Сергей
Каратов

Быть богом

Быть Богом нелегко:

То жалобы, то просьбы,

То лести чересчур,

То веры через край.

Сам в колебаниях –

Сбылось бы, удалось бы

Благоустроить ад

И окультурить рай.

Из ада вызволить

Поэтов, музыкантов,

Роль гурий поручить

Актрисам молодым.

Церковные князья

Не холили вагантов

И женскую красу

Закутывали в дым…

Мысль, что вложил в уста,

Преследовать негоже,

Даруя людям свет,

Ты делал всё, что мог.

Наместник на земле,

Сумняшеся ничтоже,

Того гляди, в бреду

Заявит, что он Бог.

Ни таинства любви,

Ни претворенье чуда,

Не осенили жизнь

Меж двух известных врат,

И ропот всё слышней

Несётся отовсюду:

Господь давно устал

И ничему не рад.

Увы, нельзя ни в чём

Достигнуть совершенства.

Творения венец

И страждет, и грешит.

Тот счастлив лишь в труде,

Тот в поисках блаженства,

А тот, когда весь мир

Ломает и крушит.

Носителей греха

Стращая божьей карой,

Всяк пастырь на земле

Взывает к небесам.

Иной, приняв на грудь,

В толпу швыряет тарой,

Он верит: сей урок

Вседозволяет сан.

Быть Богом нелегко

От сёл и до Вселенной,

Взирает целый мир

В надежде и мольбе

С увиденной в ночи

Таинственной Селеной

И с благостью в душе,

Дарованной тебе.

Визит времён

Блуждая ль в элегических мирах,

Средь женщин ли игривых обитая,

Он знает, что дорога завитая

Меж звёзд лежит и не приемлет прах.

Поэт – лаборатория любви,

Он – мастерская счастья и надежды;

И уходя, и закрывая вежды,

Он скажет человечеству: живи!

На каждый век приходится один,

Кто несказанно трепетно и страстно

Чарует мир и чувствует прекрасно

Визит времён – с рожденья до седин.

Воздержание

Терпенье прояви, верни простые числа,

Но в сердце без любви ни трепета, ни смысла…

Сменяются года, смещаются столетья,

Быть может, иногда и стану сожалеть я,

Что лень и суета со мною шли в обнимку

Дорогою не той… Смотрю на всё сквозь дымку,

Забыв, что за спиной деревьев колоннада,

Скрываюсь с глаз долой в завесах снегопада.

Благодаря Судьбу, кладу поклон нижайший

Входя под фонари и снегопад тишайший.

Как нам не достаёт любви и обожанья,

И кто бы возражал, сбиваясь к укоризне?

Чем больше наших дней уйдёт на воздержанья,

Тем меньше их, увы, останется для жизни.

Вымирающий вид

Не избалован подхалимством,

Коль не сидел на должностях.

Не занимался он мздоимством,

Не поминался в новостях.

Не шёл к прогрессу верным курсом,

Что курсом доллара зовут,

Но обладал чутьём и вкусом:

Мог различать, кто вор, кто плут.

Он не был близок к руководству,

Язык острее, чем кинжал…

И этот вид

воспроизводству

В моей стране не подлежал.

* * *

Где б райский я хотел

открыть свой уголок,

чтоб зим не знать,

но и жару я мог

переносить в тени

беседки виноградной,

чтоб жизнь текла

беспечно и отрадно

за созерцаньем нимф

и чтением эклог.

Над речкой рыбною,

за каменным бугром,

хотел бы с удочкой

найти себе укром,

чтоб из студёных струй

голавля изымая,

под шум листвы

и щебетанье мая

мог девушку я ждать

с серебряным ведром.

Свивается вода

с журчаньем наших встреч.

Она так хороша,

и волосы до плеч!

Неполон будет рай

без редких приключений,

без самых нежных слов,

без тайных увлечений…

Лишь сам не будь глупцом,

желаньям не перечь.

