* * *
Средь суетного дня и скомканного года
В реальности такой
растерянный почти,
Я словно пешеход, что мимо перехода,
Рискуя, норовит дорогу перейти.
Вокруг снуют, летят железные машины,
Им трудно тормозить,
их скорость велика,
И, кажется, шаги мои не разрешимы,
Но я перехожу, не смят ещё пока.
Остановлюсь…
И вновь иду неторопливо.
Кручу туда-сюда ушастой головой.
Они сигналят мне крикливо и визгливо,
«Ты что, сошёл с ума?
Скорей беги иль стой!»
А подо мной асфальт, и небо надо мною,
И впереди уже обочина видна…
Вот шаг ещё ступил с тревогой и виною,
Я нарушитель, да,
и роль моя сложна.
На яростном шоссе, а не в оранжерее
Зачем себя веду так бестолково я?
И можно поспешить
и проскочить быстрее…
Но эта полоса – шальная жизнь моя.
* * *
«Если бы не случилось…», –
глупая, в общем, фраза;
То, что свершилось,
просто и не могло не быть.
«Если бы…» – упованье липкое, как зараза,
Будто призыв банальный –
дескать «не надо пить».
Всё поспевает к сроку,
даже его не зная,
Только чутьё даётся каждому – для чего?
Дерево, дом и дети – это статья иная,
Слово – предмет особый, тёмное вещество.
Ну а до света –
надо вынести дух и тело,
Коли не будет света, значит, – пустой итог.
«Если бы не случилось…»
Бросьте, в иных пределах
Точно известно, сколько мог ты,
а что не мог.
Нынче под вечер грянет музыка и пирушка,
Завтра с утра за дело, –
солнышко, разбуди…
Полно, дружище Понтий,
ты – лишь ничтожный служка,
Вот и сиди смиренно, и указанья жди.
* * *
Я с праздника случайного ушёл,
Сценарии подобного известны,
Поэтому не слишком интересны –
Добро, ещё не выпадешь под стол.
Там женщины осуществлённых лет
И мужики, охочие до воли,
И, приглядишься, не веселья –
боли
Гораздо больше, а исхода нет.
И я шагнул в горящую листву,
Пронзительные запахи и звуки,
Как недоучка в таинство науки,
С тревожным чувством,
что не так живу.
Большие звёзды млели в вышине,
И ощущалось чётко всё до мига,
И в комнате моей ночная книга
Доверчивой строкой открылась мне.
Да, порезвился,
в общем, не слегка,
Но глупо не оставить напоследок
Сентябрьских трав и тополиных веток,
И тишины, и книжного листка.
…Пусть буйство продолжается в других,
А для тебя грядёт Преображенье.
Трудны раздумья,
и сложны решенья
До той поры, пока не принял их.
Раздумья над снимком
Возраст поздний сметает юродство
И наличие выспренних поз,
Оставаться лохматым непросто,
Если меньше и меньше волос.
Может, надо бы свойство былое
Укротить, затаить в узелке,
Только это моё, родовое, –
И на фото, и в каждой строке.
Я из послевоенной Отчизны,
Из несытых окраинных мест,
Что плевала на всякие «измы»,
Свой завещанный выстрадав Крест.
Там учили не шарканью ножек,
А умению вмазать в скулу,
Там в игрушках биток был и ножик,
Что дырявил карман и полу.
Там стакан мужики подносили
Пацану малолетнему, мне,
Кулаками лукаво грозили,
Мол, не стой от людей в стороне.
Многих не миновали в те годы
И сума, и тюрьма, и земля,
Но от этой упрямой породы
Начинался когда-то и я.
Непригодный на роль подголоска,
Облик собственный выстрадал я.
А причёска… Да то – не причёска.
То – душа моя, воля моя.
* * *
Хоть закалка и была социализмом,
Демократией и всем, что вместе с ней,
Совмещать алкоголизм с трудоголизмом
С каждым годом всё труднее и трудней.
Научились мы работать по-советски,
Ну а пить – похлеще всякого скота,
Да ещё достались разные довески:
Бездорожье, выживанье, маята…
Батька с мамой пережили перестройку,
Как блокаду и военные года,
Но за это заплатили неустойку
И отправились тихонько в никуда.
Нам же многое хлебнуть ещё досталось,
Горечь горечью пытались заливать;
Так надрывно и дышалось, и писалось,
Что хотелось по-собачьи завывать.
Шли, как лесом, буреломом и болотом,
Но тянули неподъемное своё…
То ли родина была для нас оплотом,
То ли мы опорой были для неё?
Всё держалось на благоволеньи Божьем,
Лишь оно давало силы – не предать;
Жалко, детям передать уже не сможем,
Что хотели мы когда-то передать.
Не одну слезами выстрадали строчку,
Да никак не наступает светлый час –
Не хотелось бы на этом ставить точку,
Пусть её поставят в будущем за нас.
* * *
Бабочка, твой путь замысловат,
Ты грустна скорее, чем беспечна,
Кто в печали этой виноват, –
Может, жизнь,
что слишком быстротечна?
В чём-то мы, наверное, близки,
Наслаждаясь нашим кратким летом, –
Твой полёт,
он, как полёт строки,
Редко предсказуем в мире этом.
