Сергей Сутулов-Катеринич

Сергей Сутулов-Катеринич

Четвёртое измерение № 34 (94) от 1 декабря 2008 года

Космодром для дураков

поэллада

 

Когда б вы знали, из какого сора

Растут стихи, не ведая стыда, –

Как одуванчик у забора,

Как лопухи и лебеда…

Анна Ахматова

 

Стихи не пишутся – случаются,

Как чувство или же закат.

Душа – слепая соучастница.

Не написал – случилось так.

Андрей Вознесенский

 

Неужели ко всем своим недостаткам

Вы ещё и стихи пишете?!

Незнакомка

 

I

 

…дракон живёт на верхней полке

вагона общего сто лет,

в душе трёхрядки, тьме двустволки,

на Байконуре и в столе…

 

дракон убийственных иллюзий,

что ты – поэт, а смерть игра,

и, наливая рюмку Музе,

бормочешь: фарт, et cetera…

 

вчера тебя любили боги,

сегодня жалуют бомжи,

а рифма класса бандерлоги

не доказует, что ты жив…

 

II

 

Когда годами – ни строки,

                       когда в душе и стон, и слякоть,

Не жги свои черновики,

                       и, может, сын не станет плакать?!

Быть может, буква, чёртик, знак

                       ему подскажут ритм поэмы?

Или помогут – просто так, –

                       когда ни темы, ни системы?..

Невмоготу – сквозь немоту,

                       сквозь хрипоту, икоту, рвоту

Прорваться к чистому листу,

                       найти пронзительную ноту.

Прорваться к ноте, что сразит,

                       забыв спросить число и имя…

Стихи – пожизненный транзит…

                       Я невиновен перед ними.

Стихи – позор, разврат, азарт.

                       Они – как свечи в тихом храме…

Когда клыки свои вонзят,

                       я не виновен перед вами!

Стихи не пишутся. Почти.

                       Порой случаются. Однако

Все почты письмами почти –

                       поэт бездомен, как собака.

Гермес бессилен. Аполлон,

                       что амфибрахий: по диплому.

Язык молчать приговорён

                       и петь не может по-другому.

Ты свечи палишь до зари,

                       рисуешь рожицы и рожки.

Из воска лепишь корабли…

                       Хотя бы строчку! Понарошку.

Но поезда – на дно реки.

                       Но самолёты – в сопки соплом.

Идите к дьяволу, стихи!..

                       И тут же в горле пересохло.

Я уйму доводов найду,

                       что не лукавлю, не рисуюсь.

Как заведённый какаду,

                       «Люблю! – твержу. – Люблю, рискуя…»

И ни на йоту не солгу,

                       сказав, преодолев дремоту,

Что в вечном у тебя долгу –

                       за ту, единственную, ноту.

Что в вечном у тебя долгу –

                       пажа, пиита, обормота:

За две-три фразы на бегу –

                       во-первых, пятых и четвёртых…

За две-три розы на снегу.

                       И… воскрешение из мёртвых!

 

III

 

К утру обычно крепок сон.

В ночи гораздо чётче звук.

Никак не могут в унисон

Душа и тело, милый друг.

 

Восход. Закат. Закат. Восход. –

Неумолимый лейтмотив.

Восторг. Печаль. Печаль. Восторг. –

И нет других альтернатив.

 

Ты полз и полз на Эверест…

Вчера – герой, сегодня – бомж.

Приходишь к лучшей из невест:

Сюжет паршив, как тухлый борщ.

 

К утру особо сладок вздох.

В ночи точней звучит размер.

Ты так устал от верхней «до»:

Рыдай и смейся, добрый сэр.

 

Полным-полна, пустым-пуста

Твоя сума – и день, и век.

Шестая заповедь Христа

Важнее тьмы библиотек.

 

Стокгольм столик. Высокий штиль.

«Good day, старик!» – «My friend, привет!»

Ах, как изящно пошутил

Однажды Нобель – хитрый швед.

 

К утру сомнителен успех.

«Ты – гений!» – ночью шепчет Змей… 

Давай поднимем тост за тех,

Кто выше, чище и смелей.

 

Восход. Закат. Закат. Восход.

Рефреном – жизнь. Рентгеном – смерть.

Возьми всего один аккорд:

«Любить и сметь, творить и сметь!»

 

IV

 

Устав от водки, дружб, предательств,

Устава края, слёз страны,

Я почитаю вирши Данте

У переделкинской сосны.

 

Гибрид метаний и скитаний,

Ловец страстей и карасей,

Веками слышу, как «Титаник»

Гудит на рейде Туапсе.

