переплыви Волгу, переплыви Лету...
Пётр Вегин
В этом году Александру Геннадьевичу Иванникову исполнилось бы семьдесят. Увы, он полтора года не дожил даже до своего шестидесятилетия. Мы были знакомы с Сашей со студенческих лет; не сказать, чтобы тесно дружили, но общались и не теряли друг друга из виду. Как большую ценность храню его машинописные книжечки, переплетённые вручную и содержащие чернильные авторские правки.
Продолжая прерванный разговор
На протяжении четырёх десятилетий я с удивлением и восхищением наблюдал за тем, как строил свою жизнь этот незаурядный человек, для которого главным и единственным делом в жизни стала литературная работа. Свою страницу в ЖЖ Александр назвал «Ареал кириллик». Если изменить всего лишь одну букву, получится название популярного шрифта. Но, скорее всего, он вкладывал в эти слова иной смысл: ареал – область обитания, чего? – кириллической письменности. «Стихи, – писал Александр, – это путь совершенствования. Это неканоническое послушание, среднее между монашеством в миру и юродством». Русский язык, родная речь, творческим усилием преображённые в стихи, были его естественным ареалом:
Мы облачное тесто месим
Для сотворенья букваря.
Когда-нибудь и мы заметим,
Что всё не зря, и мы не зря.
Иванников непростительно мало публиковался при жизни. Но уже после смерти Александра его жена Татьяна Крещенская, сама великолепный поэт, сумела издать практически всё, написанное им: стихи, афоризмы, эссе и короткую прозу. Огромную поддержку в этом ей оказала Сашина мама Татьяна Вениаминовна Алейникова. Вышло шесть толстых томов, которые ждут своих читателей и исследователей.
Поэзия Иванникова отточена по форме и классична в своей простоте. Но она вовсе не проста для восприятия и требует от читателя ответной работы разума и души, а также предполагает наличие серьёзного культурного багажа.
* * *
Невнятен язык матерьяльных событий.
Тебе не понять, как китайскую речь,
Ни тщетных прибытий, ни мелких наитий,
Но ими тебе не дано пренебречь.
У памяти жалкой не вымолишь слова
Тяжёлого эха чужих похорон.
Безумье твоё суть твоя же основа,
Летейской водою течёт Рубикон.
За небо атласное в происках света,
За радость бездарно-отрадных ночей
Примите усталое сердце поэта
Ничейной землёю в отчизне мечей!
Это потрясающее по силе стихотворение написано Александром за два месяца до смерти. Его мастерство, помноженное на мужественную мысль, не слабело до последнего дня. Ещё и поэтому так болезненно ощущается его потеря.
* * *
Даруя чёрным небесам
То, что даровано и синим,
Здесь каждый умирает сам
На перекрестье гибких линий.
Затем шуршат карандаши
Своей мышиною пробежкой,
Что нет бессмертия души,
Пока есть вышняя надежда.
Что делать, если под стопой
Вдруг хрустнет панцирь насекомый?
Какою уходить тропой
От участи такой знакомой?
Литературоведческий анализ этих двенадцати строчек мог бы стать темой отдельной большой статьи. Но в оценке поэтического произведения можно использовать такой ненаучный оборот, как «пробирает до дрожи». Подобное чувство я испытал, читая это стихотворение. Думаю, не я один.
Был ли Александр Иванников современным поэтом? По времени работы – да. По духу же и смыслу он сумел подняться над эпохой и сказать о ней и о себе нечто такое, чему суждена гораздо более долгая жизнь. Его стихи обладают проникающей силой кумулятивного снаряда, который прожигает броню равнодушия, непонимания, поэтической глухоты.
Социальная тема не так уж часто возникает в стихах Иванникова. И хотя он сам говорил, что «художник всегда в оппозиции к власти», эта оппозиционность носила в его случае скорее характер стилистических разногласий (определение Андрея Синявского) и выражалась в подчёркнутом пренебрежительном игнорировании. Россия ассоциировалась для Александра в первую очередь с её культурой, а не с государством, его великодержавным чванством, его властителями и формальными символами. «У нас не герб, но рабское тавро», – писал он в стихотворении «Патриотическое», которое завершается такими ироническими строками:
Глядят вокруг две хищных головы
И птичьими ворочают мозгами:
«Да, дело – дрянь, повсюду дикари!
Лишь мы одни обласканы богами…»
Официальный, насквозь фальшивый, но щедро проплаченный «патриотизм» вызывал у Иванникова глубокое отторжение. Его любовь к родине – это острая, сострадательная любовь-боль:
Я не могу ничем тебе помочь,
Ты – дочь моя, железная, немая.
И поезда, идущие сквозь ночь,
Тебя гудком протяжным поминают.
Александр Иванников прожил нелёгкую, но счастливую жизнь, наполненную творчеством. Такой жизни многие могли бы позавидовать, но немногие повторить.
Я не знаю, бессмертны ли наши души. Но душа поэта жива, пока не угасает взволнованный интерес к его стихам. На моём письменном столе лежат Сашины книжки, в которых он высказался со всей возможной откровенностью, полнотой и художественной убедительностью. Я их открываю, и мы будто бы продолжаем прерванный на полуслове разговор.
