Пётр Межурицкий

Пётр Межурицкий

Все стихи Петра Межурицкого

Gnosis

 

Во время чумы – чума есть банальность –

такова обыденности реальность,

в которой мается естество,

но дух зато прозревает победно:

чума не появляется из ничего

и не исчезает бесследно.

Помех всевозможных сбивают шумы

с пути на голгофы и биеннале,

и если бы не было в мире чумы,

то мы бы о ней ничего не узнали –

и было бы знание наше бедней

во веки веков до скончания дней.

 

* * *

 

... а когда доконает распутица

не у той, так у этой межи,

всё, что можно забыть, позабудется,

и без этого лучше не жить.

 

Погребальная Книга Забвения

всё, что было, сотрёт в порошок,

но приятно, что кофе пил в Вене я,

что из Пушкина помню стишок.

 

 

Аншлаг

 

Когда-то поэты собирали стадионы,

сейчас и футбол стадиона не собирает –

казалась Чаша сия бездонной,

казалась даже подобьем рая

земного, правда, где – было, было –

толпа пускала Судью на мыло,

спасая душу свою и тело, –

и толпы живы, и судьи целы,

и никуда не девались гунны –

не замечай, что пусты трибуны.

 

Беглец

 

Апостол Павел тот ещё Декарт,

что больше чем серьёзная материя –

товарищи, внимание! На старт

выходит христианства бухгалтерия,

 

о чём предупреждали в старину,

и я в последний раз в своей гордыне

смотрю на вавилонскую луну,

которая родней земли отныне.

 


Поэтическая викторина

Быть человеком

 

Счёт дням потерян окончательно,

что безусловно замечательно,

жизнь улыбнулась мне, даря

свободу от календаря,

пусть ангелы идут в охранники

небесной всяческой механики,

в ту бездну, где за все плати,

пока ещё ты во плоти,

в каком бы ни крутился ранге –

пускай идут, а я – не ангел.

 

Встреча

 

Весьма устав от повседневности,

за неимением иного

я вышел из черты оседлости

и сразу встретил крепостного.

 

Не то чтоб сердце было ранено,

или мороз пошёл по коже –

он мне казался марсианином

и я ему, конечно, тоже.

 

И, разойдясь без чувства сильного

по тем краям, где будет туго,

мы больше, вплоть до штурма Зимнего,

уже не видели друг друга.

 

Герой нашего и не только нашего времени

 

Некоторые же из них говорили: Он изгоняет

бесов силою Вельзевула, князя бесовского

Евангелие от Луки

 

1.

Господа, позвольте – чьей он волей

изгоняет бесов, банит троллей,

обещает массам рай и НЭП,

пьёт и курит, исполняет рэп,

напрягая власти до предела?

А вообще, какое наше дело,

до того, куда он и откуда –

как по мне, хоть из нирваны Будда,

плохо это или хорошо:

фокус в том, что он уже пришёл

и влечёт нас в бездну за собою,

для того и посланный судьбою.

 

2.

О том, что эти мифы обо мне,

я знать не знал и счастлив был вполне,

дивясь делам героев и богов,

как будто личных не было врагов

от самой колыбели у меня

в любой момент, какого хочешь дня,

или как будто всех моих дорог

не проложил себе во благо рок,

да так, что не порвётся и по шву;

потом узнал, с чем, в общем, и живу.

 

3.

Ты спроси у любого прохожего,

есть ли в смерти хоть что-то хорошее,

и, возможно, услышишь в ответ,

что хорошего, дескать, в ней нет,

и что вряд ли понять нам с тобой,

на черта нас ведут на убой,

превращая в нелепое крошево,

если в жизни так много хорошего?

 

4.

Явный вольтерьянец он, во-первых,

во вторых, бывает у неверных,

в третьих – суггестивен, а в четвёртых

говорят, что воскрешает мёртвых.

 

Гурвиц

 

Жизнь настолько не проста,

что не знаешь, как не скурвиться:

есть евреи за Христа,

есть евреи против Гурвица.

 

Там, где шкаф, ищи скелет –

будут в той ли, в этой вере

через пару тысяч лет

и за Гурвица евреи.

 

И смешон мне твой вопрос:

«Что за Гурвиц, интересно?»,

словно кто такой Христос,

всем давно уже известно.

