Роальд Мандельштам

Роальд Мандельштам

Вольтеровское кресло № 18 (402) от 21 июня 2017 года

Ничем друг другу не помочь

* * *

 

Скоро в небесные раны

Алая хлынет заря.

Золото ночи – бураны

Хлопьями листьев горят.

Вижу: созвездия-кисти

Неба победных знамён,

Их металлический звон.

Бьёт листопад в барабаны,

Каждым листом говоря:

– Скоро в небесные раны

Алая хлынет заря!

 

* * *

 

Пустынные улицы мглисты,

А ветер осенний певуч,

Поблекшие вешая листья

На туго натянутый луч.

 

У осени – медные луны,

А лунная зелень – горька –

Зелёные горькие струны

Ночами висят с потолка.

 

В звенящие ночи не спится,

Луна заливает постель,

В глазах небылица клубится,

В окне – золотая метель.

 

Вор

 

Вечер входит в сырые дворы,

Разодетый пестрей петуха,

Но не в тучи закатной поры –

В серебристо-цветные меха.

 

Он приходит в темнеющий сад.

Попросить у поникших ветвей:

– Дай мне золота, ты, Листопад,

На мониста подруге моей!

 

Только с ношей ему не уйти,

Перерезав дорогу ему,

Я стою у него на пути,

Все сокровища я отниму.

 

И монеты из жёлтой листвы,

И роскошную шубу из туч –

Угрожающим светом блестит

Из-за пояса вырванный луч.

 

Новая Голландия

 

Запах камней и металла,

Острый, как волчьи клыки,

– помнишь? –

В изгибе канала

Призрак забытой руки,

– видишь? –

Деревья на крыши

Позднее золото льют.

В Новой Голландии

– слышишь? –

Карлики листья куют.

И, листопад принимая

В чаши своих площадей,

Город лежит, как Даная,

В золотоносном дожде.

 

* * *

 

– Эль-Дорадо!

– Эль-Дорадо!

Неужели ты не рада

Звонким жертвам листопада –

Ярким трупикам дорад.

 

– За ограды,

За ограды!

Рвутся мёртвые дорады.

– Эль-Дорадо!

– Эль-Дорадо!

 

В клетках бьётся листопад!

 

* * *

 

Розами громадными увяло

Неба неостывшее литьё –

Вечер, догорая за каналом,

Медленно впадает в забытьё.

 

Ярче глаз под спущенным забралом

Сквозь ограды плещет листопад –

Ночь идёт, как мамонт Гасдрубала –

Звездоносный плещется наряд.

 

Что молчат испуганные птицы?

Чьи лучи скрестились над водой? –

В дымном небе плавают зарницы,

Третий Рим застыл перед бедой.

 

Буриме

 

Радуйтесь ветру, звёздному ветру! –

Каждый находит то, что искал:

Город сегодня, город сегодня,

Тонко поющий, лиловый бокал.

 

Ночь листопада, ночь листопада;

Каждый листок – золотой тамбурин,

Лунные рифы и море заката,

Алые грифы в мире глубин.

 

Золото в листьях, золото в листьях,

Подвиг и радость, чуждому мер!

Радуйтесь ветру, звёздному ветру,

Истина – ветер, жизнь – буриме.

 

16.09.1954

 

* * *

 

Наше небо – ночная фиалка

Синевой осенившее дом,

Вьётся полночь серебряной галкой

У моста над чугунным ребром.

 

Наши тучи теплы как перины,

Эта скука – удел городам...

Листопад золотой балериной

Дни и ночи летит по садам.

Наши люди забыли о чести,

Полюбили дешёвый уют,

И, мечтая, о призрачной мести,

Наши дети угрюмо растут.

– Вы сегодня совсем, как бараны –

Дураки, подлецы, наркоманы.

 

* * *

 

 так давно не видел солнца! –

Весь мир запутался в дождях.

Они – косые, как японцы –

Долбят асфальт на площадях.

 

И сбросив с крыш кошачьи кланы

Искать приюта среди дров,

Морские пушки урагана

Громят крюйт-камеры дворов.

 

* * *

 

Так не крадутся воры –

Звонкий ступает конь –

Это расправил город

Каменную ладонь.

 

Двинул гранитной грудью

И отошёл ко сну...

Талая ночь. Безлюдье.

В городе ждут весну.

