бой

С тем, что было на самом деле.

Метели

Были пока далеки.

Всё вмещалось в размер строки,

Чтобы хлынуть после.

Каждый город был где-то возле

В кошельке иль на банковской карте.

На старте

Был и я, и мои рубежи

Приближались и ночью смотрели.

А вот это и есть твоя жизнь,

Что успел заслужить от постели

До лучших углов

Дорогого и строгого града,

До ненужных и странных голов

Возле личного ада.

И от дома до дома, и от

Ночи одной до ночлега.

Так нас учит уменье красот

По призванию быть печенегом,

Неким странником, некой строкой

Заплутавшей по книгам, журналам.

Да, тогда мне казалось, с тобой

Мы всё ж были... И вдруг нас не стало...

 

21 августа 2016 года

 

Основано на реальных девочке, дедушке и библиотеке

 

1. Что я не смог положить в библиотеке в карман

 

Комната сельской библиотеки, ограждённая полками, стеллажами,

Дряхлыми и ничуть не трёпаными томами.

Руководство по хатха-йоге, Бродский в своей «Меньше единицы» –

Сколько нежданных встреч позади безликой кулисы

Входных дверей, где реет запах каши для дошколят

Соседнего помещения садика. Газеты велят

Читать страницу, как странника, по коему

Происходит чужая жизнь, весомою

Частью лжи и правды, что не в букве, не в факте – в интонации и несении

Этих козырей воскресенья

Веселья, радости, бодрых дел.

Вот! А ты и читать не хотел…

Напрасно. Перебирание букв и слов, прибирание их – частно,

Ясно.

Свой собственный читательский замысел.

Как мыс на пляже пел

Несколько минут до бумаги и красок типографских,

До Толстого помянутого его графством,

До урожаев зерновых, до успехов учащейся молодёжи.

Вот Родина на бумаге. И ты знаешь, что в карман её не положишь…

 

2. О старческой боязни листвы

 

От страха пустоты или переполненности собою

Человек убегает в газетные листы, оставленные средней школой

На скамейке возле урны убегавшим в бурное мальчишкой.

А теперь догоняет оно старика, но чужое совсем, не его. Бурное слишком.

Вот к газете притихшей припасть. Уютно.

Буквы снова нас узнают. Будто.

Сколько важного, посмотри, ты не важен, не важен, не важен.

Успокойся, давай, посмотри. Сколько люди другие «кажут».

И тебе полагаются те, что в газете, на фото, страницах.

Помолчи, помолчи о стране. И сочувствуют спицы

Убегающие по стежку, по крючку от твоей нестолицы.

И она принимает страну по крупицам. Она – продавщица.

Как она побежит вечеров, средь наличников мыкаясь с пряжей.

Тишиной по тарелкам без слов пробежится и ляжет.

Убегай от окопа её и застань лучше там, у прилавка.

Пусть она будет только прогноз. Не гипноз. Только ставка.

Стены кроют чужие бои да иные заставы.

И старик так боится листвы, что жена до конца долистала.

 

3. Основано на реальной девочке

 

Маленькая девочка-студентка из провинциального городка

Хотела быть всемогуща, что античный бог.

Психологическое истощение. Люди не любят, когда

Кто позволяет слишком много своих и, тем более, совсем не своих дел.

Христос берет её на руки, несёт старым медиком на родной порог:

«Возьмите, она вынесла беспредел.

Её вынесли за предел

Такой маленькой, не сумевшей всего и сразу, не злой, не успевшей зла, головы.

Я пытался помочь, но того, что ей дали, и я не умел.

Только я всемогущ с тех самых пор, как меня распяли такие, как они и вы,

И отныне в вашей жизни она и я – мы оба будем сверх всяких мер.

Дорогие, гуляйте чаще. Здесь рядом сквер...

 

* * *

 

Охладила меня глубинка,

Синька

Полустанка,

Санки

Старухи,

Слухи,

Говор одной знакомой.

Обмороком и комой

Грозившей стужей,

Где я не нужен.

Ну же!

Выкинь снежком печаль

В даль

Тех земных наречий,

Где вечер

На чёт и нечет

Рассчитан.

Сквозь сито

Всех дней и лет

Проходят люди.

Пребудет

Со мною твой свет и след.

Подсуден

Я твоему

Взгляду.

К ляду

Других присяжных!

Мне важно!

 

20 декабря 2015 года

 

* * *

 

Помнишь эту the long and winding road?

Так она к тебе больше теперь не придёт,

Ибо ходит к другим, с другими,

Знают имя

Твоё. За ним

Ничего не отыщут боле.

