Сергей
Дрофенко

И вновь волнения не прячу

Из книги судеб. Сергей Петрович Дрофенко (12 августа 1933, село Каменка Каменского района Днепропетровской области – 9 сентября 1970, Москва) – российский поэт, журналист.

В 1957 году окончил факультет журналистики Московского университета. Работал в Сибири на Запсибе, несколько лет заведовал отделом поэзии в журнале «Юность» в Москве. Был зятем народного артиста СССР Дмитрия Журавлёва.
Умер в результате несчастного случая.

Печататься начал в 1960 году. В 1966 году в Москве увидела свет первая и единственная прижизненная книга Сергея Дрофенко – сборник стихов «Обращение к маю». Посмертно вышли книги: «Зимнее солнце» (1972), «Избранная лирика» (1972), «Стихи» (1985). Дрофенко следовал традиции русского классического стиха. Его творчество отмечено суровостью самоанализа, чувством ответственности перед временем, подлинностью лирического переживания.

Друзья о поэте

О стихах Сергея Дрофенко

Я прочёл эти строки Сергея Дрофенко в двенадцатой книжке «Юности» за 1970 год, когда поэта уже не было в живых, когда зелёный, чуть тронутый сентябрьской желтизною могильный холмик запорошило снегом. Прочёл и – уже не в первый раз! – подумал о внутренне драматическом даре предощущения своей кончины, которым наделены многие поэты.

Нелепа смерть, постигшая молодого ещё человека, всеобщего любимца, удивительно скромного и интеллигентного, такого незаметного в обычно громкоголосой и пёстрой компании сверстников-поэтов, но в то же время оказывавшего своим присутствием какое-то необъяснимое влияние на всех, не позволявшее вести себя слишком вольно или развязно.

О стихах он тоже говорил почти застенчиво, смущаясь, словно не доверяя себе, не считая себя правомочным судить о столь высоких материях.

Как и всякого городского человека, Сергея Дрофенко влекло на природу, это так непосредственно сказалось в его последних стихах. А где-то в глубине души уже гнездилось тревожное предчувствие, оно влекло его и на могилу недавно умершего русского поэта:

У него возникает острое желание увидеть поэта живым, воскресить в памяти беседы с ним, сохранить в душе ощущение от первого чтения строк, изданных посмертно.

Жизнь человека имеет свой предел, таков закон природы, и нет ничего противоестественного в том, что поэт, в зрелые свои годы или даже в молодости, задумывается об этом. Сущность человека, его характер, мировоззрение раскрываются в размышлениях о смысле жизни, о её содержании, о её наполнении перед вечной загадкой небытия.

<…>

Есть категория поэтов-лириков, которые, увлекаясь познанием мира, словно бы забывают о себе, забывают надолго. Таким был Николай Заболоцкий. Таков Леонид Мартынов. То же нередко случалось и с Сергеем Дрофенко. Он слушал природу и настолько вживался в неё, что терял ощущение собственного бытия.

Такое близкое, живое ощущение природы воодушевляет поэта, даёт ему смелость для того, чтобы заглянуть в вечность. От детали пейзажа, от подробности он – не без поэтической дерзости! – идёт к символам, к сложным лирико-философским построениям.

<…>

Природа в стихах Сергея Дрофенко – символ жизни и вечного обновления, в ней всегда зреют ростки будущего. Поэт, который радостно сознавал это, любил жизнь.

«Дорогой и добрый человек», читатель Сергея Дрофенко, как и мы, его друзья и товарищи, не раз задумаемся над строками поэта, и погрустим, и улыбнёмся, и вспомним его – молодого, красивого, обаятельного – человека будущего.

Александр Михайлов.

Цитируется по: День поэзии 1971. М., «Советский писатель».

«И вновь волнения не прячу»

Журнал «Юность» неразрывно связан для меня с именем Сергея Дрофенко.

В редакции на улице Воровского наши комнаты были рядом. Я заведовал критикой «Юности», Сергей в течение шести лет возглавлял поэтический отдел. Целый день по коридору шли поэты – молодые и старые, прославленные и неизвестные. Они втискивались в маленький кабинет, не обязательно с рукописями за пазухой, чаще всего просто поговорить, почитать стихи.

Хорошие люди тянулись к Дрофенко.

В 1966 году вышла первая и единственная прижизненная книга его стихотворений – «Обращение к маю». Позднее вышел сборник «Зимнее солнце», бережно составленный друзьями. Эта книга открыла читателю духовный мир редкой нравственной цельности.

Знал ли он себя сам? Я читаю стихи, вспоминаю его голос, и передо мной раскрывается жизнь человека, который больше всего ценил в людях бескорыстие.

Да, он знал себя, верил в себя, как бы ни обманывала нас его скромность. В последние годы он ощущал себя истинным поэтом, и это давало ему смелость осуществлять свою судьбу в поэтических строках.

Талант Сергея Дрофенко в основе своей был светел, музыкален, артистичен. Его стихотворения наполняют жизнь, природа. Природа воодушевлена, она в движении, перетекает в человека, и человек перетекает в неё.