Дерево-память

Всё раскидистей дерево-память

Разрастается из года в год.

Воспевают за паветвью

паветвь

Птицы – души умерших забот.

К холодам и ветрам непокорней

Простирается дерево вширь,

И объяли

незримые корни

стародавний вселенский пустырь.

Отразилось в лазурных озёрах,

Насыщается,

дышит,

живёт!

То заслышу таинственный шорох,

То в ветвях его скрипка поёт.

И какие б ни выпали сроки,

Тень его

мне желанней всего:

все земные сладчайшие соки

сквозь меня

перельются в него.

* * *

Ещё вчера, во сне летая,

Не думал, что наступит час,

Где я,

того не ожидая,

Начну печалиться без Вас.

Мне жизнь покажется убогой,

А говор мира дик и груб.

Какой бы я ни шёл дорогой,

Все – мрак

без Ваших глаз и губ.

Мечтанья скрадывают ночи,

Надежды наполняют дни,

Где Ваши вспыхнувшие очи

Сиянью звёздному сродни.

Заклинатель

За окном – водопад.

Отскакавшие кони

пьют покой из ладоней лугов,

и в потёмках не видно врагов.

Бьют куранты весны,

новизной отдаются в висках,

и крадётся мечта на носках,

чтобы нежно закрыть мне глаза

                           – угадай, кто она?

Я пытливо взирал, кто же та,

что придёт через белое поле.

Буду ждать её в позе

заклинателя змей,

буду думать о пользе

расставания с прошлым.

Станут люди честней и прямей.

Ангел смерти покается,

что незрелые души унес,

и, в ладони уткнувшись лицом,

побредёт,

не ухожен и бос.

...Отказал грузовик,

лбом упёрся в пространство,

и шофёр, чертыхаясь,

рукояткой в утробе его шурудит,

как шарманщик,

что музыку грозного века родит,

Ночь любви отразилась в стакане.

Заклинателя флейта

на сто лет забегает вперёд,

и девчонка заворожённо

будет слушать,

забыв о земном.

Фиолетовый дождь за окном

перепачкает улиц пробор,

и усталый шофёр

с хмурым Ангелом

входят в обнимку;

ночь стекает по лицам,

и глаза пожирают блондинку.

Заведясь сам собой,

без владельца умчит грузовик,

и на души

налог

в эту ночь упразднят небеса.

Эту весть разошлю я

на все адреса...

Ах, играй же, играй,

куштумгинская флейта в груди!

Заклинаю дела,

заклинаю любовь и дожди.

* * *

И я, наверно, снюсь кому-то,

С кем дружбу некогда водил,

И я к иным, хоть на минуту,

В чертоги памяти входил.

Какие песни мы певали,

Гуляли – улица тесна!..

Но где они – узнать едва ли.

Как быстро минула весна!

Не усмиряй в душе порывы,

Годам подвластна только плоть,

Но все ль в миру здоровы, живы,

Ко всем ли милостив Господь?

Друзья по юности, по детству,

Подруги давние мои,

Вы все со мною – по соседству,

Все – наподобие семьи.

Иных подолгу не встречаю,

С иным скитаюсь среди гор,

С тем ставлю сеть, с тем пью в печали,

А с той целуюсь до сих пор.

И всяк по-своему сберёгся

Среди трудов, забот и нег...

Мы никогда не соберёмся

И не расстанемся вовек.

К друзьям

Сканирую огромную толпу,

И никого знакомого не видя,

Я не останусь дома, сиднем сидя.

На город я

нисколько не в обиде:

К своим друзьям я проложил тропу.

Улыбкой Гоголь мне развеет скуку,

И с Пушкиным я за одним столом.

Есенин –

златоглавый Аполлон –

Ответит мне поклоном на поклон,

И вежливо мне Блок протянет руку.

Размениваться грех на медяки...

От них всегда бывает много каверз.

Но в истинных друзьях я не раскаюсь!

