Римма Аглиуллина

Римма Аглиуллина

Четвёртое измерение № 8 (428) от 11 марта 2018 года

Письмо перед исчезновением

пять писем без ответа и ещё одно

 

1

 

мы отправили к вам очередного гонца

а ответа всё нет

 

мы выпускаем из рук одну птицу за другой

это был последний белый голубь

за ним последуют голуби попроще

серые

грязные

блохастые

ни один из них не вернётся

 

2

 

мы отправили очередного гонца

ответа не последовало

неужели вы все до единого

обижены

неужели нас

оставшихся тут

наказывают этим молчанием

 

3

 

мы отправили к вам очередного гонца

точнее

пока мы спали

он собрал вещи и выскользнул за дверь

утром никто не ждал что он вернётся

потому что никто не ждал что он уйдёт

 

4

 

мы отправляем

гостинцы

тёплый платок для ани

любимые конфеты рината

сто грамм для дяди толи

 

мы обещаем

заглянуть

по-семейному

скоро

когда разберёмся с делами

 

5

 

мы отправили к вам с перекладными

джульбарса

муську

кнопу

истлевший от пыли фикус

 

мы перебираемся к вам потихоньку

дорогие мои, подождите

 

VI

 

когда я прохожу по ночной улице

фонарь резко очерчивает дорогу

и рядом в сумерках

кто-то всегда скрипит снегом

в темноте

наши пальцы почти что соприкасаются

наши реплики должно быть

составляют разговор

наши шаги звучат в унисон

настолько, что можно принять их

за одинокий звук шагов

 

но наконец-то

из оранжевого света

я сворачиваю в неосвещённый двор

я возвращаюсь домой

 

сентиментальные ценности

 

растеряно подходит

говорит

у меня представляете

сумку

из чёрного кожзама

взяли и

 

оно бы ничего

потёртый кошелёк, смятые инфляцией купюры

полусъеденная помада

но альбом

 

старый альбом клеёнчатая обложка

карточки врассыпную

мама, папа,

бабушка, дедушка, брат, сестра

куда же

это же не представляет никакой

 

ГРАЖДАНЕ НЕ ЗАДЕРЖИВАЙТЕСЬ ПРОХОДИМ

НАШИ СОТРУДНИКИ ПРОВОДЯТ ДОСМОТР

ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ

ЛИЧНЫЕ ВЕЩИ

НА ТЕРРИТОРИЮ УБЕЖИЩА НЕ

 

* * *

 

если откроешь рот в него войдёт вода

а не течение реки

не поведёт тебя нежно

не будет упорно толкаться

изнутри

 

только гниловатый ил

тонкий радужный бензин

 

если откроешь рот не заговоришь

кто-то другой заговорит в тебя

наполнит твой рот

горькой чужой слюной

 

водоросли и волоски

застревают на зубах

 

если откроешь рот не откроешь рта

выйдешь отсюда

и за тобой слова сомкнутся

как вода

 

стихи о любви

 

но до любви

я хочу сказать об одинокой старости,

о том, как кожа становится холоднее,

словно человек сворачивается

внутри себя,

всё дальше от этого мира.

Зови же их, уходящих,

пока ещё можешь дозваться,

пока они могут оглянуться,

махнуть на тебя рукой в досаде,

пока их крошечные фигурки

не растворились в сточенном горизонте.

 

Но до любви

я хочу рассказать о напуганных детях.

Об их звериной грязи,

о том, как они выворачиваются в этот мир

всей своей беззащитной кишечной изнанкой,

всей своей бойней, тяжёлым запахом,

несделанной уборкой,

пульсирующей болью,

дипломом, аттестатом, правильным выбором карьеры,

кровью и мясом,

важностью дисциплины, соответствующим дресс-кодом,

вызывайте неотложку,

дурным влиянием видеоигр.

 

Но до любви

я хочу сказать о запрещённых синяках,

неоприходованной злости,

о толковании документов и бестолковости мёртвого тела.

О том, что каждый держал свечку

за упокой раба,

пока вышеназванного раба забивали ногами.

 

Не до любви,

надо выстроить убежище из своего тела,

и чьего-то ещё тела,

и чьих-то ещё тел,

и сомкнуться плотнее, ведь за нами

старый, малый, убогий, беззащитный,

отвергнутый, ненавидимый, обвинённый,

неудобный, отвратительный, живой и тёплый.

 

А теперь – о любви.