Ты стоял обезлюдев, был нелюдим.

Город не был давно приволен.

Каждым взглядом прикован да к немоте,

Все, кто рядом, приникли к твоей черте,

За которую ты заступишь.

И любое скользящее по лицу

Выраженье годно и подлецу,

Потому этот приступ скуп, и

Оставляет гнев, оставляет боль,

Оставляет тебя самого... Уволь!

Не осталось меня на роже.

Ты воспитан города немотой,

В каждом крике молчащей, дрожащей в той,

Чьи слова так легки и тоже

Замечательно вежливы, холодны.

Станут всякому дню и тебе ладны,

Если с городом вдруг не сладишь.

Мы узнали столько хороших слов,

Но не знали, что в них стоит, и Кто

Вдаль уходит по водной глади.

Так кончаются чьи-то пряди

В дорогом и милом когда-то, в том

Что казалось писаным с ней листом,

Где был рядом ваш детский почерк.

Но куда-то ушла long and winding road...

Этот странный дядька о ней поёт –

Сожалеет о ком-то очень...

 

23 мая 2016 года

 

* * *

 

Послушный вере, людей не  слушай!

Христа распяли – твой мир распнут,

Как только будет тобой потушен

Внутри свет истин в бегах минут.

 

Не пожалеют вульгарной силы,

Не пожалеют из долга пут,

И сами Бога нести не в силах,

Хоть у другого, да отберут…

 

1 января 2014 года

 

 

Поэма несвёрстанных вёрст

 

Ночь навалилась на тот городок,

Тени откинула наземь.

Сушь, от которой притих водосток,

Разом

Бросила май да в предвестье жары

Знойного неба июня.

Станция рядом, и бьются пары

Где-то об рельсы. И тут я

Бросил «спасибо», оставил салон,

В нём – увозивших с собою

Место дивеевских милых икон,

Этот родник, эту хвою

С лёгких подошв, молчаливых имён,

Коих не ведал до встречи.

Вот у неё на губах медальон,

Память о правильной речи.

Тихие мили, дорожный просвет,

Вздох сокрушённый, но лёгкий.

Там, где-то в юности, сколько же лет

Без этой тихой сноровки?

Без умолчаний, без тихих минут,

Без молчаливых согласий.

Сколько тебе за тебя подадут

Счастья?

Что там осталось, помимо креста,

В нас, не умевших ни слова,

Ни тишины. Нулевая верста

Где-то гуляет без крова.

 

Сколько побегов от близости, от

К жизни припавших и встреченных.

Как заведённый судьбой идиот,

Я угасаю до вечера

В речи, а

Также в каком-то кощунстве над тем,

Что согревало и грело.

В каждой привычно ищу я не тем –

Я ощущаю в ней дело.

Это привычка, товарищ, от тех,

С кем я давно не товарищ.

Но я умею безумье и смех,

Мимо и звуков, и клавиш.

Я так привык оставлять на потом

Всех, и практически всюду

Я никогда не бываю о том…

И никогда и не буду

 

* * *


Распродажа Христа! Лик всего за пустяк!
Дама купит. Метро сцепит двери.
Только юности просто не верилось, как?..
А теперь моё просто не верит.

Просто знает, что дама положит Христа,
Сумкой бренной прикрыв на торшере,
Будет ночью она страсть навылет кричать,
Позабыв вновь откликнуться вере.

И мне тошно от тех, кто смеётся грязней:
Нет, не мною смеются, не этим!
А смеются над тем, как же веруют в ней
Верой малою малые дети.

Мне за это б собой поклониться ей в пол,
Только скепсис извёл меня в точку.
Я вникаю в пространство – я рад, что нашёл
Для тебя в себе  новую строчку. 

 

* * *

 

России мысль всегда обуза –

Глядят пустынные глаза,
Как нам рожает кукурузу
Нечернозёмна полоса;

Как лезет вверх в погонах бравых
С главой, потерянной в боях,
Жандарм угрюмую державу
Посечь на вольных площадях;

Глаза пустынные всё смотрят,
Как череп бунтарям можжит,
Глумятся полицейских орды,
И думают глаза: «Мужик!»

И под удар случайный павши,
Кричат: «Я верно говорю!
О, русский царь, права отнявши,
Ты завтра запрети зарю!»

 

* * *

 

Сколько художников выпекла нам Россия.

Красиво

Стоящих полотнами в музеях, на стенах висящими.

Навязчивей

И усердней,

Чем мы прежде.