Сергей и жил, как настоящий поэт: был верен в дружбе, благороден в поступках, мужествен в своей работе. Что такое мужество писателя? Иногда эти слова понимают упрощённо, имея в виду лишь собственно гражданскую сторону творчества и деятельности. Но мужество писателя не только в этом. Высшее мужество – писать правду, бороться с сопротивлением белой немоты листа и бояться осквернить эту немоту ложью, пусть и невольной. Мужество писателя в том, чтобы дойти в своём творчестве до того предела искренности, когда кажется, что искусства уже нет и вовсе, а «дышат почва и судьба».

Сергей Дрофенко – поэт мужественный, не позволявший себе унизиться до неправды. Скоропостижная смерть в 37 лет оборвала жизнь, нравственное значение которой мы только сейчас осознаём.

...В отличие от многих, он не любил читать вслух свои стихи. Но я никогда не забуду, как вдохновенно звучал его негромкий голос, когда он читал Пушкина, Пастернака, Межирова. Слушая его, и самому хотелось читать вслух любимые строки, как бы возвращая товарищу подаренные радостные минуты искусства.

Евгений Сидоров.

Опубликовано в литературно-музыкальном журнале «Кругозор», август 1975.

Оказалось, все его очень любили…

Серёжа Дрофенко заведовал отделом поэзии журнала «Юность». Он и сам писал стихи. Но маститые авторы журнала предпочитали видеть в нём именно редактора, ценя его хороший вкус и не вникая в его собственные творческие устремления. А стихи его, самых последних лет жизни, были интересны и обещали многое. Он был очень хорош собой, но, как бы это сказать... не придавал этому значения. И женщины, которые любили его, натыкались на мягкую, но труднопреодолимую привязанность его к дружеской пирушке, к спорам о поэтах, ко всему тому, что мешает женщине в её отношениях с любимым.

Любимым поэтом Серёжи был Ходасевич. Он много знал наизусть из него.

Дрофенко был женат на Маше Журавлёвой, дочери замечательного чтеца Дмитрия Николаевича Журавлёва. Отношения у «деда» с зятем были очень добрые. Но всё-таки в доме должен быть один гений. И гением этим был Дмитрий Николаевич. <…>

Дмитрий Николаевич Журавлёв был человеком неправдоподобной непосредственности и обаяния. Он вне всяких концертов, дома, вдруг начинал читать Блока, Пастернака, упиваясь звучанием русского стиха. Серёжка смотрел на него с влюблённой улыбкой.

Я хорошо помню Серёжу в последний день его жизни. Я проходил через кафе Дома литераторов. Серёжка поднялся из-за стола, за которым сидел один. Он был в малиновом пушистом свитере, в котором последнее время ходил.

– Здорово, змей, – улыбнулся он, приветствуя меня в своей обычной манере. – Посиди со мной.

 На его столе стояло несколько пивных бутылок. Я куда-то спешил.

– Не могу, Серёга. Посидим ещё. Успеем.

Не успели... Когда я вернулся домой, дверь мне открыла моя жена Оля. Лицо у неё было белое.

– Серёжа Дрофенко умер.

Я решил, что это дурацкий слух. Ведь видел его пару часов назад. Оказалось, что это правда. Он умер прямо в ЦДЛ от асфиксии за обеденным столом.

Я не помню в ту пору смерти, которая произвела бы такое впечатление на окружающих. Все как-то растерялись. Потом все начали писать стихи о Серёжке.

Ни у кого они не получались. Оказалось, что все его очень любили. Состоялся большой вечер, на котором Дмитрий Николаевич читал Блока и играла великая Наталия Гутман.

Мне тогда приснился поразительно достоверный по деталям сон. Будто я сижу в нашем отделе поэзии с Сергеем. Только стены в комнате почему-то кафельные, как в нашем дворовом магазинчике. Мы разговариваем, причём я сознаю, что Серёжка умер, но нам это не мешает. Потом он встаёт и говорит: «Ну, мне пора, змей...». И я осторожно спрашиваю его, а как он думает добираться туда, куда ему теперь надо. Откуда он туда думает добираться? И он удивлённо отвечает мне: «Как откуда? С аэродрома».

Юрий Ряшенцев.

Цитируется по публикации в журнале «Знамя», 2007, № 10.

«Ночи с прерванными снами...»

Когда думаешь о Сергее Дрофенко, не покидает чувство горестного недоумения. Красивый, интеллигентный, талантливый, яркий человек, человек-праздник. И нелепая, досрочная, «чужая» смерть. Но, вырванный из жизни, поэт на долгие годы остался в памяти, в стихах друзей. Благодарным воспоминанием – и непреходящей болью.

К счастью, настоящая поэзия не привязана ко времени. Сергей Дрофенко стал не только их, но и нашим современником. Читая стихи, ощущаешь присутствие автора почти физически. Порадуемся, что он был и есть, что безжалостное забвение не смогло поглотить его светлое имя.

Борис Суслович, октябрь 2017.

Иллюстрации:

фото Сергея Дрофенко; эссе, посвящённое ему;

могила поэта на Бабушкинском кладбище;

обложка книги «Обращение к маю».

Фотографии – из свободных источников в интернете.

Стихотворения, посвящённые Сергею Дрофенко

Творчество