Сергей Александров

Сергей Александров

Четвёртое измерение № 13 (325) от 1 мая 2015 года

Буквы несказанных слов

 

* * *

 

Нет, не тот, кто любит,

а тот, кто выжил

после любви,

достоверно знает,

что такое любовь.

Когда из сердца выжал

последний звук имени,

и ускользает

образ её

по встречной полосе жизни.

А ты становишься праздным,

как манекен.

И понимаешь,

что остался один на крыше

дома,

который лишился стен.

И мир вокруг

не такой, как прежде –

пустой,

будто патрон без лампочки.

Живёшь и ждёшь,

когда личинка надежды

со временем

переродится в бабочку.

 

* * *

 

Лукавый Лука Лукоморья

Всё чинит дырявую сеть.

Чугунный горшок на заборе

Голодной вороной присел.

А рыбка лежит золотая

На дне в ожиданье, пока

Разорванный невод латает

Для лова лукавый Лука.

Старик же не то чтоб ленится,

Не то чтобы навык забыл,

Он медлит, он просто боится

Крутых поворотов судьбы.

Зачем ему эти тревоги,

Дворцы, космодромы, порты?

Не голоден и – слава богу,

Ещё не спадают порты.

Старуха не жадная женщина,

Напротив, любила прогресс…

Но так и ушла без обещанных

Лукавым Лукою чудес.

 

Буквы несказанных слов

 

А земля была тёмной и хрусткой,

как корочка хлеба.

Но космический ветер

струился в небесный прокол.

Мы стояли с тобою вдвоём

за околицей света,

А за нами стелился

ухабистый путь облаков.

Вот прошла стюардесса,

похожая на икебану.

Вслед за нею отхлынул от сердца

прибой голосов.

Пассажиры проплыли, как рыбы,

за стенкой стеклянной,

И ладонь стёрла в воздухе буквы

несказанных слов.

Не вернуть самолёт волшебством

по велению щучьему,

И шаги мои гулко сглотнул

опустевший вокзал.

Чтоб тебя разглядеть,

мне достаточно было прищуриться,

А теперь, чтоб увидеть тебя,

закрываю глаза.

 

Нико Пиросмани

 

А.В. Енукидзе

 

Он спал

под открытым небом, как

под перевёрнутой лодкой.

День проводил

в высшем обществе

праздных своих картин.

Горы вокруг лежали,

как гаремные женщины,

закрыв лицо облаками.

Внизу море считало камни

и опять возвращалось обратно,

потому что сбивалось со счёта.

Над кроссвордами улиц

размышлял понурый осёл…

Да мало ли чего интересного

можно найти в этом мире

помимо людей?

Но он запечатлевал их

для нас, живых и весёлых,

запивая свой труд вином

из нарисованных кувшинов.

 

* * *

 

Снова выход на сцену,

сегодня он правящий кесарь.

Как Вселенная, светятся

в тёмном провале глаза.

И застыл дирижёр,

ожидая условного жеста,

Чтоб обрушить оркестр

на притихший в предчувствии зал.

Горлом выкатив вверх

кантилену высокого звука,

Будет несколько раз

по цветам выходить на поклон…

Он покинет театр

пустынным ночным переулком,

Чтоб увидеть её

обожжённое светом окно.

И замедлив шаги

у калитки, слегка приоткрытой,

Будет долго стоять,

освещённый ленивой луной.

Его сцена прошла,

но никто не «бисирует» выход.

И он пьёт неуспех,

разбавляя его тишиной.

 

* * *

 

А город скрипит,

ускоряя бег.

Это значит – зима

пришла на обед.

Надеваю

прокуренное пальто

И, как муха, слетаю

на белый торт,

Украшенный

луковицами церквей,

Согретый дыханием

сонных дверей.

Город, в котором

сквозь морось и слизь

с работы домой

пробивается жизнь.

Где по ночам

стекленеет бульвар,

А под глазом у моря

горит фонарь.

 

* * *

 

А что осталось

мне от жизни прежней?

Гадать не стоит –

ни орла, ни решки.

Становится

всё время на ребро

Пустой вопрос.

И всё погребено

В остывших строчках

позабытых хроник.

Вот девушка стоит

с веслом Харона,

А мальчик дует

в пионерский горн.