Так Данте,

в преисподнюю спускаясь,

Вергилия избрал в проводники.

Кредо

Не стелись, согласно принужденьям,

Не взыскуй сомнительных щедрот;

Вопреки сложившимся сужденьям

Очень трудно двигаться вперёд.

Уподобься Красному Дракону,

Жги мосты к намереньям благим…

Ты другой. Всё будет по-другому,

Всё не так, как выпало другим.

Менуэт

Меняет декорацию природа.

В кругу ветвей повесился фонарь.

Проплешины

несбывшегося года

Оплакивает осень-пономарь.

То звук неизъяснимый, то тревожно.

Аполлинер, и в трещинах стена.

Порою и понять-то невозможно,

Чем, собственно, душа опалена.

Мудрец

Нелёгкой выдалась тропа:

Препонов масса, и при этом

Ниспровергателей толпа

За мудрецом ходила следом.

Владея опытом веков,

Шёл вырывать ростки растлений,

Катился с ним учеников

Клубок восторгов и глумлений.

Жил без особенных затей:

У мудреца своя харизма.

Он был ещё с младых ногтей

Поклонник гелиоцентризма.

К закату шёл на перевал

И слушал музыку мерцаний,

А мысли он осознавал

Дарами долгих созерцаний.

Ни на китах, ни на слонах,

Возможно, к ним питал он жалость.

…На десяти его словах

Всё мироздание держалось.

Накануне

Сознайтесь, чем вы нынче накачали

Певца любви, возвышенной печали?

При нем, увы, ни карточек, ни денег.

Лишь бисер рассыпался на паркет…

Его уже не брал аутотренинг

И был при нем не более,

чем веник,

Но все же восхитительный букет.

Что выбрано средою обитанья?

Вокруг него весна, и щебетанье,

Служенье Муз,

Сложенье, вычитанье,

И женщиной расставленная сеть…

Но то невоплощённое свиданье

В нем породит и стоны, и рыданья;

Желание

пленить и пламенеть.

* * *

Не оставляйте женщину одну,

чтоб на неё не возводить вину

за смех и за её

беспечный вид,

что прикрывает горечь всех обид.

Обид за то, что нелегко одной,

за то, что жизнь проходит стороной,

за то, что вы –

в заботах и делах,

за то, что тени прячутся в углах...

Не оставляйте женщину одну,

свободную,

но всё-таки в плену,

в плену чужих, насторожённых глаз,

что так её преследуют подчас.

Как не забыть наказ издалека,

когда ей кружат голову слегка

из уст других

высокие слова

и рук чужих недолгие права...

Чтоб не искать в своих домах следов,

чтоб не чинить по глупости судов,

чтоб не будить

сомнения струну,

не оставляйте женщину одну.

Небосвод

Новогородовой Юле

С приходом холодов пустеет небосвод:

Ни разноцветных мух

не встретишь в изобилье,

Ни мышь летучая не разминает крылья,

Ни ласточка брюшком не задевает вод.

А летом и жуки средь зелени берёз,

И столбик мошкары качается прозрачный,

В пыльце и семенах

мерцает воздух дачный

И пчелы целый день колдуют среди роз.

Как небо обжито! И нет свободных ниш:

Вот бабочка в репьях,

вот над ручьём стрекозка…

А тут искрится снег, скрипя ползёт повозка,

И ледяной орган звенит с соседних крыш.

Недосягаемая

Почти что с богом наравне

Она стояла, вся лучась…

Я говорил: достанься мне

Хотя б на год, хотя б на час!

Но что прочёл я по губам?..

О, расточитель пылких фраз!

Порой и бог к моим мольбам

Был благосклонней во сто раз.

Ночь на родине

В седой туман окуталась елань.

За светом вслед

умчалась пятитонка.

А где-то вдалеке собачий лай

Густую темь проламывает звонко.

Литых стволов удерживая мощь,

В других веках орудуют коренья.