Знакомец невежды

И прочих персон,

Гарсон,

Жаждущий свободы и покоя.

Не воин, не судья и не мятежник.

Будь нежным

С Родиной,

Со словом и словарём.

Берегите её вдвоём.

Так нужнее, важнее, лучше.

В минувшем

Был томик, полка и много книг.

Красоты мира, а ты поник.

Не стоит:

В каждом листе есть печать историй.

Творенья, мира и красоты.

Попытайся быть с ней на «ты».

Благодари букашку за ножек бег

По линии трав.

Так и будешь жить, к Солнцу задрав взгляд и очи.

Говори с ним до самой ночи по книгам, проповедям, житьям.

Да не окончится ямб!

 

5 августа 2016 года

 

* * *

 

Скрябин озвучивал Серебряный век,

Рахманинов – всю Россию.

Новгородских храмов притихший свет

В этом звуке, что не носил юг.

 

В нём ни ярости красок, ни огня –

Огонёк только блёклой лампадки,

Но печаль в глазах, в каждой ноте горя,

Остаётся живой и краткой.

 

А у Скрябина рвущийся Прометей

И этюд за этюдом с блеском,

Но во всём он казался от нот лиходей,

Заигравшийся со гротеском...

 

19 августа 2016 года

 

* * *

 

Слова грубого не получалось,

С губ не спадала брань маяты,

Просто во мне что-то кончалось,

Просто во мне завершалась ты.

 

Так уже было – тогда меня рвало

Болью наружу, словами вброд:

Мне навсегда тебя было мало,

Мне навсегда тебя недостаёт.

 

Это тогда, а теперь мне тихо:

Память не смять, не ронять высоты.

Я не хочу быть частью триптиха,

И потому прекратилась ты.

 

14 декабря 2013 года

 

* * *

 

Словом вежливым, прячущим осень,
Я убью её с первых же слёз,
Чтоб не видеть, когда Бог попросит
Умереть её как-то всерьёз.

Чтоб не жить ей от боли до боли,
От предательств её до измен,
Проживая одышкой до колик,
До иудовых вяжущих сцен.

И когда резко так она бросит:
Бросит мне век больного меня:
Просто мода таких здесь не носит,
И таких как-то носит Земля.

Тех, чья слабость ей бабски противна,
Тех, кем спит монастырская мгла...
Я убью её с первого гимна,
Чтоб вот так умереть не смогла.

 

 

* * *

 

Снег не выпал – снег упал,

Бездыханно лёг на землю

И в метели кутал вал,

Ибо грязи не приемлет.

 

Он боролся за неё,

За пречистые просторы,

Но не вынесло жнивьё

Полюбить холодный норов.

 

А в весну снег умирал,

Новой грязью сбитый насмерть,

Но земля не поняла –

Только плакала от счастья...

 

8 января 2014 года

 

* * *

 

Снова собой я сваяю смиренье.

Хочется скорчить героя лицом!

Катится жизнь метроостеклененьем

Окон вагона подземным гонцом.

 

Смотришь в окно беспокойное двери –

Катится тьма на дрожащем стекле.

Веря стеклу, отраженью не веришь –

Ищешь себя чуть притушенный след.

 

Нет его! Вот я невидим, но чуждо

Нраву прожить, в мире не наследив, –

Нервный оскал, но ты помнишь, что нужно

Корчить лицом, будто хочется жить...

 

* * *

 

Средь учебных людей шёл я в осень,

Проходя средь учёных окон

Института, где все себя носят,

Как и я прежним длинным сроком.

 

Мне хотелось прожить во всю веру

Там, где жили во всю улыбку,

Во всю похоть и во всю скверну –

Я всегда жил средь них так зыбко.

 

У меня не выходит их радость:

Я всегда не умел веселья –

Я умел только правду и старость.

Счастлив тем, что умел досель я.

 

Ссуда тишины

 

Ты полагаешься гостю пловом, если не хочешь предстать в словах

Несколько больших, чем просто город в просто людях и просто делах.

Текла и рекла

Улица. Называла и называлась.

Не приимешь её имён

После стольких сложенных в эту лексики малость.

Отрицанье ей устроенных похорон –

Это долг, это труд претерпенья и взгляда

В говорящего, не в слова.

Если что-то в идущем тебе и надо, –

Не молва.

Так и этот пришедший за чаем гомон

Предоставлен, как пересуды.

Оставляй его дома. Обставляй его домом

И подай тишину, как ссуду.

 

Стихи с явью

 

Сядешь с августом на скамейку

Смотреть кино.