Но обнесли бетон

со всех сторон

Извилистые

трещины разлуки.

Я, как прораб,

стою среди разрухи

И составляю

планы на ремонт.

Но тянет нить

судьбы веретено.

И новый день

ложится на весы.

Вокруг зубами

щёлкают часы!

 

На лопнувшей струне…

 

Лёг в землю листопад,

торжественный и кроткий.

И голуби гурьбой

столпились у дверей.

А музыка ушла

в глухие подворотни,

Напрасно дождь стучал

по клавишам полей.

Смотрели небеса

безрадостно и постно.

Стелился низко чад

потухшего костра.

Лес, спрятав под полой

кошель с валютой солнца,

Ютился, словно бомж,

не знающий родства.

Как выжатый лимон,

ушло со сцены лето.

Остался только луч

последний на весу.

Надтреснутый кувшин

фальшиво пел под ветром.

На лопнувшей струне

качался странный звук.

 

* * *

 

Ещё горизонты открыты

Для взгляда, бегущего прочь.

Внезапно, как птица на рыбу,

В день падает южная ночь,

Как платье, что после разлуки,

Мгновенно слетает на пол.

И делится время на звуки

Цикад и касания волн.

Тьму сверлит пернатое соло.

Распаханный ветром залив.

Край неба, присыпанный солью

По чёрному ломтю земли.

 

* * *

 

Мера и норма –

всей жизни основа.

Лишняя буква

калечит всё слово.

Памятник бесу

уродует площадь.

Пьяная женщина

кажется пошлой.

Рвутся спортсмены

из всех сухожилий.

Эти не дожили –

те пережили.

И пресекает

зачатия плетью

Призрак всеобщего

долголетия…

Нет повторений –

есть копии жизни.

Оригинал

пусть не кажется лишним:

Мало пройтись

по природе посевом.

Важно, кто будет

выращивать семя.

 

* * *

 

Берег дик и безлюден.

Здесь нога

не ступала Деметры.

У подножья скалы

лёг припёк

золотистого пляжа.

Дом стоял у воды

и ночами

качался от ветра.

Был хозяин так худ,

как курящая трубку

тельняшка.

Он сидел в лагерях,

хоть молился вождю,

как иконе.

Вот откуда повадка

ходить незаметно,

по-лисьи.

Его дочь вышла замуж

и где-то живёт

в Оклахоме,

А он пьёт самогон

из красивой бутылки

от виски.

По степи ковыли

пробегают

тревожно и чутко.

 

* * *

 

Полюби свою тень.

Ты давно с ней знаком.

Сколько лет

она рядом шагала

И ждала на земле,

пока ты высоко

проплывал

вдоль картины Шагала.

Вместе с ней вы вдвоём

народились на свет,

Одинаковы

в каждом движении.

Полюби свою тень,

по прошествии лет

Она станет твоим

отраженьем.

 

* * *

 

И ударил залп,

разорвал рассвет.

То ли тот уже,

то ли этот свет.

Не страшны теперь

муки адовы

Тем, кто выстоял

перед «Градами».

Ах, война, война –

кушать подано!

Люди в «брониках» –

бутербродами.

 

* * *

 

Тот, который живёт во тьме,

избегает света,

как рыбы избегают суши.

Но по его воле

совершают самоубийства

киты и дельфины.

Тот, который живёт во тьме,

внимательно следит за нами,

и достаточно одного

тёмного пятна на совести,

чтобы он оказался рядом

с протянутой рукой помощи,

по которой легко можно

перейти границу

между Добром и Злом.

Но тот, который живёт во тьме,

не знает пощады,

потому что не знает Любви.

 

Вселенная за забором

 

Дождь идёт за окном,

а во мне

прозябает сердце.

Сад заполнен

зрачками яблок,

подёрнутых

поволокой печали.

Вселенная

начинается от забора,

похожего на выписанное

римскими цифрами число.

Пытаясь прочесть его,

упираешься взглядом

в тупик переулка,

по которому колосятся

осенние ливни.

Аббревиатуры зданий

скрывают название города,

но каждый, кто смотрит

сквозь этот дождь,

прочитает его по-своему,

вспоминая родных и близких.