 

– Хочешь, уйдём, знакомясь,

В тысячу разных мест,

Белые копья звонниц

Сломим о край небес.

 

Нам ли копить тревоги,

Жить и не жить, дрожа, –

Встанем среди дороги,

Сжав черенок ножа!..

 

* * *

 

Звонко вычеканив звёзды

Шагом чёрных лошадей,

Ночь проходит грациозно

По тарелкам площадей.

 

Над рыдающим оркестром,

Над почившим в бозе днём

Фалды чёрного маэстро

Воронёным вороньём.

 

И черней, чем души мавров,

Если есть у них душа,

В тротуары, как в литавры,

Марш просыпался шурша.

 

* * *

 

Ковшом Медведицы отчеркнут,

Скатился с неба лунный серп.

Как ярок рог луны ущербной

И как велик её ущерб!

 

На медных досках тротуаров

Шурша, разлёгся лунный шёлк,

Пятнист от лунного отвара,

От лихорадки лунной жёлт.

 

Мой шаг, тяжёлый, как раздумье

Безглазых лбов – безлобых лиц,

На площадях давил глазунью

Из луж и ламповых яиц.

 

– Лети, луна! Плети свой кокон,

Седая вечность – шелкопряд –

Пока темны колодцы окон,

О нас нигде не говорят.

 

Альба

 

Весь квартал проветрен и простужен,

Мокрый город бредит о заре,

Уронив в лазоревые лужи

Золотые цепи фонарей.

 

Ни звезды, ни облака, ни звука,

Из-за крыш, похожих на стога,

Вознеслись тоскующие руки –

Колокольни молят о богах.

 

Я встречаю древними стихами

Солнца ослепительный восход –

Утро с боевыми петухами

Медленно проходит у ворот.

 

Заклинание ветра

 

Свет ли лунный навеял грёзы,

Сон ли горький тяжёл, как дым, –

Плачет небо, роняя звёзды,

В спящий город, его сады.

 

Ночь застыла на чёрных лужах,

Тьма нависла на лунный гвоздь –

Ветер скован осенней стужей,

Ветер, ветер – желанный гость!

 

– Бросься, ветер, в глаза каналам,

Сдуй повсюду седую пыль,

Хилым клёнам, что в ночь стонали,

Новой сказкой пригрезив быль.

 

Сморщи, ветер, литые волны,

Взвей полночи больную сонь,

Пасти комнат собой наполни –

Дай несчастным весенний сон.

 

Серым людям, не ждущим счастья,

Бедным теням, забывшим смех –

Хохот бури, восторг ненастья,

Души слабых – одень в доспех.

 

Ветер, ветер – ночная птица!

Бей в литавры снесённых крыш –

Дай нам крылья, чтоб вдаль стремиться,

В брызги, громы, взрывая тишь.

 

* * *

 

Когда сквозь пики колоколен

Горячей тенью рвётся ночь.

Никто в предчувствиях не волен.

Ничем друг другу не помочь.

О, ритмы древних изречений!

О, песен звонкая тщета!

Опять на улицах вечерних

Прохожих душит темнота.

Раздвинув тихие кварталы,

Фонарь над площадью возник –

Луна лелеет кафедралы,

Как кости мамонтов – ледник.

 

* * *

 

Веселятся ночные химеры,

И скорбит обездоленный кат:

Облака – золотые Галеры –

Уплывают в багровый закат.

 

Потушив восходящие звёзды,

Каменея при полной луне,

Небеса, как огромная роза,

Отцветая, склонилась ко мне.

 

Где душа бесконечно витает?

Что тревожит напрасную грусть?

Поутру обновлённого края,

Я теперь никогда не проснусь.

 

Там, где день, утомлённый безмерно,

Забывается радостным сном –

Осторожный, опустит галерник,

На стеклянное небо весло.

 

Получившего новую веру,

Не коснётся застенчивый кат, –

Уплывают, качаясь, галеры

На багрово-цветущий закат.

 

01.05.54 г.

 

* * *

 

Я не знал, отчего проснулся

И печаль о тебе легка,

Как над миром стеклянных улиц –

Розоватые облака.

 

Мысли кружатся, тают, тонут,

Так прозрачны и так умны,

Как узорная тень балкона

От летящей в окно луны.

 

И не надо мне лучшей жизни,

Сказки лучшей – не надо мне:

В переулке моём – булыжник,

Будто маки в полях Монэ.

