Сергей
Шестаков

* * *

синтаксис долгих дорог орфограммы ночи

полый словарь где каждая буква ять

вызубришь всё до оскомины отбормочешь

может и впрямь научишься понимать

что не аукнуться что вместо сердца вычет

что истрепался парус но всё ещё

мачта как водится гнётся и ветер свищет

двум не бывать смертям а одна не в счёт...

* * *

Воробьиный почерк торопится прочь с открытки

Улететь, чирикнув бессмысленное прости,

Что спешу, что поздно, что высохли маргаритки,

Что часы разбиты, что синтаксис не в чести,

Что в толпе безлюдно, что холодно, что свобода

Солоней неволи и тягостней, чем она,

Под осенним ветром, когда от звезды у входа

Ровно столько света, чтоб видеть, как ночь темна...

* * *

где снигирь военный где бог державин

и гора алмазна и званка тож

ганибала правнук до слова жаден

но и он пройдёт как весенний дождь

и неважно радуясь ли неволясь

с поводком ты или на поводке

не пророк ты даже не песнетворец

только сменный грифель в Его руке...

* * *

Когда в последней, темноокой,

Не отпускающей ночи,

Ночи пустой и одинокой,

Где все – чужие и ничьи,

Исчислен будет каждый колос,

И каждый жест сочтен и взгляд,

Быть может, этот малый голос

Не оправдают, но простят…

* * *

Музыки хлеб надмирный и шепотки в курзале,

движутся жернова тугие, снуют ножи,

каждое слово хочет, чтобы его сказали,

каждое сердце – чтобы его нашли,

названное не стоит снов и обетованья,

слово в словаре господнем ровно одно, а здесь

каждое чудо ищет бирку для бытованья,

каждая пуля – сердца живую взвесь…

* * *

Ночью мир обрывается где-то в двух

Ледяных шагах от крыльца и взгляда,

Индевеет речь, голодает слух,

Муравьиной лапкой свербит прохлада,

И такая зыблется тьма в душе,

И гремят такой пустоты раскаты,

Словно суд последний свершен уже

И теперь – ни горечи, ни отрады...

* * *

Ожиданье, зеркало всех пяти

Чувств, сторукая несвобода.

Образумь их, Господи, воспрети

Бушевать, покуда еще суббота,

Отведи от сердца постыдный чад,

Помоги неверию их, покуда

Жизнь идет, каблучки стучат,

И уже рукою подать до чуда...

* * *

Подлинность – это мгновенье перед

Небытием, или сразу вслед…

С точки зрения океана, берег –

Лишь безвидный Хаос, где тьма и свет

Иллюзорней даже, чем цвет и форма.

На твоих губах – соль семи морей,

И объятье – только предвестье шторма,

Что сметает сущее мощью всей…

* * *

Пятая сторона света, откуда ты,

Знает едва ли о четырех других.

Ветер, пришедший с юга – твои черты,

Ветер, пришедший с севера – воздух их.

Ты распускаешь волосы, и опять

Ливни шумят, выходят реки из берегов,

Освобождая место губам шептать

Здравствуй – со всех весенних материков…

* * *

Скажешь: весна – и станет весна, смотри:

это листва над нами звенит легка,

это в зрачках воздушные янтари,

синие реки, белые облака,

это высокий ясень, высокий дуб,

дальние кущи рая, его углы,

это с твоих горячих слетают губ

сирины, алконосты, скворцы, щеглы.

* * *

Словно добрый призрак морской пучины

Эта полночь майская, поглотив

Отговорки, сетованья, причины,

Шепчет вечный императив,

И, скользя в сияющий вал объятья,

Вторит певчая тишина

Полыханью роз, колыханью платья,

Опадающего, как волна...

* * *

Смотришь, как часики время стригут,

Не оставляя и малой

Сени из нескольких тайных минут

Для тишины небывалой,

Для невозбранной свободы, когда

Мыслить и чувствовать – нечем,

И прорицают огонь и вода

На языке человечьем…

* * *

Умиранье осени, пелена

Над былым и будущим все темней...

Кто сказал, что смерть на миру красна?–

Не красней рябины и снегирей

Под пятой декабрьской, и в этот час

Лучше быть тростинкою, чем скалой:

Настоящее, обретая нас,

Истекает вечностью, как смолой...