Сцены, реплики, и жалейкой

Доносит ночь

Стрёкот, шелесты, дуновенья,

Скутанные в листах.

День я

К вечеру перестал,

Продлевая памятью бодрость.

Не возраст, не порт рос

И цветов неприкаянных.

Стал бы краем. Сны

Перевалом носил до зорьки,

Речку тронувшей и пригорки.

Но не сон наступает — явь.

То соборов любимых глав,

То аптеки, столовой, газеты.

И выходишь за дверь и в лето

Со всем этим бредом, и смыслом, как лжец

Перед мраком, который, конечно, мертвец,

Всё объявший, вобравший, таящий.

И чащи всё чаще

И дебри в моём забытьи.

Солнце, Солнышко, освети!

Кинься в окна, в дверной проём!

Я в нём

Хватил бы красок, обдавших косяк теплом

Желтевшим

И явью. Явью, пред светом твоим онемевшей…

 

* * *

 

Тёмные дни и нечёткие люди.

Их разговоров неясная даль.

Завтра меня её речь не разбудит.

Утро разбудит. А жаль.

 

Я засыпаю. Во сне мне привольно.

Нечего помнить и жить.

Стоит проснуться, и снова чуть больно

Быть кем-то или не быть...

 

19 декабря 2015 года

 

* * *

 

У прошлого хватка мёртвая –

Не вывернешься из судьбы, не уйдёшь,

И оно предаёт тебя горько и чёрство,

А ты продолжаешься им, живёшь им и бьёшь.

Прошлое кончится, когда ты умрёшь....

 

20 января  2014 года

 

 

* * *

 

Школа небу не научила

И звала на дуэль к доске,

Где науки слепят светила

Наверху, над доской, в тоске

 

Неуёмной своей, столетней

Наблюдая презреньем лиц

Эту дикость лихую, летнюю,

Недоученных вновь страниц.

 

Наблюдают бумажно сухо

С поднебесной своей высоты,

Как мой класс добивает скука,

Как крошатся мои мечты.

 

Как у Бога себя я отнял,

Как я верил в наук обряд

И не знал, что их строгий облик

Прятал свой виноватый взгляд...

 

1 августа 2013 года

 

* * *

 

Эта зима

В серых тонах

Захолустья

 

Можно снимать

Фото в снегах

Рек да устья.

 

Можно лепить

Солнца снопы

По сугробам

 

Можно следить

В избах, в клети

Снежной робой.

 

Можно достать

Питера стать

Да билетом.

 

Можно никем

Выйти из схем

И до лета.

 

Быть ли кому

Летом в снегу

И приветом?..

 

20 декабря 2015 года

 

* * *

 

Этот каменный город

Осенним дождём мне за ворот

Капал и стекал.

Векам

Под силу такая стать.

Создать

Её и явить прохожему.

Роже тьму

И свет

Фонарей ночи.

Я помню себя не очень

В городской суете.

На листе

Полей мне привольно.

С меня, может, и довольно...

 

6 августа 2016 года

 

* * *

 

Я Бога своего по церкви не водил!
Нас с ним, как некрещёных, не пустили,
И дядька, посвящённый дымку земных кадил,
Ушёл чрез паперть в молчаливом стиле.

А служба напевала, по чёрному рядясь,
Красиво, однолико, однобоко.
Сейчас вот этот мастер своих пречёрных ряс
Крестом железным оценил мне Бога...

Я Бога своего к церквам не поведу!
Пусть всем им жить без крестика негоже.
Мне – без Него, и с Ним я, а не с крестом уйду:
Он мне пока что крестика дороже!

 

26 марта 2013 года

 

* * *

 

Я прилагал себя к жизни не раз,

Прямо ввалив или сбоку прикладывав

Душу свою, её профиль, анфас,

Солнцем себя измерял и оправдывал.

 

Жизнь прикасалась ко мне и, кляня,

Била внахлёст, прозвонив пересудами,

Но иногда целовала меня –

Помнятся мне её ласки иудовы...

 

 15 декабря 2013 года

 

* * *

 

Я расстроен – в дни не попадаю.
Жизнь свою ношу наперевес.
Мир вокруг я обзываю далью,
Прошлое – подножием небес.

Веры дни люблю я тихим слогом.
Настоящим рвёт мои листы.
Дай поверить, что за хладным гробом
Выйдешь из-за сна кулисы Ты!

 

* * *

 

Я хочу добраться до весны,

Что к земле протаяла насквозь,

До шагов, которые ясны,

До шагов, что с ложью снова врозь:

Только б вместе с ней не довелось....

 

9 февраля 2014  года