Стихи Иванникова публиковались и ещё будут публиковаться в «45-й параллели». В предлагаемом вашему вниманию номере напечатана поэма Александра «Крысолов». Она написана много лет назад, а кажется, что сегодня, потому что вечные темы не стареют. Эту публикацию мы предваряем небольшим эссе Татьяны Крещенской, которое она нам любезно предоставила вместе со стихами покойного мужа.
Загадка крысолова
Наряду с другими художественными образами в литературе, образ Крысолова привлекает внимание своим традиционным и преемственным звучанием. К этому образу прямо, косвенно или ассоциативно обращались А. Пушкин, А. Грин, М. Цветаева, современный поэт А. Цветков, а также А. Камю. И всё это восходит к средневековой немецкой легенде о Крысолове. Так в чём же его экзистенциальная загадка? Кто такой Крысолов? Ответ в том, что нет ответа. Нет ответа однозначного. Образ Крысолова не укладывается в человеческое понимание добра и зла. Почему этот образ так мрачен и драматичен? Почему к нему художники обращаются снова и снова? Это экзистенция совести? Земная ипостась души человеческой, за которую идёт неустанная борьба? Или этот образ и есть поле битвы, линия фронта, пролегающая через человека? Традиционный Крысолов берёт плату детьми и исчезает. Бюргеры не только не хотят ему заплатить за проделанную работу, но и не могут, они не платёжеспособны, по большому счету, и Крысолову нечего делать там, где нет совести, где тёмное начало завладело людьми, и высока этому плата – дети. Может быть, дети – души в чистом виде? Крысолов уводит детей от родителей, но опять же – от каких родителей? Будучи лживыми и корыстолюбивыми, лишённые чести и совести, кого они воспитают? И он, может быть, спасает души через гибель тел? Куда он уводит детей? Куда исчезает сам? Озеро тождественно небу? А дудка – музыка сфер? Дудка – инструмент тоталитаризма? Крысы и дети – трансформация?
Татьяна Крещенская, Александр Иванников и фокстерьер Адам с «неправильными ушами», у поэтов всё неправильное, даже собаки. 80-е годы.
С некоторых пор этот образ начинает в литературе двоиться. В нём проступает двойственная природа – человеческая и крысиная. В образе Крысолова максимально совмещены начала – светлое и тёмное, спасительное и губительное.
Поэма Александра Иванникова «Крысолов» – ещё один значительный штрих к образу Крысолова. Поэма вневременна и злободневна, потому – не политична. Эта поэма – поэма-апокалипсис. В центре – фигура Крысолова, он же – Гомункул, он же – Аполлон, он же – и Крыса, и Сатана. И он же свой антипод – Лирический герой. Автор показывает, как не прост Крысолов, что он во всех нас, если пристально всмотреться. Но крысы – символ. Не люди. У крыс свои законы. Это поэма катастрофы, которая периодически повторяется. Стабильность, показанная в начале поэмы, несёт отпечаток прошлой катастрофы. Сначала это Аполлон – символ эстетики, гармонии. Маску Аполлона сменяет маска Гомункула – человека из пробирки, символ вырождения человечества. Пытаясь уйти от гибели, Крысолов выступает в разных ипостасях и масках. И только в конце поэмы маска падает – Сатана, Крыса, – и опошление идеи «равенства и братства». Но лицо ли это или следующая маска? Крысы всегда чувствуют в нём своего. И если он – их порождение, и зависит от них как своей среды обитания, то уничтожение этой среды Крысоловом – это и самоубийство. Идёт прорыв за образ. Этот парадокс Крысолова пронизывает всё, каждую личность, народ, страну. Идёт калькирование одного процесса на разных уровнях.
Крысолов – символ интеллектуально-агрессивный. В поэме всё – предупреждение: и Гомункул, и норы, и псевдоуют, и, порой, сомнительные ценности, и Муза-Крыса, и птицы, «заселяющие гнёзда человечьи», и «бешеная трава», и это всё – на фоне неба, не меняющего цвета и запаха. Неба как непреходящей ценности. Неба как символа вечности, чистоты и духовности.
Текст поэмы умышленно пробуксовывает, косноязычит. Местами заметна некоторая какофония, некоторые длинноты, умышленно раздражающие. За счет этого текст поэмы плотен, материален и как бы обладает вязкой, почти живой тканью. Всё это и нарушенная сюжетность подчеркивают фантасмагоричность происходящего. Поэма «Крысолов» трагична и обращена к будущему. Трагическое искусство всегда проникнуто пафосом утверждения жизни в её идеальной форме. На земле ничто не существует без своей противоположности – либо исчезают оба, чтобы снова начать быть. И задача художника – мобилизовывать духовные силы и помогать миру пребывать в равновесии.
Татьяна Крещенская
(1988)
«Письменный стол Александра Иванникова через несколько дней после его смерти. Недокуренная трубка и недокуренная сигарета. Машинописные рукописи,из которых он выбирал стихи для публикаций в Живом Журнале (ныне Журнал Памяти), а так же делал последнюю редакцию стихов. Книги справа разложены мной, чтобы видно было, какие лежали у него на столе в последнее время. Компьютер рядом слева на другом столе. Недокуренная сигарета и трубка за 2 дня до смерти. Говорил когда-то, что курение уступит последним - так и было». (Татьяна Крещенская)
Фотографии из архива Татьяны Крещенской
© Борис Вольфсон, 2025.
© 45-я параллель, 2025.