 

Детство

 

Я накопил деньжат на компас –

мне это было по плечу –

передо мной зияла пропасть,

я до сих пор в нее лечу.

 

 

* * *

 

Душа украшена позором,

как дорогой ковёр узором,

и не суди, как ревизор –

ты заслужи ещё позор.

 

Единство мира

 

Говорят, что мир един,

отчего же, дорогой,

скажем, в Гугле я один,

а на Яндексе другой?

 

Объяснит любой мосье –

или как назвать его –

всё зависит от досье,

а досье ни от чего.

 

Что такого, если явь

 плод сизифовой работы?

Как подлунный текст ни правь,

не изменишь даже йоты.

 

Доживаешь до седин,

не всегда бывая в духе –

говорят, что мир един?

А ещё какие слухи?

 

* * *

 

Если хочешь жить, не умирай

и тяни на зависть всем резину,

говорят, мол, осень – это рай,

если так, то что сказать про зиму?

 

Если что…

 

В моем психическом здоровье

прошу винить моё сословье,

госдеп, любовь, Эжена Сю,

а заодно природу всю.

 

Индульгенция

 

В низинах ели печенье с чаем,

в высокогорьях пасли овец:

«Сын за отца не отвечает», –

сказал народу его отец.

 

Искупление

 

Он пересел в партер из ложи,

но к счастью нашему, моложе

от перемены мест не стал –

в пути от ложи до партера,

кряхтя, заканчивалась эра,

освобождался пьедестал.

 

От Колымы до Красной Пресни

страну спасали их болезни,

и, воплощая Божью блажь,

по всенародному хотенью

небытие являлось тенью,

внося изрядный оживляж.

 

Пусть этого казалось мало,

а после и того не стало,

но до чего хорош был слив

и распрощаться с прошлым повод, –

кто знал, что мне был уготован

великий город Тель-Авив,

 

откуда сутки, если прямо,

пешком до гроба Авраама,

в чём искупление моё,

хотя узнаем мы едва ли,

зачем нас и кому сдавали,

но точно – каждому своё.

 

* * *

 

Как на вождей, приятель, ни гони,

парадами командуют они,

 

а мы, какую жвачку ни жуём,

у них, прошу прощенья, под ружьём,

 

и всякий раз душа впадает в раж,

когда до слов доходит: «Шагом марш!».

 

 

Кесарь и мухи

 

Так не бывает, но было бы дельно –

кесарь отдельно, котлеты отдельно,

чтоб за обед у себя на столе

тенью живой не болтаться в петле.

 

Мало ли что не умеет смотрящий –

космос и этак и так настоящий –

кто, господа, на какой из планет

любит котлеты, а кесаря нет?

 

Время хорошее или плохое,

разве нельзя обозначиться в хоре,

где опасаясь за голоса медь,

можно в конце концов вовсе не петь?

 

Наши дела обязательно глухи –

кажутся данностью кесарь и мухи,

что пробиваются в частную жизнь,

как за нее иногда не держись.

 

Нам не понять, как не канули в леты

кухни, где мамы готовят котлеты.

 

* * *

 

когда ты в дороге,

нигде тебя нет,

и делаешь ноги

с погасших планет;

 

стираются лица,

мотая срока,

и сколько ни длится,

а жизнь коротка.

 

Колыбельная

 

Нет, неправда, не как вошь,

И, конечно, не за грош –

Жизни нет, а ты живёшь,

Смерти нет, а ты умрёшь.

 

В этих смыслах вся их суть,

В этой сути смысл весь,

А без смыслов не уснуть,

Хоть мозги на гвоздь повесь,

Хоть всю ночь считай до «Пи» –

На работу не проспи!

 

Конец лета

 

На повестке конец пусть не света, но лета,

всё равно я никак не приветствую это,

потому что противно душе и уму

подчиняться опять неизвестно чему,

потому что час от часу будет не легче,

потому что до Судного дня недалече,

потому что амнистия выйдет врагу,

потому что живу не на том берегу,

потому что, устав от сомнений бесплодных,

я не выдержу натиска птиц перелётных,

потому что представить себе не могу,

как бывают красивы деревья в снегу.

 

Космонацизм и неополярная ночь

 

Космонацисты и космополиты

кровушкой, а не водою разлиты,

хоть их водою и не разольешь:

нация – правда, и космос не ложь.