Уже заметно,

как сместилась ночь,

Таящая возможность повторенья.

В родном краю, а кажется, в чужом.

Куда тебе: налево иль направо?

Но Млечный путь,

что в лужах отражён,

Теперь твоим становится по праву.

И хорошо, что нечего нести.

И на тебя никто не посягает.

Лишь две звезды на всем твоём пути

Издалека

мигают и мигают.

Ожидание женщины

Всякому времени свойственны хлопоты,

Юности

дни золотые завещаны.

Каждый, конечно же,

знает по опыту:

Чуден момент ожидания женщины.

С этого начато жизни приятие:

Как отвергать

приворот удивления?

Как не выведывать тайну объятия?

Как не испытывать

                           зов и томление?

Сердце почувствует

ровную, равную –

К ней навсегда сохранится влечение.

Женщин не может быть много,

но главную

Ищешь, спасаешь из лап обмирщения.

Кто не сбивался на мысли о бренности,

Молоды ль мы,

сединой ли увенчаны…

Это не поиски повода к ревности,

Это восторг –

ожидание женщины!

Ожидание чуда

Осенний дождь идёт,

Шурша едва-едва.

Отмокнет, отпадёт

Последняя листва.

Который день подряд,

Дождь не теряет сил.

Река несет наряд

Черемух и осин.

У печи дровяной,

Тепло вбирая впрок,

Я грел, как Шар Земной,

То тот, то этот бок.

Спадает зимний гнёт,

И всех с ума сводя,

Вдруг тополем пахнёт

От майского дождя.

Но летний всех милей.

О гул твоих шагов!

Полей цветы полей,

Полей цветы лугов.

Улов с реки несу,

Свободен, одинок.

А девочке к лицу

Ромашковый венок.

День пышет горячо

Пред всполохами гроз.

Так хочется ещё

И свежести и грёз.

Пантеистическое

Подумать только,

что за блажь –

приют приглядывать летами,

и жилистый плести шалаш,

и устилать его цветами.

Жить миром лилии, леща…

Бросаться вплавь,

сдувая ряску,

и всей чащобой трепеща,

тащить широкого подъязка.

Иль уходить в столетний лес,

где каждый пень –

журнальный столик,

и восхищаться, что исчез

и никуда спешить не стоит.

Чтоб только отблески весла,

чтоб только шорох краснотала,

чтоб память

буйно заросла,

непроходимой чащей стала.

* * *

Под ивовым кустом хвостом ударит щука,

Свивая над собой внушительный бурун.

Заброс, рывок, и я решаю: дотащу-ка

Трофей на том конце поющих струй и струн.

Мальчишеский азарт во мне сидит поныне.

Опять у той воды я с жерлицей простой.

Кузнечиков трезвон, белёсый куст полыни

И в солнечных лучах песчаник золотой.

Следами ног босых мы отмель помечали,

За лилиями вплавь пускались для девчат.

Всё сказочное нам является вначале.

Кто ведал, что навек нас годы разлучат.

Ещё живёт во мне застенчивый подросток,

Державшийся вдали от милых глаз и губ.

Я многих проводил за дальний перекрёсток

Искать железный мир и свой бетонный куб.

Невысказанных чувств, несбывшихся желаний,

по уголкам души клубится гулкий рой.

Что ж, такова судьба просроченных посланий…

Вдали пленяет луч томительной игрой.

И горизонт провис, как телефонный провод,

И одинокий конь гарцует по лугам.

Да, что ни говори, рыбалка только повод

Вернуться хоть на день к заветным берегам.

Мальчишеский азарт во мне сидит поныне.

За щукой возвращусь я с жерлицей простой.

Но поменялся век, и многих нет в помине,

И целый дивный мир накрыло немотой.

Под музыку сфер…

Не на жемчужных ли песках

Лежишь в обнимку с океаном,

Или в цветочных лепестках

Скользишь изнеженным туманом?