 

* * *

 

Розами громадными увяло

Неба неостывшее литьё:

Вечер,

Догорая у канала,

Медленно впадает в забытьё.

Ни звезды,

Ни облака,

Ни звука –

В бледном, как страдание, окне.

Вытянув тоскующие руки,

Колокольни бредят о луне.

 

Утро

 

Ночь на исходе

По крышам шагают тучи.

Шлёпают жабы – это

Старух покидают сны.

Кошки канючат,

Звенят доспехи –

Сны покидают детей.

 

Качания фонарей

 

Белый круг ночной эмали,

Проржавевший от бессонниц

И простудного томленья

Перламутровой луны,

Плыл, качаясь, в жёлтом ветре,

И крылом летучей мыши

Затыкал глазницы дому.

Темнота весенних крыш!

 

За окном рябые лужи,

Запах лестницы и кошек

(Был серебряный булыжник

В золотистых фонарях).

А за стенкой кто-то пьяный,

В зимней шапке и галошах,

Тыкал в клавиши роялю

И смеялся.

 

Предрассветное пробуждение

 

Час чердачной возни:

То ли к дому спешат запоздалые мыши,

То ли серые когти

Рассвета коснулись стены,

То ли дождь подступил

И ломает стеклянные пальцы

О холодный кирпич,

О худой водосток,

О карниз.

Или просто за тридевять стен

И за тридевять лестниц

Скупо звякнула медь,

Кратко щёлкнули дверью –

Незнакомый поэт

На рассвете вернулся домой.

 

Диалог

 

– Почему у вас улыбки мумий,

А глаза, как мёртвый водоём?

– Пепельные кондоры раздумий

Поселились в городе моём.

 

– Почему бы не скрипеть воротам?

– Некому их тронуть, выходя:

Золотые мётлы пулемётов

Подмели народ на площадях.

 

Алый трамвай

 

Сон оборвался. Не кончен.

Хохот и каменный лай.

В звёздную изморозь ночи

Выброшен алый трамвай.

 

Пара пустых коридоров

Мчится, один за другим.

В каждом – двойник командора –

Холод гранитной ноги.

 

– Кто тут?

– Кондуктор могилы!

Молния взгляда черна.

Синее горло сдавила

Цепь золотого руна.

 

– Где я? (Кондуктор хохочет).

Что это? Ад или Рай?

– В звёздную изморозь ночи

Выброшен алый трамвай!

 

Кто остановит вагоны?

Нас закружило кольцо.

Мёртвый чугунной вороной

Ветер ударил в лицо.

 

Лопнул, как медная бочка,

Неба пылающий край.

В звёздную изморозь ночи

Бросился алый трамвай!

 

* * *

 

Заоблачный край разворочен,

Он как в лихорадке горит:

– В тяжёлом дредноуте ночи

Взорвалась торпеда зари.

 

Разбита чернильная глыба!

И в синем квадрате окна

Всплывает, как мёртвая рыба,

Убитая взрывом луна.

 

А снизу, где рельсы схлестнулись,

И чёрств площадной каравай,

Сползла с колесованных улиц

Кровавая капля – трамвай.

 

* * *

 

– Что это, лай ли собачий,

Птиц ли охотничьих клёкот?

– Кто-то над нами заплачет,

Кто-то придёт издалёка.

– Взвоют ли дальние трубы?

– Воют!

Но только впустую:

Умерших, в чёрные губы

Белая ночь поцелует.

– Настежь распахнуты двери?

Близится дымное 'завтра'.

– Что там?

– Толпятся деревья!

– Любятся бронтозавры?

 

* * *

 

Тучи. Моржовое лежбище булок.

Еле ворочает даль.

Утром ущелье – Свечной переулок

Ночью – Дарьял, Ронсеваль.

 

Ночью шеломами грянутся горы.

Ветры заладят своё –

Эти бродяги, чердачные вороны,

Делят сырое бельё.

 

Битой жене – маскарадные гранды

Снятся.

Изящно хотят. –

..............................

Гуси на Ладогу прут с Гельголанда.

Серые гуси летят.

 

29.04.56 г.

 

* * *

 

Горячие тучи воняют сукном,

По городу бродит кошмар:

Угарные звёзды шипят за окном,

Вращается

Каменный шар.

