Роман
Шишков

Playground

– В красных будках живут белые люди.

Так сказал мой воображаемый друг детства.

Уже много лет прошло с тех пор,

Как я возложил последний камень к его надгробию.

(Разумеется, похоронил я его в песочнице)

Много сменилось дождевиков и курток.

Затем в промышленных районах отключили дождь,

А я растерял всё своё внимание.

Но когда теперь я вижу трубы и ленты,

Понимаю, что никогда не жил в красных будках.

Стало быть, до сих пор не знаю,

Какого я цвета.

* * *

Богомольная женщина

выронила евангелие

в пустоту между вагоном и станцией.

Поезд уехал,

и растерзанная книга

шелестела белыми крылами.

Так и Бог

трепыхается в нашей слепой зоне.

* * *

Быть запрятанным.

Узник изнанки

знает местные шрамы и швы.

Гладит пальцем зажившие ранки

на поверхности шаткой души.

Он из крови своей неостывшей

в печке хлеб вечерами печёт.

Кормит им всех его непростивших,

И не просит взамен ни о чём.

Он янтарь растопляет, спасая

насекомых, им крылья суша.

И не знает, что так с небесами

разговаривает душа.

Он недавно единственный вышел

сквозь распоротый марева шов.

я искал под землёй и на крышах

я искал его но не нашёл.

* * *

Где ты, который будет врачевать

сухую и покинутую землю

без рек подземных и зерна внутри?

Печален труд твой, нежный землемер,

Где вся земля межуется в участки,

И не увидеть целиком её.

Ведь геодезия бессильна: не вспахать

нам гравитационные поля

и не засеять их рукою смелой.

О, физика исчезнет в день, когда

воздушные могилы опустеют,

И кто-то землю станет врачевать.

* * *

здравствуй вода

заражённая чёрным пожаром

мы познакомились с тобой

испили тебя

причастились тобой

младенцев несли в тебя окунать

мыли руки

бельё стирали

– память зарастает травой неведомой

память шумит непроглядными соснами –

расскажи им

стоящим в тебе

как в не-своей-стране

как припасть к твоему устью

узнать какого время-ни

чего

не узнать

кроме того

что на крыле каждой бабочки

кроется схема аушвица

* * *

Ритуал земли:

раз в четыре года

самый старший в семье китайцев

должен поджечь своё хлопковое поле,

Бросив в него зажжённый факел.

Это делается для уплотнения будущего времени:

Без жертвы последующие года будут голодными.

Затем самый младший в семье китайцев

должен пасть на раненый участок,

Орошать его слезами, показывая своей земле,

Как сильно он о ней горюет.

Если этого не сделать,

То на этой почве ничего больше не родится.

Выйдешь ночью на охоту за красным солнцем,

Нога провалится в текстуры,

Застрянешь,

А вокруг тебя будет летать, оседая на землю,

Горящий хлопок.

* * *

Сын, заглядывая в кувшин,

Не увидел в нём молока.

Я дойду до снежных, горных вершин

Подоить для него облака.

Пусть туман ему гла́за не облачит,

Пусть рука его будет легка.

И белеющий голубь в ночи́ промолчит,

Превращаясь в два лёгких глотка.

* * *

Тяжёлая одышка моря                          

По-дни-ма-ю-ще-го-ся

На девятый этаж

Ветер выносит ему попить

Я стою рядом

С огромным временем в руках

В какой-то момент оно выскальзывает

И я с ужасом ожидаю, что оно разобьётся

Но оно разбивается не стеклом, а волной

Стекая в сухие земляные трещины

Значит

В аду сегодня будет дождь

Надо не забыть зонтик

шар

роняю на пол новогодний шар.

в пустотах появившейся дыры

слышу, словно в раковине, море.

в черноте изувеченного шара

вижу чьё-то отраженье.

это глядит,

окружённый краями острыми,

последний Дед Мороз,

в которого я верил.

а рядом с ним Бог

пытается шар починить изнутри.

хочет спрятаться.

не выходит.

* * *

Я возьму тебя за руку

И выведу из леса

Чужого yazyka

Приведу тебя

На обратную сторону сна

Где взорвавшимся солнцем

На каждый предмет

Бросает свой свет amneziya

Посмотри на меня теперь

Я стал больным деревом

Проглядевшим полёт golubey

Растерявшим все ленты angelov

И в речи нет речи, в словах

Развивается антракоз

Ядовитая смола

Вытесняет собою смыслы

Обмелевшая река

Свернувшаяся уроборосом

Кусает себя за tot берег

И себя не вспомнить

Пока во мхе эха

Извивается отрезанный Каина язык

___

Обо всём что могло быть

Но не случилось

Мы не сговариваясь ... [umolchim]

* * *

Я люблю ходить у новых домов

Там солнце лижет мою тень обожжённым языком

Там деревья-модели на меня с укоризной смотрели

Я некрасив

А эти дома огромны и высоки‌

Как платяной шкаф одной лежачей старушки

Она просит показать ей

Платья её молодости

Свою зимнюю шубу она внимательно осматривает

Выискивая моль

Я запираю скрип дверей на ключ

Выхожу на улицу перерезая ногами

Как торжественную красную ленту

Нить смерти натянутую чёрной кошкой

Старушка по-советски засыпает

Погружённая в ситец и лён

В яркие ленты своей молодости

Поворот за угол

Я за шифоньером

Я наблюдатель

* * *

Я отправил Ему

33 несмешных мема

Он не ответил

Я отправил Ему

12 голосовых

(последнее из них – секундное шипение ветра)

Не знаю, послушал ли Он вообще

Я отправил Ему

Новое стихотворение

Он ответил смайликом

Который моя версия Андроид не отображает

То есть я вижу просто

Он ответил мне пустотой

Но

Хотя в информации о себе

Я не поставил дату своей смерти

Ты меня всё-таки поздравил