* * *

уходи уходи позавчера в четыре

послезавтра в семьдесят в пятницу без конца

ибо ты та кого не убудет в мире

даже если не будет времени и лица

освободи слова от коросты смысла

ибо ты то что вне буквы и духа и

все мы твои единственные все множественные твои числа

ибо ты тот кому предлежат они...

* * *

Читатель, сообитатель

По истине и языку,

В тисках – сосуществователь,

Сочувствователь – в тоску.

Гремит немота засовом,

Но нам – до конца стоять:

Делиться последним словом

И слогом последним стать.

* * *

Спи, ещё рано, спи...

Д. Эфендиева

в августе ночью столько на небе астр,

весь вертоград усыпан ими по край сетчатки...

спи... нас уже читали сегодня, нас

не занесли пока ещё в опечатки,

значит, не время чёрным твоим щеглам

смерть щебетать на аптечной кривой латыни,

спи – это звёзды катятся по щекам

белые, синие, красные, золотые...

вместо реквиема

1

ступай, ступай в тринадцатую тьму,

в седьмую, тридевятую, любую,

а в этой места – больше никому,

коснусь руки – и воздух обниму,

всё в дырах сердце – не перелицую,

здесь поздно быть – и розно, и в одной

ночной двоякосердой оболочке,

и мёртвой тлеть, и течь живой водой,

и вторить певчим трелью заводной,

вычерпывая прошлое по строчке,

куда как мал медвежий уголок

плеча и золотистая ключица:

кого сей сладкий войлок уволок,

тому в груди отверстой уголёк –

не хорохорься – больше не случится,

но не для тех восьмая нота лю

и синева цейлонская за нею,

кто был шутом и кумом королю,

и я на доли ямбами делю

сырую боль и мыслью костенею,

ступай, ступай, там будет невдомёк

зачем цезурам пряные приправы,

ступай, ступай, в глазах московский смог,

от зимних губ державинский дымок,

и не обол, а два для переправы...

2

смотри, смотри бездомными глазами,

зелёными, презревшими две смерти,

пока сады воздушные над нами

топорщатся стократными плодами

и осень всей не раздарила меди,

смотри, смотри, как повисают птицы

над временем в серебряной отваге,

пока о сны ломают мастерицы

вязальных стрелок часовые спицы

и проступают буквы на бумаге,

смотри, смотри, как тяжелеет слово

и падает с неразличимой ветви,

что яблоко в ладони птицелова,

и вздрагивает луч, и гаснет снова,

и узнаванья слаще нет на свете,

смотри, смотри, пока ещё кулиса

приподнята над сценою ледащей,

смотри, смотри, уже светают лица,

пока ты смотришь, узнаванью длиться,

и мы одно – и здесь, и вне, и дальше...

* * *

на пути к чудесному водопою

драгоценная пелена

пламень пляшущий над тобою

и улыбка зыбкая как волна

восемь дней назад удивлённым оком

в первый раз следя за улыбкой той

ты ещё не ведал что станешь Богом

миром временем светом тьмой…

* * *

 переведи это слово с мёртвого на живой

 переведи это время с прошлого на теперь

 слышишь в крови ревёт одинокий зверь

 переведи его через улицу дверь закрой

 дай ему хлеба чёрного белого молока

 дай ему губы чермные смертному научи

 дай ему имя чтобы в земной ночи

 звать его окликать из небесного далека...

* * *

 синее солнце моё синим веснам вслед

 ты уплываешь по синим волнам покуда

 синим становится этот небесный свет

 бьющий в глазницы из всех закоулков чуда

 синие тени ложатся на нас двоих

 синее время нас медленно настигает

 ночь закипает в синих зрачках твоих

 и по ресницам в сердце мое стекает...

* * *

чёрными янтарями в чугунных дольках какое слово ещё ты вменишь мне в вину

я похоронил уже стольких что хватило б на маленькую войну

некоторые под землёй кто чист а кто в золотой парше некоторые на земле

клавишами для твоего туше жаворонками об одном крыле

думали что смыкаем объятье а это кружил когтябрь

девочка персефона в гранатовом платье

                                                  повремени полслога полтакта вздохни хотя б

хочешь я стану тем что играешь ты день за днём сон за сном а нет

запечатай мои уста но забудь на ком белым белым белым клином сошёлся свет…