 

* * *

 

в черепе моём свернулась змейка

вздрагивает тысячелетний сон

вверх по ветвям крови взбираются предки

опустело турецкое седло

 

рыбка внутри говорит – я её не слышу

ты не слышишь тем более

рыбка пьёт

тёплый бульон

и в тёплом бульоне дышит

смотрит тренировочный сон

 

рыбке снятся ветра и маленькие короли

мне снятся кошмары и ничего – тебе 

чувствую как мурлычет сердце в груди

переступая, устраиваясь в тепле

 

страйкбол

 

1

беженцы прибывают в город Челябинск

утро теснит

в плечах

по всем фронтам

джинсы мои всё-таки впитали

юшку и пыль

резаным гвоздям

пережидать

до условленного знака

курит молчит

лёгкий железный завтрак

бычки ходят по пальцам

 

чтобы чуть позже

мне в лицо впитаться

 

2

у меня насморк в тебя угодила пуля

они соврали что это

инсценировка

югославия кусается шрапнелью

прививкой

памятной наколкой

 

* * *

 

на такой земле не удержат ноги

 

сорван апрель

отыграли мессу

сложили инструменты

на твоей стороне

этот градус держится

вплоть до рассвета

 

я сломала кожу

чтобы под слепотой

отогрелись руки

но там ни камня на камне

ни первичности господи

определи на постой

и держи меня заново

 

но когда проходит

время перекура

обогнавший бездумно

мазнёт тебя по плечу

 

собирай шмотьё

подожми хвост

уходи, литература

ты меня не съешь

я тебя не приручу

 

экалавья

 

зачем тебе мой палец зачем зачем

кроличьей лапки жутенький амулет

мой глиняный наставник открыл свой рот

впервые за много лет

 

мой выдуманный друг

мой лесной божок

на пару с тобой я был так одинок

что выплюнул на песок имена

и лица песка

взирают на тебя

 

я дал им место я их носил в себе

вздуваясь как утопленник

на сносях

я их мирил и ссорил

и снизу вверх

смотрели мы на тебя

 

держи мой палец твой законный трофей

а знаешь

мы все тебя ненавидели

 

тихо

по-змеиному

как никто не умеет кроме детей

 

* * *

 

так и жили

все

от балды

до беды

гарцевали читали и пили

заражённые сны

от сумы

до войны

до горчащего нового стиля

 

по низинам

лицом

под дешёвым винцом

под народное т.е. блатное

отпусти меня слепень

ростом в сталинский дом

не хочу я водиться с тобою

 

недотыкомка сволочь

мяучит

раззявив

свой недоразвитый рот

 

что, алешенька?

жрать?

или хочется тяпнуть,

недоделанный ты аборт.

 

что палёное пьют

оттого и бредят

оттого и слова не в счёт

но одно из ста – пауку из рёбер

камнем прямо в живот

 

ювенальная юстиция

 

I

Не найти места прекраснее,

чем то, где я родилась.

Всё потому,

что эта страна

всегда была скорее мечтой,

чем реальностью.

 

Ты – салют.

И после праздника

только запах гари в воздухе.

 

II

Разве корни

и ветки твоего родового дерева

не ноют на погоду?

Не разворачиваются в тебе

ворчливым, старым

скелетом в шкафу?

Не напоминают

о себе

синяками татуировок

на морщинистой коре?

 

Разве корни и ветки твоего родового дерева

не окружали тебя прутьями

решётки

от гнезда – до могилы?

 

III

Моё имя – не ругательство.

Даже на твоём языке.

Моё лицо – не твоё извинение,

Моё тело не числится

в описании имущества с понятыми.

 

Ты – война.

И после революции

только запах крови на улицах.

 

* * *

 

покуда земля не разверзлась

я рябь в кружке с остывающим чаем

я взбесившийся зверёк

мечусь в приступе ужаса

древнего как шаги этой беды

 

пока гроза не грянула

я шёпот статического электричества

я тяжесть головной боли

накрывшая железом весь дом

покуда не последует удар

по жестяной крыше

 

я кричу ещё до боли

я падаю задолго до первого выстрела

я оплакиваю живых

потому что когда огонь закроет двери

 

будет некому

 

будет некого

 

посвящение Дарье Кригер

 

Отступаешь – и вот ты у матери за спиной,

и глядишь на затылок,

на первый взгляд непривычный,

как твой собственный –

невиданный и родной.

Да и как устоять на двух пядях земли,

если обетованной –

прах в одной горсти,

ни разжать,

ни на мгновение отпустить.