 

Я знаю, в норе захороненный гном,

Мышонком – в ковровую прель:

'В застенке пытают зарю.

Метроном

Куёт серебристую трель'

 

Меня лихорадит.

– О, сердце, как лёд! –

– Мозга пылающий жар! –

Косматое солнце по венам плывёт.

Вращается

Каменный

Шар.

 

10.11.58 г.

 

* * *

 

Вечерами в застывших улицах

От наскучивших мыслей вдали,

Я люблю, как навстречу щурятся

Близорукие фонари.

 

По деревьям садов заснеженных,

По сугробам сырых дворов

Бродят тени, такие нежные,

Так похожие на воров.

 

Я уйду в переулки синие,

Чтобы ветер приник к виску,

В синий вечер, на крыши синие,

Я заброшу свою тоску.

 

Если умерло всё бескрайнее

На обломках забытых слов,

Право, лучше звонки трамвайные

Измельчавших колоколов.

 

февраль 1954

 

Замёрзшие корабли

 

Вечер красные льёт небеса

В ледяную зелень стекла.

Облетевшие паруса

Серебром метель замела.

 

И не звёзды южных морей,

И не южного неба синь:

В золотых когтях якорей

Синева ледяных трясин.

 

Облетевшие мачты – сад,

Зимний ветер клонит ко сну,

А во сне цветут паруса –

Корабли встречают весну.

 

И синее небес моря,

И глаза – синее морей,

И, краснея, горит заря

В золотых когтях якорей.

 

* * *

 

О предзакатная пленница! –

Волосы в синих ветрах...

В синей хрустальной вечернице

Кто-то сложил вечера.

 

Манием звёздного веера

Ветер приносит в полон

Запах морской парфюмерии

В каменный город-флакон.

 

Пеной из мраморных раковин

Ночь, нарождаясь, бежит –

Маками, маками, маками,

Розами – небо дрожит.

 

В синей хрустальной вечернице

Яблоки бронзовых лун –

О предзакатная пленница –

Ночь на паркетном полу!

 

19.04.1954

 

* * *

 

Если луна, чуть жива,

Блекнет в раме оконной –

Утро плетёт кружева –

Тени балконов.

 

Небо приходит ко мне,

Мысли его стрекозы,

Значит, цвести войне

Алой и Белой розы.

 

Значит – конец фонарям,

Что им грустить, качаясь, –

Льётся на мир заря

Золотом крепкого чая.

 

Ноктюрн

 

Когда перестанет осенний закат кровоточить

И синими станут домов покрасневшие стены, –

Я окна раскрою в лиловую ветренность ночи,

Я в двери впущу беспокойные серые тени.

 

На ликах зеркал, драпированных бархатом пыли,

Удвою, утрою, арабские цифры тревоги.

И в мерно поющей тоске ожидания милой

Скрипичной струной напрягутся ночные дороги.

 

Придёшь – и поникну, исполненный радости мглистой,

Тебе обречённый, не смея молить о пощаде;

Так в лунном саду потускневшее золото листьев:

Дрожащие звёзды лучом голубым лихорадит.

 

* * *

 

Я нечаянно здесь – я смотрел

В отраженья серебряных крыш

И совсем от весны заболел,

Как от снега летучая мышь.

 

Захотелось придти и сказать:

– Извини, это было давно, –

И на небо рукой показать,

И раскрыть голубое окно.

– Извини, это было давно...

 

* * *

 

Дикари! Нас кормят мысли –

Открывайте банки,

Если в них ещё не скисли,

Мысли-бумеранги.

 

На охоту! На охоту!

Смерть – микроцефалам!

Смерть – болванам, идиотам!

нас и так немало!

 

Только диких кормят мысли –

Проверяйте банки!

У кого мозги не скисли,

К бою, бумеранги!

 

Дон Кихот

 

Помнится, в детстве, когда играли

В рыцарей, верных только одной, –

Были мечты о святом Граале,

С честным врагом – благородный бой.

 

Что же случилось? То же небо,

Так же над нами звёзд не счесть,

Но почему же огрызок хлеба

Стоит дороже, чем стоит честь?

 

Может быть, рыцари в битве пали

Или, быть может, сошли с ума –

Кружка им стала святым Граалем,

Стягом – нищенская сума?

 

– Нет! Не о хлебе едином – мудрость.