 

Творец пророчеств и чудачеств,

Стенаний-минус, танцев-плюс,

В лесах кириллицы запрячусь,

В морях латыни утоплюсь.

 

Отец предчувствий, дед причастий,

Внук «Турандот», сын «Мимино»,

Я замышлял трактат о счастье,

Увы, родился фарс-минор…

 

Нелепость бренных декораций

На браной сцене бытия.

Неутолённость, брат Гораций,

Твоих, моих и прочих я.

 

V

 

Стихи оставили меня,

                       долгов подкинули –

Как беспардонная родня,

                       сто раз подставили –

Сто лет не пишут, не звонят,

                       клянусь богинями…

Найдёте в ржавых словарях:

                       живут в Италии.

 

Вчера воскрес убитый ямб:

                       «Сгонять за рифмами?!

Они – медсёстрами теперь

                       у Белой реченьки…»

И сын, и дочь, и друг, и зверь

                       тиранят мифами.

Судьба и время – по нолям.

                       Лечу над Вечностью…

 

Стихи на прозу разменял –

                       в соплях метафоры.

Обид считать – не перечесть –

                       на грани бешенства.

Дуэли. Госпиталь. Вокзал

                       в хоралах Баховых.

«Он не виновен, ваша честь!

                       Стрелялся – тешился…»

 

Назавтра явится хорей –

                       (проспал с гиперболой):

«Опять разборки без меня?

                       Кто труса праздновал?

Я, сударь, вам не изменял –

                       кивните, Лермонтов!

Внимайте: стая стихарей

                       воркует ласково…»

 

Крещатик. Крестник. Херувим.

                       Днепра излучины.

Спасибо, Киев, Третий Рим,

                       за хруст эпитета…

Стихи артачатся: «Опять

                       сюжет закрученный?!»

Поссоримся, япона мать!

                       «Адью!» – До Питера?..

 

VI

 

Мне лгут и льстят – поврозь, подряд –

Не очень умные и очень…

Короче, разные трындят –

Пророки в запахах порочных –

Актрисы с бюстами наяд,

Что стих чудесный наворочен –

Стройнее римских колоннад,

Прозрачней вечной белой ночи…

Но знаю точно: трёп заочный

И очный спор с поэтом эС

Проигран мной…

                  Отчальте, братцы!

 

И всё равно подначит бес

С поэтом Ка соревноваться…

 

VII

 

Перевожу себя со словарём –

Занятие из редких, доложу…

Предвосхищу усмешки: «Переврём!»

Студенток, переполнивших Домжур…

 

Коллеги, отправляя к докторам,

Диагнозом замучили: «Шизо…»

Друзья несли поэмы в тёмный храм,

Враги бежали в ужасе: «Бизон!»

 

Перехожу янтарным королём

На клетку вверх по шахматной меже –

Предупрежу бездарный ход конём:

Остынь, скакун работы Фаберже!..

 

Чумичка из растерзанных годов

Морочила намедни: «Дежавю…

Ты молод и хронически здоров:

Девятый вал – большому кораблю!»

 

Переложу себя со словарём –

Однажды от и до перескажу…

Перевяжу шафранным сентябрём

Февральскую ожоговую жуть.

 

Герои виртуальных мелодрам,

Заморыши зачатых звёздных войн

Назойливо приветствуют: «Салам!

Початимся по рифме зоревой…»

 

Перевожу судьбу за окоём –

По рубежу, ранжиру, тиражу.

Перехожу от жалких полудрём

К жестокому, как Стенька, мятежу.

 

Заложница седьмого падежа

Оставит на веранде ночевать…

Любовницы, которым задолжал,

Заохают: «Бежал в Нахичевань!»

 

Принаряжу жену пред алтарём, –

Смиренные поклоны миражу…

Перевожу часы под фонарём –

Божественных секунд не разгляжу.

 

Ревниво продолжают порицать,

Советуя осесть и окосеть,

Писатели Бульварного кольца,

Издатели Рублёвского шоссе.

 

Переживу, спасённый сухарём,

Допросы по двойному типажу…

Приворожу Сахару букварём –

Жирафу рыжий галстук повяжу.

 

Апостол измусолил карандаш –

Придумал, сочиняя Рождество,

Украсить моим вензелем калаш…

Калашный ряд? Калашникова ствол!

 

Перекрещу страну календарём,

Расчерченным на тысячу веков…

Приколочу заржавленным гвоздём

Табличку: «Космодром для дураков».

 

1992– 2007