Забыть о спорах и звонках,

Одним довольствуясь романом…

Но жизнь и в райских уголках,

Порою выглядит обманом.

Вы мне хоть верьте, хоть не верьте,

Но утверждал Джузеппе Верди:

– Нет никакой под нами тверди,

Коль мы витаем в пустоте

С планетой нашей

В лапах смерти,

И только Музыкою Сфер

Нас ублажает Люцифер!..

И нет надежды на мирское,

И тверди нет, и нет покоя;

Что мы,

лишившись оболочки,

Ещё постигнем впереди?

Звучала б музыка…

Платочки

Махали б нам поодиночке,

И слово теплилось в груди.

* * *

Под праздничную в небе канонаду,

Покачиваясь в зыбких стременах,

Лечу к тебе, как бабочка монарх

Летит весной из Мексики в Канаду.

С годами обретает стать и вес,

Творца метафизическая сущность

Как туча, набирающая тучность,

И кроной оживляющийся лес.

Куда б его теченье не влекло,

Куда бы его ветром не сносило,

Творца метафорическая сила

Растрачивает живость и тепло.

И ласточки сидят на проводах,

И на лугу стреноженные кони,

След урагана вывернутым корнем

Напомнит, кто и с кем здесь не в ладах.

Хоть изредка мы видимся с тобой,

И отдаваясь ветру и простору,

Душа привычно тянется к простому,

Расписанному сельскою резьбой.

И друг с тобой, и всплески лунных рыб,

И день угас в нахохлившейся кроне,                   

И ранняя звезда на небосклоне,    

И времени кармический изгиб.

Покинутый рай

Скрипит и стонет мост

над высохшим ручьём

я здесь ходил один

теперь идём втроём

меня похитил век

из крошечного рая

где жили

никогда ворот не запирая

где сам Господь носил

пожарного усы

и в колокол депо

нам отбивал часы

здесь клады знатоки

вскрывали где попало

и золото ни к чьим

рукам не прилипало

поклонник окуней

невольник краснотала

смотритель местных гор –

забот всегда хватало –

несу свои года

как носит дом улитка

картонный флигелёк

стеклянная калитка

там сестры Соснины

и обе кружевницы

ходили женихи

не то чтобы жениться...

Черёмух аромат

и хлебный дух пекарни

вдыхали веселясь

то девушки то парни

тут Пестерев-старик

столярничал бывало

и кузница весь день

нам счастие ковала

Смотритель местных рек

я ведал их теченьем

и к каждому бобру

пускался с порученьем

Прабабушка моя

была древней Урала

и внучка на руках

сапфирами играла

Когда над шахтой гул

утробный прекратится

к нам прилетает мать

свободнее чем птица

Туман моих низин

заряжен соловьями

их слушал сам Господь

в пожарном одеянье

Над школою полынь

а клуб зарос репьём

я в жизнь вошёл один

теперь стоим втроём

на фото снял жену

и дочка в кружевах

Спускался день с горы

с грибами в кузовах

В несходстве уличу

мечту и воплощенье

и все же для души

священно возвращенье!

Смотритель всех лесов

я здесь звенел ключами

но высохли ключи...

что ж пожимай плечами

смотритель местных врат

куда я шёл так бодро

зачем я этот рай

оставил без присмотра?

Соловей и Роза

Лишь нежный Соловей

мог Розой восхититься:

Над чарами цветка

волшебный голос птицы…

Он Розой грезит днём,

поёт о ней ночами,

С рассветом песнь его

сливается с лучами.

Случаются к утру роса,

и даже иней,

Удачлив, кто начнёт

день с трелью соловьиной.

Кто Розе дарит жизнь,

не ведает различий,

Влюбившись навсегда

в союз цветочно-птичий.

И Зяблик, прилетев,

отделался занозой…

Прекрасен Соловей,

вздыхающий над Розой!