– Нет! Не для счёта монет – глаза:

Тысячи копий осветит утро,

Тайная зреет в ночи гроза.

 

Мы возвратимся из дальней дали

Стремя в стремя и бронь с бронёй.

Помнишь, как в детстве, когда играли

В рыцарей, верных всегда одной.

 

Ноктюрн

 

Он придёт, мой противник неведомый,

Взвоет яростный рог в тишине,

И швырнёт, упоённый победами,

Он перчатку кровавую мне.

 

Тьма вздохнёт пламенеющей бездною,

Сердце дрогнет в щемящей тоске,

Но приму я перчатку железную

И надену свой чёрный доспех.

 

На каком-то откосе мы встретимся

В жёлтом сумраке звёздных ночей,

Разгорится под траурным месяцем

Ображенное пламя мечей.

 

Разобьются щиты с тяжким грохотом,

Разлетятся осколки копья,

И безрадостным каменным хохотом

Обозначится гибель моя.

 

Дом Гаршина

 

С камня на камень, с камня на камень

Крылья ночных фонарей...

Тихи и жутки, злобны и чутки

Тёмные пасти дверей.

 

Холод ступенек, пыль на перилах,

Стенка, решётка, пролёт...

Смерть расплескала ночные чернила,

В пропасть тихонько зовёт.

 

Здесь он стоял, в бледной улыбке,

Серой тоской занемог –

Огненно-алый, злобный и гибкий,

Проклятый богом цветок.

 

Красные листья перед рассветом

Дворники смыли со стен.

Спите спокойно, в смерти поэта

Нет никаких перемен.

 

Спи, не тревожась, сволочь людская –

Потный и сладенький ад!

Всякий философ, томно лаская

Нежный и розовый зад.

 

С камня на камень, с камня на камень,

Стенка, решётка, пролёт...

С камня на камень, с камня на камень

Ночь потихоньку плывёт.

 

Песня легионеров

 

Тихо мурлычет

Луны самовар,

Ночь дымоходами стонет:

– Вар, а Вар?

– Вар, отдай легионы!

 

– Нас приласкают вороны,

Выпьют глаза из голов! –

Молча поют легионы

Тихие песни без слов.

 

Коршуны мчат опахала

И, соглашаясь прилечь,

Падают верные галлы,

Молкнет латинская речь.

 

Грузные, спят консуляры.

Здесь триумфатора нет!

– Вар! – не откликнуться Вару –

Кончился список побед.

 

Тихо мурлычет луны самовар,

Ночь дымоходами стонет:

– Вар, возврати мне их!

– Вар, а Вар?

– Вар, отдай легионы!

 

Катилина

 

1. Я полон злорадного чувства,

Читая под пылью, как мел,

Тиснёное медью «Саллюстий» –

Металл угрожающих стрел.

 

2. О, литеры древних чеканов,

Чьих линий чуждается ржа!

Размеренный шаг ветеранов

И яростный гром мятежа.

 

3. Я пьян, как солдат на постое,

Травой, именуемой «трын»,

И проклят швейцаром – пустое!

Швейцары не знают латынь.

 

4. Закатом окованный алым, –

Как в медь, – возвращаюсь домой,

Музейное масло каналов

Чертя золотой головой.

 

5. А в сквере дорожка из глины,

И кошки, прохожим подстать –

Приветствуя бунт Катилины,

Я сам собирался восстать.

 

6. Когда на пустой «канонерке»

Был кем-то окликнут: «Роальд!»

– Привет вам, прохожий Берсеркер!

– Привет вам, неистовый Скальд!

 

7. Сырую перчатку, как вымя,

Он выдоил в уличный стык.

Мы, видно, знакомы, но имя

Не всуе промолвит язык.

 

8. Туман наворачивал лисы

На лунных жирок фонарей...

– Вы всё ещё пишете Висы

С уверенной силой зверей?

 

9. – Пишу (заскрипев, как телега,

Я плюнул на мокрый асфальт).

А он мне: – Подальше от снега,

Подальше, неистовый Скальд!

 

10. Здесь в ночи из вара и крема

Мучителен свет фонаря.

На верфях готовы триремы –

Летим в золотые моря!

 

11. Пускай их (зловещие гномы!)

Свой Новый творят Вавилон...

(Как странно и страшно знакомы

Обломки старинных колонн!)

 

12. Затихли никчёмные речи.

(Кто знает источник причин!)

