Рита
Александрович

Ворона

Говорят, что люди, прожившие в браке много лет, становятся похожими не только внешне, но и внутренне: перенимаются слова, привычки и даже мысли друг друга. Я убедилась, что это соответствует действительности. Говорить практически не о чем. Любое предложение заканчиваем, не досказав, политические убеждения одинаковы, движения синхронны. Если просишь мужа разбудить тебя утром на работу, уже не удивляешься оставленной на столе записке: «Вставай!».

Иногда, правда, случаются сбои, меняющие уютные и удобные стереотипы, и ты начинаешь сомневаться в правильности вышесказанных утверждений.

Мы с мужем поехали навестить дочь, живущую в другом штате. Путь был неблизок, и мы решили по дороге заночевать в мотеле. На рассвете я проснулась от громкого и навязчивого карканья ворон. Беня поднял голову и добродушно спросил: «Ты что-то сказала?»

Я лежала, вслушиваясь в карканье птиц и пыталась смириться с новой картинкой...

Верните голос мой

Мой муж Беня – оптимист. С ненавязчивым и тонким чувством юмора, он терпим к окружающим и любознателен, как Буратино.

По утрам Беня раздвигает шторы и, независимо от погоды, сообщает: «Подъём, женщина, утро доброе!», после чего делает зарядку и минут десять стоит на голове.

Женщина, то есть я, входит в утро с трудом. Стараясь не встречаться с ним взглядом, волокусь на кухню, наливаю из запрограммированной с вечера умной машинки чашечку горячего кофе и беру первую сигарету. Это священнодействие, повторяющееся изо дня в день, примиряет меня с необходимостью каждое утро входить в жизнь.

Беня – сторонник здорового образа жизни и правильного питания. Я не очень утруждаю себя физическими нагрузками, и ем что попало. Беня любит оперу, я – поэзию и недоумеваю, почему арию Ленского нужно петь, а не рассказывать мне стихами.

Мы дружно живём в разных мирах, приняв, но не переняв, привычки и пристрастия друг друга, и не боремся за власть. Пожалуй, единственное, с чем ему трудно смириться – это моё курение. Однажды я проснулась без голоса. Муж торопился на службу и ничего не заметил. После утренней чашечки кофе голос вернулся. Но когда это стало повторяться каждое утро, я озаботилась. Меня не так пугал возможный диагноз, как необходимость бросить курить. Беня заподозрил неладное спустя неделю, когда задал вопрос до моей первой чашки кофе и сигареты и ждал ответа. Я, как рыба, беззвучно открыла рот. Ещё через неделю муж вёз меня к известному ларингологу Врач, заглянув мне в горло, коротко сказал: «Too bad! You must quit smoking before biopsy!». Беня почувствовал себя вдовцом. Я смотрела в его лицо, полное светлой скорби, и думала о сигарете. Горло болело и распухло. До биопсии оставалось две недели... Муж принёс из аптеки никотиновые наклейки и предупредил, что любая попытка закурить вызовет сердечный приступ.

Я впервые примерила на себя выражение «страх правит миром». Тянулась к сигарете – и сразу же видела себя, падающей вниз лицом от инфаркта; отдёргивала руку.

Биопсия показала многочисленные полипы гортани. Их удалили, и к вечеру я уже была дома. Первые дней десять не могла говорить совсем. Постепенно голос стал возвращаться, но – не мой, а высокий и тонкий, как у скопца. Он вызывал у меня отчаяние, а у окружающих смех. Перед уходом на службу муж продолжал старательно лепить на меня никотиновые наклейки. Через пару дней меня осенило. Отодрав ненавистный пластырь, я с наслаждением выкуривала сигарету. К Бениному приходу с работы статус-кво был восстановлен, а предательский запах заглушён лимонными корками.

Вскоре, не выдержав напряжённой двойной жизни, я во всём призналась – и Беня с достоинством принял своё – и моё – поражение.

К концу месяца всё вернулось на круги своя.

Муж поднимает шторы, делает зарядку, стоит на голове, а я, проходя мимо на кухню, наливаю чашечку горячего кофе, беру первую сигарету и вхожу в утро.

Прежний голос вернулся, но, памятуя о пережитом, по утрам я пользуюсь им редко.

Из армейских историй

Моего мужа Беню призвали в армию после окончания института.

Ему присвоили звание лейтенанта и отправили на Дальний Восток.

Как графиня Волконская, я преданно поволоклась за мужем. Трудно себе представить человека, менее приспособленного к армейской службе, чем Беня. В длинной гимнастёрке на вырост, бесформенных широких галифе и сапогах не по размеру, он вызывал в полку недоумение. Ходил Беня неторопливо, шаркая ногами, на утренние построения систематически опаздывал, с командиром части здоровался, вежливо приподнимая фуражку... На мой взгляд, Беню спас от гауптвахты счастливый случай. В полку была неработающая радиолокационная станция, которую в течение года безрезультатно пытались оживить специалисты из Хабаровска. Муж привёл её в порядок через пару недель, да так и остался при ней до конца службы. Ему дали в помощь восьмёрку толковых солдат, которые быстро стали нашими друзьями.

Обращались они к нему формально: «товарищ лейтенант», но звучало это уже как имя, а не звание.

Итак, мы служили... Офицеры и солдаты относились к нам с покровительственной симпатией, командир части махнул на Беню рукой и вскоре стал для нас просто Ивансемёнычем, а я впервые в жизни занялась сельским хозяйством.

Для начала купила двух кур и поселила их в курятнике. Прожили они в нём недолго: на следующую ночь за одной из них пришёл хорёк и увёл её за собой, вторая ушла сама. Следующая попытка была серьёзней.

