Сергей
Колесник

Accelerando

Кто-то из них ютится в общаге,

а кто-то платит кредит.

Кто-то из них курит, как чёрт,

другой за здоровьем следит.

Кто-то из них поглупее, а кто-то

знаток, книгочей, эрудит.

Кто-то из них уходит в декрет

и кого-то скоро родит.

Кто-то из них не имеет амбиций

и всем доволен вполне.

Кто-то мечтает стать знаменитым,

проснуться в другой стране.

Кто-то из них с кем-то из них

изменяет своей жене.

Это известно тому, кто справа,

и той, что слева, и мне.

Кто-то из них остаётся верным,

любя одну.

Кто-то из них спивается, тихо

идя ко дну.

Эта ногами красивыми сводит мужчин с ума.

Та стыдится своей полноты и

живёт сама.

Тот поссорился с этим,

который пьёт.

Этого от красивой

бросает в пот.

Та, страшная, в этого

влюблена,

он равнодушен – разве

его вина?

Разные люди

с разной судьбой,

эта несчастна,

тот голубой,

этот в общем

доволен собой,

тот идёт с трубой,

этот берёт гобой,

та скрипку берёт,

этот – контрафагот,

преданно за смычком

звуки идут гуськом,

вьётся парами вин

облако чистых квинт,

слыша литавр удар,

вздрогнули млад и стар,

зал звуком распёрт:

входит, как судно в порт,

светел и твёрд,

мощен и горд,

аккорд!

Gouda, Nederlands, 11.19

* * *

В буйном взрыве листвы,

наслаждаясь весною,

с тихим шёпотом ветра

мешая слова,

на скамейке беспечно

беседуют двое,

руки нежные

крепким объятьем сковав.

Сквозь медовый дурман

расцветающих вишен,

сквозь кудряво-хмельную,

сплошную сирень,

усыпающий город

бормочет чуть слышно,

и доносится вой

одиноких сирен.

Где-то сердца чьего-то

истлел уголёк...

Кто-то стеблем иссохшим

безвременно сник...

Кто-то понял, что час

роковой недалёк...

Кто-то только что встретил

последний свой миг...

А весна усмехается

этим двоим,

и весною наполнены

он и она,

этот вечер

уже не воротится к ним,

пусть по капле

они его выпьют до дна,

а потом побредут

серпантином аллей,

и утихнет журчанье

беседы простой.

Ты о них позабудь,

ты о них не жалей,

ведь скамейка недолго

пробудет пустой.

Киев, 04.19

* * *

Возможно, однажды

устану, остыну,

и в серую стену

упрётся стезя,

возможно, мне станет

за многое стыдно,

и горько, что это

исправить нельзя.

Заёрзает память,

старуха скупая,

и примется рыться

в своём сундуке,

в изъеденном молью

тряпье утопая...

Наивный, я думал:

иду налегке,

но прошлое хищно

крадётся по следу,

в кармане ощупывая остриё,

и вдруг подступает

с ухмылкою бледной,

и шепчет на ухо:

«Я здесь. Я твоё».

И ждёт терпеливо,

глумясь и мороча,

когда окажусь я и сам

позади,

оставив лишь эти

туманные строчки.

Лишь строчки.

По ним обо мне и суди.

03.2020

* * *

Город встречает меня,

как неласковый отчим,

в грязном исподнем

замусоренных обочин,

город глядит на меня

исподлобья, враждебно,

плотно смыкая вокруг

непролазные дебри

спальных районов,

безглазых пустых недостроев,

мелких киосков,

проросших у входа в метро, и

рынков стихийных.

Сквозь путанные эстакады

мчатся машины,

мелькая, как частые кадры.

Высятся

полуразрушенные заводы.

Смрадный вокзал

и заплёванные переходы,

слипшиеся барахолки

и пункты обмена

перед глазами проносятся

одновременно.

Город мне под ноги мечет

свои километры.

В поднятый ворот уткнувшись

и жмурясь от ветра,

двигаюсь дальше и дальше,

предчувствуя где-то

ту вожделенную

строгую тишь кабинета,

где, как младенцы

в байковом одеяле,

нежатся спящие звуки

под крышкой рояля.

Там, погружаясь в ноктюрны

родного Шопена,

может быть, снова себя обрету

постепенно.

Киев, 12.19

* * *

И зима не зима, и скучно мне,

и не пишется – хоть убей,

остаётся одна отдушина –

поиграть самому себе.

Вряд ли имя моё прославишь ты,

ремесло непростое – что ж,

не довольно ль, что через клавиши

я в былые эпохи вхож,

чьи следы всё трудней отыскивать,

да и память о них хрупка?

А истлевшего сердца исповедь

тихо странствует сквозь века

нотной клинописью немою, но

вдруг, нежданно, из ничего,

расцветает живой гармонией,

натолкнувшись на мастерство!

И трепещет то лютня хрупкая,

то виола, то вирджинал,

и из вечности тянет руку мне

тот, кого никогда не знал.

Киев, 02.20

* * *

Каждый год я встречаю

всё ту же весну,

Ту, что будет потом,

И что раньше была,

Я впущу её в дом

и тихонько шепну:

«Неужели пришла?

Неужели пришла...»

Я её как родную сестру обниму,

Расскажу ей о том,

как скучал и тужил,

И опять не поверю себе самому:

Неужели дожил?

Неужели дожил...

Ах, весна,

от тебя ничего мне не скрыть!

Я нырну

в народившейся зелени шёлк,

И заплачу безудержно,

горько, навзрыд,

Обо всех, кто ушёл...

обо всех, кто ушёл...