И когда земля на засев –

глуха на всё.

Вспашешь плугом динамита:

на вершок пыли,

а там беспробудный лёд.

И его кристальной белочкой погрызи-ка.

Самоцветная сердцевина твоей земли

не растает и летом,

не сможет прокормить,

и тяжёлое чрево гулко отвечает.

Но я вижу – уже стоит за твоим плечом

твоя дочь.

И лицо её голо и горячо

 

* * *

 

отличай гнездо от клетки, язык от паразита

у тебя во рту

разбавлена рыбьей кровью

речной водой размыта

речь спускается в подвальную немоту

пропадает в тени из вида

 

у тебя по спине ползёт паук

не оглядывайся назад

 

из невыполотых корней

по ночам у них во рту

прорастают ветвистые запахи

проползает древесный клей

осаждённый город продают за еду

 

не участвуй в дележе

награбленного

 

у тебя на спине сидит мертвец

так стряхни его наконец

 

* * *

 

если бы я была нумизматом

я бы собирала фальшивые монеты

надоедала бы гостям

перебирая их

рассказывая истории

стрекочет

валюта лисьей империи

 

мои дети

тайком брали бы

ценнейшие экземпляры

становились медяками

в том мире

что чуть выше метра от земли

и один

лжец с королевским профилем

наконец сбежал

 

я бы ругалась

на нерадивых стражей

один бы заплакал

второй сердито сопел

 

после моей смерти коллекция долго лежала

мёртвым грузом

ей бы в музей криминалистики

уникальная коллекция

ушла в полумёртвый

краеведческий музей

где лампы онемели

бельмами пыли

 

(свет включает старая вахтёрша

для редких посетителей

удивляясь их появлению)

 

мои старые дети

находят потерянную монету

в банке с пуговицами

«помнишь, как она кричала?»

«ты заплакал»

и звякнули монету

обратно

 

последнее письмо перед исчезновением

 

Дорогая Лора!

Я пишу о мертвецах,

светящих непроглядными глазами,

неустанное щёлканье их тусклых зубов,

не даёт мне спать,

покуда они не сотрутся в лихорадочный порошок,

под собственной тяжестью, под землёй, под солдатскими сапогами.

 

Дорогая Лора! На горных пиках флаги,

и они не о братоубийственной войне,

что кипит в венах страны и не смеет покинуть её пределов,

в меловом круге, в ярости, во Христе.

 

Дорогая Лора, мы видели поступки,

омерзительные до того, что быть свидетелем

постыднее, чем самому их совершать,

и теперь – мешок на голову,

на юг, на заклание, на остриё ножа.

 

Дорогая Лора!

Подумать только, проснуться,

чтоб узнать, что пока ты спал,

мир наступил тебе на лицо, как наглый кот,

и пока ты смеялся над нелепостью,

пудовая нога

вошла в твой череп, а потом

в то, что осталось от него.

 

Что касается меня, то я

уезжаю отсюда завтра в неизвестном направлении.

 

песни о любви и родине

 

1.

насквозь седой мужчина

говорит

нам нужна война

на войне куются лучшие люди

говорит

в стальных характерах

нуждается страна

 

(мама говорила

что лучшие

не вернулись с фронта)

 

2.

этот язык не создан

для любви

эта земля не годится

чтобы жить

 

я вывернулась из неё

и она мне вслед

тянет пустые глазницы

 

эта земля для того

чтобы за неё умереть

 

я вывернулась с корнем

и он истекает кровью

 

3.

и тебе удобрять эту почву

каменистую и сухую

и тебя не похоронят

а закидают камнями

 

ложатся на веки

две медные монеты

двухметровыми столбами

 

4.

если каждый первый мужчина этой страны

желает мне зла

 

есть

у меня

дом?

 

не каждая песня о Родине – это гимн.

 

в детстве я рисовала птиц без ног

не понимая, зачем им ноги нужны

 

5.

это ряд для отцов

чья единственная вина

в том

что они не умели любить

 

(эта тяжесть тенью под сердцем твоим легла

нужно вынести из горящего дома

вЫносить позже на жизнь

 

что страшнее

чем быть любимой

тем

кто не умеет любить)

 

здесь матери

что всего лишь

не умели быть нелюбимыми

 

(шрамы твои велики

 

перечёркивают

тебя целиком

 

они были меньше

они росли с тобой)

 

в этом месте ляжешь ты

когда твоя маленькая

тлеющая любовь

закончится

 

пой