Посовещавшись с соседкой Галей, мы решили купить свинью. Галя была девушка деревенская, обстоятельная, и выбор я доверила ей. В расположение части животное торжественно доставили на подводе и окрестили её, по моей просьбе, необычным именем Пепита. Свинья была небольшая, довольно упитанная, с маленькими злыми глазками. Вначале я её побаивалась, но чувство ответственности пересилило страх. Я бегала в свинарник по нескольку раз в день, задабривая питомицу домашними котлетами и супами. Не могу сказать, что она меня полюбила, но отношения налаживались.

Первые пару месяцев Пепита вела себя не по-свински пристойно: валялась на солнышке, гуляла с хозяйским видом по двору, даже подружилась с местной собакой. К весне стала нервничать...

Однажды ночью наш боевой Даманский полк вскочил под ружьё от её дикого визга. Свинья визжала сутки не переставая. Приглашённый из деревни ветеринар сказал, что её пора выдавать замуж. Моя опытная соседка повезла Пепиту в деревню к знакомому хряку и оставила новобрачную на несколько дней в доме мужа.

Вернулась наша свинья подавленной и разочарованной, пролежала, безучастно глядя в стенку, и через несколько дней тихо угасла. Под её толстой кожей билось нежное женское сердце, которое не вынесло разлуки.

Весь полк шёл за подводой, увозившей Пепиту в последний путь.

...Наступил день демобилизации. Мы уезжали поздно ночью, и, когда, несмотря на отбой, неожиданно раздалось «Прощание славянки», а солдаты и офицеры повысыпали из казарм..., я с трудом сдержала слёзы.

...Недавно, просматривая альбом с чёрно-белыми снимкам тех времён, я нашла маленькую фотографию. Беня в длинной офицерской шинели, я в позе Джульбарса у его ног, а в углу двора – наша Пепита.

Корни

Я обратила внимание на эту женщину в приёмной у врача. Она что-то суетливо искала в объёмистой сумке и знакомым нетерпеливым движением вытряхнула всё содержимое на колени. Подняв выпавшую упаковку с таблетками, я протянула ей. «It is for my panic attacks», – объяснила женщина. Мы обменялись вежливыми фразами. Как всегда, последовал неизбежный вопрос: «Where are you from?». Услышав, что я с Украины, моя собеседница оживилась и стала рассказывать.

Начала она со своих украинских корней: «Мой отец родился в Киеве. Когда началась война, папа стал полицаем. На службе его все очень любили – так, что в конце войны ему, как ценному работнику, предложили уехать в Германию. Через год он иммигрировал в Америку и женился на маме. Мама моя – тоже украинка, из Подольской области. Когда я родилась, мама тяжело заболела, и в основном меня растила бабушка. С родителями она говорила только на украинском языке, которого я не понимала, а со мной кое-как объяснялась по-английски. Мы часто переезжали с одного места на другое, нигде не задерживаясь подолгу. У папы остались родственники на Украине, но он почему-то не пытался их найти и не любил об этом говорить. Уже 15 лет, как он умер. Нет, не болел; пил много, ну и… умер».

Я слушала её и пыталась проглотить комок в горле. История, рассказанная ею почти документальным слогом, вызывала во мне сочувствие и глубокую жалость, и не имеет значения, что мы с этой женщиной жили по разные стороны большой истории – она об этом не подозревала, потому и гордилась важной службой своего отца. Неожиданно она протянула мне руку: «Меня зовут Терисса!»

И с гордостью добавила: «А бабушка называла меня иначе, у меня ведь есть украинское имя тоже!» – «Какое?» – удивилась я.

И она ответила мне певучим украинским языком, явно воспроизводя только ей слышимый бабушкин голос: «Свиня, пiшла додому!».

Костюм

Мы были знакомы уже пару месяцев, но он впервые пригласил меня на свидание. Я стояла на трамвайной остановке возле Куликова поля и терпеливо ждала. Я не думала о том, что, по негласному этикету, женщине неприлично приходить заранее, и каждые пять минут смотрела на часы. Беня запаздывал на двадцать минут. Я увидела его издалека: одетый с необычной элегантностью, Беня шёл неторопливо и рассеянно поглядывал по сторонам. Вместо привычных старых брюк и мятой рубашки на нём был тёмно-синий вельветовый костюм с редкими яркими полосками. Я тайком посмотрела в зеркальце и пожалела, что не надела голубую блузку, которую недавно прислала мне мама. На французский фильм мы, конечно, опоздали, но в другом кинотеатре неожиданно для самих себя попали на индийский. Зал был переполнен. История трагической любви главных героев, вперемежку с танцами и песнями, воспринималась зрителями очень эмоционально. То тут, то там слышались взволнованные реплики, многие всхлипывали; у сидящего впереди тучного мужчины подозрительно тряслись складки на затылке. Беня короткими фразами комментировал происходящее на экране и в зале. Я пыталась задушить подступающий волнами истерический смех и, не сдержавшись в какой-то момент, громко расхохоталась. Я уже не могла себя контролировать: взрывы смеха следовали один за другим, по лицу катились слёзы. Возмущённая билетёрша, светя в темноте фонариком, вывела нас из зала.

На улице Беня похлопал по накладным карманам своего роскошного костюма, но ключей не нашёл. «Зайдём ко мне на минутку, я прихвачу ключи, и мы ещё погуляем?» – предложил он. Дверь открыла величественная полная дама в длинном халате. За кухонным столом сидели двое мужчин, Бенины отец и дед. Я удивилась тому, что, несмотря на поздний час, на них были точно такие же, как у моего кавалера, нарядные тёмно-синие вельветовые костюмы с редкими яркими полосками.

Спустя неделю я увидела их в центральном универмаге.

Это были пижамы...

© Рита Александрович, 2014 – 2016.

© 45 параллель, 2016.