Среда

(Мастерская)

Тот оболгарится, тот оканадится,

Жизнь, как положено, гладко покатится…

Та офранцузится, не оконфузится,

Где окореится, там окоренится.

Проку не будет здесь пронумерованным –

Все разлетятся по землям дарованным.

Тот отуречится, та отанзанится,

Вряд ли они захотят орязаниться.

Тот офинляндится, та онемечится.

…Мастер ваяет себе и не мечется;

Малые формы, монументальные…

Вряд ли полезны пробелы ментальные.

Рук не заламывал он от отчаянья,

Было ли что-нибудь в нем от датчанина?

Разве что где-то под сердцем испанское…

Что поминалось с оглядкой, с опаскою.

Тот образилится, та омонголится,

Что им кириллица, что им глаголица?

Мастер не ищет шитье зарубежное,

Есть неизменное, есть неизбежное.

Ходит по даче в штанах тренировочных,

жарит язя в сухарях панировочных.

Так ли приемлема тема запретная?

Так ли заманчива даль беспросветная?

Ваше лиричество, ваше ведечество,

Мастера все-таки примет Отечество.

Канет – земле предадут, как положено.

К Пушкину ходят и ходят к Волошину.

Здесь и воюется, здесь и ваяется,

Новое Время за ним ещё явится.

Там, над миром

Что над крышей лубяной,

Что там в небе надо мной,

Что там в поле в клеверах,

Что там в ельниках, в горах?

Что там, спрашиваю я?

Всё знакомые края…

Там жила твоя семья,

Там парит душа твоя.

Что влечёт тебя домой,

Летом жарким и зимой?

Дом до крыши в серебре,

Дед хлопочет во дворе.

Мама, бабушка, сестра –

Все здесь заняты с утра.

Свод небесный полосат,

Щами пахнет детский сад.

Воз гружёный у ворот,

Дед ладошкой ухо трёт.

Воротился к тем летам,

Что удерживает там?

Там, над крышей лубяной,

Там, высоко надо мной,

Там, под облаком седым

Невозвратно молодым?

Холст

Не повторяйте имя всуе красавицы, что я рисую,

Красавицы, что я целую, и каждый день напропалую

Иду сквозь тернии к мечте, а все, что рядом с ней, – не те…

Вскипает кофе на плите, и колбасу я полосую,

И краски медленно фасую, ищу изъяны на холсте.

Вот я ее несу босую в одежде пляжной по песку,

А если рядом нет – тоскую, и нечем вывести тоску.

Ищу ли пятновыводитель? Хочу ль вернуться в ту обитель,

Где счастье краткое моё пугает криком воронье?

То окружение её, и в неизбежности конфликта

Сомненья нет, на острие иду, открытый нараспашку,

Усмешку прячу и ромашку… И вот она идёт ко мне,

И перемешаны все краски. Опять душа желает ласки,

И сердце плавится в огне.

Чёлн

Соцветий радужный пучок

Среди пасущейся скотины.

Летит над лугом паучок

На длинной нитке паутины.

Под осень, ближе к холодам,

Он взвился ввысь с особым блеском

И мчит к соломенным скирдам,

К полям, оврагам, перелескам.

В его душе восторг и страх,

И наставленье не забыто:

В тех неизведанных мирах –

Колёса, челюсти, копыта…

И отличит ли новичок,

Где доброе, а где худое?

Вцепился кроха-паучок

В обрывок отчего гнездовья.

И, обретя воздушный чёлн,

Тот чужд покоев и убранства,

Кто постиженьем увлечён

И натяжением пространства.

Юрюзань

По вечерам вдоль речки Юрюзань

То горы отражаются, то лань,

То зори надвигаются бруснично,

И костерок искрится феерично.

Там скалы нависают над водой,

Стада коров домой несут удой,

И рыбаки садятся у огня,

Чтоб обсудить трофейного линя.

Прокладывая русло сквозь века,

Преобразила все вокруг река,

И горы расступились в тишине,

Лишь самоцветы прячутся на дне.