Салават
Кадыров

* * *

В худосочных показах мод
есть что-то от концлагеря,
в нарочитой походке не упасть
доведённых узниц моды,
в больших от голода глазах,
тряпках еле прикрывающих
измождённые показами тела,
больно видеть, как издеваются
надзиратели над бедняжками,
как их люто любит конвой,
сопровождая к лобным местам
очередных шумных пыток
попытки устрашения модой.

* * *

Как хорошо плохо жили,
Не хватало этого и того,
Не видели благополучия,
Изысков не было наглеть
И не гнушались местным,
На посконном жили родном,
С завистью смотрели на запад,
Не предавая свое от сохи.
Сегодня рыночное изобилие,
Свободы навалом и колбасы,
А народ безобидный бедный.
Как плохо хорошо живем!

* * *

Гибкие изящные метёлки
Красиво улицы метут,
А старые швабры с тряпками
Дома безвылазно сидят,
Наводят чистоту и порядок,
Моют вечно грязные полы.
Пойду пообщаюсь с красивой,
Заведу с ней уличный роман.
Возьму за тонкую рученьку
И трепетно прижму к себе:
Полюби меня, юная метёлка,
Стань моей на утренней заре!

* * *

Моё поколение
ни на слух, ни на ощупь
не находит своё сердце,
оно в страхе клянчит
пилюли реформ,
не понимая, что это от живота.
Скорая помощь истории,
застрявшая на перекрёстке перестройки
и развала великой страны,
долго сигналит о временах и нравах,
но поколение не слышит,
а тянет на рынок,
упирающуюся страну
в надежде, что никто не купит,
поучая идущее следом
поколение поклонения
не нашим истинам.

* * *

Обжигал кастрюли,
ставил греть и забывал,
до горшков не дотягивался,
и женщину любил нутром,
а не наружностью, как надо,
и ваньку валял, не валенки,
и мух не ловил напоказ
на зависть себе подобным,
и жил как таскался
от строки до строки,
чтобы получиться поэтом.

* * *

Колобок я, колобок –
по поэзии скребён,
на литературе мешон,
в авангарде пряжон,
в соцреализме стужон.
Я от Пушкина ушёл
и от Гоголя сбежал,
а от вас не сумею,
сяду на ваш язычок –
ешьте, ешьте,
ишь ты!

* * *

Ошпаренный
кипячёным солнцем,
воздух дышит тяжело;
Горячие деревья
долго жгут листву;
Пересохшее горло ручья
жалобно журчит пить;
На раскалённой
сковородке земли
в потном масле
летней лени
жарятся вкусные люди,
уже готовенькие
на потребу жизни.

* * *

В поспешности местных луж
видна небесность городка,
где возвышенные облака,
цепляясь за купол церкви
днями учатся летать,
пока скороспелые дожди
долго не отпускают землю,
где годами ничего не меняется
по воле приходящих властей,
которые сгоряча не вникают
в небесную суть городка.

* * *

Внутренние органы,
всегда что-то требуя,
меня больно берегут
и недовольно урчат,
когда я им не даю,
угрожая посадить
на строгий режим
каталажки диеты,
ничем не отличаясь
от таких же органов
государства моего.

* * *

Сидорова любит Сидорова,
Петров любит Сидорову,
Иванову тоже нравится Сидорова,
но когда Сидоров застукал Сидорову
в страстных объятьях Петрова,
а в шкафу обнаружил Иванова,
он тут же разлюбил Сидорову
и поговорил с ней, как с козой
сидоровой, неверной Сидорову,
но когда Петров с Ивановым
благополучно смотались домой,
Сидорова так разжалобила Сидорова,
что Сидоров тут же её простил
и стали Сидоровы ещё одну
сидорову любовь налаживать.

* * *

Зимние люди,
вечно готовящиеся к зиме,
живущие, чтобы перезимовать,
устраивающие частые срывы
отопительного сезона,
страдающие от занесенных
сугробами дорог,
от скользких тротуаров,
ничто так дорого не ценят,
как простое человеческое тепло,
чтоб не остудить душу свою!

* * *

Малометражный
с проходными переулками
и совмещёнными пустырями,
свой маленький городок,
разбросанный вокруг церкви,
меняю на многоквартирную,
красивую и благополучную
Москву с удобствами
выйти в люди
с доплатой любить
свою малую родину.
Звонить по праздникам
на всю округу в колокола.