Вечное желанье горячо –
Красоту открыть в цветах
и звёздах,
И хотя б на миг один ещё
Зацепиться крылышком за воздух.
Назидание
Для стольких отведён трагический удел,
Судьба, она, отнюдь, не добренькая фея,
Но если ни к петле, ни к пуле не успел,
Другая боль грядёт –
жить, медленно мертвея.
И видеть страшный мир, где рушатся дома,
Где на куски детей тротилом разрывает,
Где близких предают, лишаются ума,
Где мутною водой селения смывает.
Собратьев провожать
в кладбищенский покой
И ощущать, как сам утрачиваешь силы,
И тщетно растирать слабеющей рукой
Всё тяжелее кровь пускающие жилы.
Печально поутру оглядывать лицо,
Как будто прочитать на нём пытаясь нечто,
И, водочку сменив на кислое винцо,
Подбадривать себя и думать –
всё невечно.
Да только нам даны и светлые деньки:
Среди родных, друзей –
душевный пир горою,
Над строчками, что пусть с годами нелегки,
Но всё-таки ещё являются порою;
На солнечных лугах, на волжском берегу, –
Я с детских лет люблю
глядеть подолгу в воду…
Коль всё сложилось так на прожитом веку,
Умей благодарить погоду и природу.
Послушай, как в кустах соловушка запел,
Да полюбуйся вновь
закатом разноцветным…
И если ни к петле, ни к пуле не успел,
То Бога не гневи уныньем беспросветным.
* * *
Мы пили за палатками,
Углами да заборами,
Какими были сладкими
Те сходки с разговорами.
Вокруг собаки бегали,
Глядели кошки рыжие,
Наверное, кумекали:
«Что делают, бесстыжие?»
А мы такими не были,
Мы были одержимыми,
Рифмуя наши небыли
С делами совершимыми.
От зелени до инея,
От юности до старости
Судьбы ложились линии,
Не ведая усталости.
Там жизнь свою решали мы,
Там боль свою срывали мы,
Друг другу руки жали мы
И души обнажали мы.
И нынче, в гулкой осыпи
Осеннего пожарища,
Пускай, редковолосые,
Мы всё ещё – товарищи.
Не затерялось вольное,
Живое, непокорное
Единство «заугольное»
И братство «подзаборное».
* * *
Когда уйдут окрестные ларьки,
Попрячутся под крыши сетевые,
Наверно, погрустнеют мужики,
Припоминая годы боевые.
Во мраке девяностых,
по ночам
Они, как звёзды, алчущим светили,
Не то чтобы подобные врачам,
Но всё же
стольких к жизни возвратили.
Хоть и сгубили многих в те года,
А, впрочем, до сих пор
ещё при спросе,
Готовые повсюду и всегда
Чуть поддержать
на горьком перекосе.
Пивком больную душу опахнуть,
Каким-то слабоградусным напитком,
А если продавщице намекнуть,
И водочкой по мере, и с избытком.
Какие лица мне встречались тут,
Какие судьбы открывались рядом…
Уходит мир,
который не спасут,
Лишь благодарно провожают взглядом.
Мы были здесь. И вспоминая вновь,
Что нас вело в ночи и утром ранним
Сюда –
«и жизнь, и слёзы, и любовь», –
Как пробкою пивною, сердце раним.
* * *
Что стало с городами нашими?..
Они, как свалки безобразные, –
Дворы с машинными парашами,
Задворки серые и грязные;
И не дороги – направления,
Не люди,
а зверьки снующие,
До изможденья, исступления
Себя прокорму отдающие.
Девицы томные, курящие,
А мужики – в нутро залившие;
И словно все – не настоящие,
И, кажется, на свете лишние.
Дождь третий день.
Быть может, кончится,
Дотерпим до небесной радости?
Как этого сегодня хочется, –
Не горечи,
а детской сладости.
Но у подъезда лужа тёмная
Глядит в тебя дырою чёрною,
И дождь, и пустота огромная
Над смутой,
жизнью наречённою.
* * *
Тонут ржавые листья в осенней грязи,
Увяданье и грусть по родимому краю…
Вот и я,
как скиталец, брожу по Руси
Да в котомку остатки любви собираю.
Мимо дачных домишек пройду к пустырю,
Запах преющих трав с каждым шагом острее…
Сам я тлею всё чаще и реже горю,
Только странно,
что в тлении таю быстрее.
А любовь – не грибной и не клюквенный сбор,
Что в котомке, –
не взвесишь, не смеришь стаканом…
Всё труднее, бессмысленней с осенью спор,
И не скрыть ничего предзакатным туманом.
* * *
Сегодня считаю не дни я уже, а минуты.
Чтоб выбрать с десяток,
родной побродить стороной.
Паденье листвы – это вам не паденье валюты,
Бульвары – не баррели, иней – не индекс дурной.
Пусть гонятся вслед мне
«события», «вести», «реклама»,
Всё реже и реже они настигают меня,
Какая же нынче для многих разыграна драма, –
Жить в мире, не веря, не радуясь и не любя.
Дано ли укрыться от чуждого сердцу набега
Там, где обретет затаённый во мне человек
Паденье листвы и падение первого снега, –
С чего начинался…
Да чем и закончится век.
© Сергей Хомутов, 2010–2012.
© 45-я параллель, 2012.