Мы бросили взоры навстречу

Огням неподвижных пучин.

 

13. Закат перестал кровоточить

На тёмный гранит и чугун.

В протяжном молчании ночи

Незыблемость лунных лагун.

 

14. А звёзды, что остро и больно

Горят над горбами мостов, –

Удят до утра колокольни

На удочки медных крестов.

 

15. Я предан изысканной пытке

Бессмысленный чувствовать страх,

Подобно тоскующей скрипке

В чужих неумелых руках.

 

16. А где-то труба заиграла:

Стоит на ветру легион –

Друзья опускают забрала

В развёрнутой славе знамён.

 

17. Теряя последние силы

На встречу туманного дня...

– Восстаньте, деревья, на вилы –

Туманное небо подняв!

 

18. На тихой пустой «канонерке»

Останусь, хромой зубоскал:

– Прощайте, прохожий Берсеркер!

– Прощайте, неистовый Скальд!

 

Триумф

 

Тяжкой поступью входят трибуны

Легионов, закованных в медь.

На щиты, как осенние луны,

Издалёка приходят глядеть.

 

Впереди – ветераны: легаты

консулаты заморских полков.

Еле зыблются тёмные латы

Над сверкающим вихрем подков.

 

И смятенно следят иностранцы,

Как среди равнодушных солдат,

Молча шёл Сципион Африканский,

Окружённый друзьями, в сенат.

 

Золотое руно

 

Я – варвар, рождённый в тоскующем завтра

Под небом, похожим на дамский зонт,

Но помню былое: плывут аргонавты,

Под килем рыдает взволнованный Понт.

 

И мир, околдованный песней Орфея,

Прозрачен до самого дна

И дремлет, как сказочно-добрая фея,

Влюблённая в песнь колдуна.

 

И в час неизвестный на берег покатый

Любви приходили помочь

Прекрасная, злая, больная Геката

И чудная царская дочь.

 

Усталое море спокойно и сонно,

Храпит на седых валунах –

Так спи же: не будет второго Ясона,

Как нет золотого руна!

 

* * *

 

Осень.

Босая осень

В шкуре немейских львиц,

В перьях их медных сосен

(Стрелы Стимфальских птиц).

 

Ветер монеты сеет...

Осень.

Даная.

Миф.

 

Гривы садов лысеют.

Ржёт полуночный лифт.

 

* * *

 

Тучи.

Моржовое лежбище булок.

Еле ворочает даль.

Утром ущелье – Свечной переулок

Ночью – Дарьял, Ронсеваль.

 

Ночью шеломами грянутся горы.

Ветры заладят своё –

Эти бродяги, чердачные воры,

Делят сырое бельё.

 

Битой жене – маскарадные гранды

Снятся.

Изящно хотят, –

............................

 

Гуси на Ладогу прут с Гельголанда.

Серые гуси летят.

 

1956

 

* * *

 

Когда-то в утренней земле

Была Эллада...

Не надо умерших будить,

Грустить не надо.

 

Проходит вечер, ночь пройдёт –

Придут туманы,

Любая рана заживёт,

Любая рана.

 

Зачем о будущем жалеть,

Бранить минувших?

Быть может, лучше просто петь,

Быть может, лучше?

 

О яркой ветренней заре

На белом свете,

Где цепи тихих фонарей

Качает ветер,

 

А в жёлтых листьях тополей

Живёт отрада:

– Была Эллада на земле,

Была Эллада...

 

Мрачный гость

 

Мои друзья – герои мифов.

Бродяги,

Пьяницы,

и воры.

Моих молитв иероглифы

Пестрят похабщиной заборы,

Твердя своё

Баранам, прущим на рожон,

Стихи размеренной команды –

Такие песни не для жён.

– Здесь есть мужья...

– Но есть ли мужи?

(Мой голос зычен,

 груб и прям.)

Дорогу мне!

Не я вам нужен!

Я не пою эпиталам!

 

Продавец лимонов

 

– Лунные лимоны!

– Медные лимоны!

Падают со звоном –

покупайте их.

 

Рассыпайте всюду

Лунные лимоны –

Лунно и лимонно

в комнате от них.

 

– Яркие лимоны!

– Звонкие лимоны!

Если вам ночами

скучно и темно,

 

Покупайте луны –

Лунные лимоны,

Медные лимоны –

золотое дно.