Обо всех,

до тебя не доживших чуть-чуть,

Как и я, о тебе тосковали они,

Чем же я, недостойный,

тебе отплачу

За набухшие почки и тёплые дни?

Всё живёт! Всё цветёт!

И румянец зари

С каждым утром

приносит всё больше тепла...

Но тихонечко ёкнуло

что-то внутри...

Неужели ушла?..

Неужели ушла?..

Может, лето –

не смерть, не конец, не предел,

А всего лишь

весёлая старость твоя?

Как же я не успел?

Где же я проглядел?

Как же мог не спасти,

не сберечь тебя я?

Понесу я усталое сердце своё

В лес, где птицы,

и чистый журчит родничок,

И кукушку найду, и спрошу у неё:

«Сколько вёсен ещё?..

Сколько вёсен ещё?..»

Николаев, 1998

* * *

Мне хотелось узнать,

   так хотелось узнать,

       куда улетают птицы,

становясь миражом,

   становясь многоточием,

       тенью в тревожном сне.

Я нашёл это место –

   там столько воды,

     что земля от неё лоснится,

я нашёл это место –

   теперь с хмурой родины

      птицы летят ко мне.

Прошлой ночью вода

   вырывалась из тьмы и

       воду собой покрывала,

беспокойную воду

    неистовый ветер

        по тёмному полю гнал,

а сегодня

    немного смущённое солнце

        трётся о дверь бунгало,

и торжественный лебедь

    беззвучно скользит,

         не спеша бороздя канал.

И уютные семьи

    в уютных домишках,

          где штор не бывает на окнах,

напоказ выставляют

     свой кукольный быт,

          и, немножко завидуя им,

я вдыхаю их воздух,

      брожу по их улочкам,

           вовсе не чувствуя ног, но

никогда-никогда,

        никогда им не стану своим.

Gouda, Nederlands, 11.19

* * *

Памяти Этеллы Чуприк

Ни к людям, ни к вещам

не привыкай,

обманчиво обыденными ставшим,

когда себя по капельке

отдашь им,

урочный час приходит –

отпускай.

Ничто на свете

не считай своим,

не верь тому, кто говорит

«останусь»,

ты сам –

лишь кратковременная данность

благодаря сошедшимся двоим.

Как пилигрим,

сквозь вечный мир бреди,

как пилигрим,

бреди сквозь зной и стужу,

вдруг обретая

и теряя тут же,

беря – и оставляя позади.

Какой бы ни была стезя твоя,

найти непреходящее отчаясь,

благословляй

прекрасную случайность –

великую случайность бытия.

Шарм-эль-Шейх, 12.19

* * *

Новый год, новый год,

я совсем о немногом прошу:

избывая настырные паростки

зависти, лжи ли,

отрекаясь от черт,

что себя безнадёжно изжили,

голос сердца позволь различить

сквозь помехи и шум!

Новый год!

Натыкаясь повсюду

на чьи-то следы,

на чужие ошибки

и подвиги чьи-то, бреду я,

новый год,

на прорыв и новаторство

не претендуя,

я прошу только света

своей путеводной звезды.

Новый год, я готов к переменам,

была не была!

Я готов к неожиданным встречам,

лихим поворотам!

Ну, а если не очень получится

сеять добро, то

помоги мне хотя бы

не сделать кому-нибудь зла.

Новый год,

окончательно,

бесповоротно настав,

увлеки за собою

изгибами русла иного,

будь насыщенным, ярким

и по-настоящему новым,

что касается старого счастья –

пожалуй, оставь.

Scultuna, Sweden, 01.20

* * *

Осознание смысла уходит,

как рыба ко дну,

и пуста голова,

будто больше писать не о чем;

я из сотен загадок

не смог разгадать ни одну,

столько читано книг,

а живу, как и жил – неучем.

До сих пор не умею понять

ни детей, ни жены,

и с собою самим,

беспокойным, изменчивым,

сладу нет,

ни причины, ни следствия

мне до сих пор не ясны,

окончательной правды страшусь,

словно чёрт – ладана.

Раз уж ты поневоле

в недолгом плену этих строк,

сделай милость, впитай

мимолётной хандры толику,

жизнь исхожена вдоль,

повезёт – исхожу поперёк,

и, возможно, однажды

в себе изживу меланхолика.

Подберётся ли к горлу

прошлого горький ком,

или нынешний день

опрокинет ушат эмоций,

овладеть бы

волшебным искусством

смотреть легко,

относясь ко всему,

как ребёнок,

как Бог,

как Моцарт.

Киев, 01.20

* * *

Последние дни февраля

непривычно тихи,

и голые парки,

о снеге забывшие,

буры,

и кажется, этот покой,

не предшествуя буре,

царит лишь затем,

чтобы быть облечённым в стихи.

И я напрягаю внимание,

как тетиву:

то треснет сучок,

то звенит неопавший листочек;

ко мне,

своему восприимчивому средоточью,

мгновенно стремится

случайно родившийся звук.

И сонная улица млеет,

себя не узнав,

и солнце всё дольше и пристальней

смотрит во двор к нам...

По маленькой чёрточке,

образом нерукотворным,

сквозь стылый безликий пейзаж

проступает весна.

Киев, 02.2020

* * *

Скорей туда,

где сосны пахнут сладко,

где каждый вдох –

как праздник для груди,

туда, где город,

потерявший хватку,

останется

лишь точкой позади.

Туда, где лес всё гуще

год за годом,

где у воды

до одури свежо,

где время вязнет

и сочится мёдом,

вези меня,

мой старенький «Пежо»,

туда, где тропка

прячется и дразнит,

где сам собою

всё неспешней шаг...

Конечно, жизнь бывает

очень разной,

но пусть сегодня

будет хороша!

Киев, 02.2020