И на войне, и в тюрьме, и в столовой

нет ничего кроме честного слова,

и хоть до Лондона вырежь Париж,

только себя одного и казнишь,

будучи крайним в любой нумерации –

но до чего хороши декорации,

смена которых не кажется сном,

ночь или всё ещё день за окном.

 

Кронштадт

(сказание о смысле)

  

...И было ему непонятно стыдно не то за себя, не то за

американца, не то за Россию, не то за Европу.

Всеволод Иванов. «Бронепоезд №14.69»

 

1.

 

В Кронштадте, как всегда, мятеж –

А кто бунтует? Да всё те ж

И с тем же результатом

На том же поле ратном,

Где наших бьют, понятно,

Но всё равно – приятно!

 

2.

 

Бронепоезд садо-мазо

был не защищён от сглаза

и не выполнил приказ,

и не важно был ли сглаз –

просто надо делать ноги,

раз не с нами Бог – о, боги!

 

3.

 

Пускай я в жизни не был Крезом,

Но ел картошку с майонезом

И охранял салон-вагон,

Где всё сияло от погон,

Потом была погоня,

Чтоб не сказать облава,

И прочая агония,

А с ней дурная слава

Длиной до следующих смут,

Когда нас, может быть, поймут.

 

4.

 

Иных уж нет, а те на зоне –

Что толку в этаком резоне,

Хотя любой другой резон,

Конечно, тоже не озон –

Вот и дыши озоном

Вотще назло резонам.

 

5.

 

Родился на своем веку

И умер в собственном соку,

То есть практически исчез

С концами всеми, вести без,

Притом, что нам остался труп,

И осязаем, и сугуб –

Не сетуй, каждый обеспечен

Бессмертием, хотя не вечен,

 

И человеку кануть в Бозе

Навряд ли легче, чем берёзе

Или трудней, чем муравью,

Прощай, природа – I love you!

 

6.

 

Да, мы друг другу грызли горло,

но дружно, весело и гордо –

бывало весь ареопаг

на радостях плясал гопак –

и зависали небеса

и подавали голоса,

и самый медленный папирус

плевать хотел на антивирус,

раз наступило время порч,

кого ты из себя ни корчь!

 

7.

 

Я рад поверить и задаром,

Что Зевс питается нектаром –

Нам не дано предугадать,

Кому придётся голодать,

Будь ты хоть эллин, хоть вандал –

А то еврей не голодал!

 

8.

 

А ведь была страна Расея,

где пили водку не косея,

где по усам икра текла

зерниста, будто из стекла,

где царь пешком ходил на вече,

причём в обличье человечьем,

людьми своими не соря –

не будем, впрочем, про царя.

 

9.

 

Деревья, звери, птицы, рыбы

так много рассказать могли бы,

но смотрит на туземца брит

и ничего не говорит.

 

10.

 

Китаец сделал революций

не меньше, кажется, чем росс,

а разве так велел Конфуций,

чему их там учил Христос?

 

11.

 

Алло, гусары и драгуны,

пора сдаваться, мы не гунны,

сам государь сошел с ума

и Богу молится, и тьма

скучает по его портрету,

за ним повсюду семеня –

гарсон, карету мне, карету,

а к ней, желательно, коня.

 

12(а).

 

Кто есть кто, и кто никто есть,

показал нам бронепоезд

тут внутри и там снаружи,

как шутя – ему вольно:

на войне повсюду хуже,

но, опять же, не без «но».

 

12(б).

 

Пускай врачи исчадья ада,

но всё равно лечиться надо

желательно до смерти самой,

раз шутки плохи с этой дамой.

 

14.

 

Мой друг отправился на воды

считать жиры и углеводы,

питаясь варевом из трав,

и в этом он, конечно, прав,

а здесь не то, чтоб так уж кстати,

но, как всегда – мятеж в Кронштадте.

 

Местечко

 

Неважно, где зарыт был Ирод,

но важно, где и кем был вырыт,

а древнеримский акведук

здесь, как психический недуг,

зато не так уж, чтоб вдали

стоят изделия Дали

и успокаивают разум –

вот Путин из морских глубин

выходит, обнимая вазу –

везёт же некоторым, блин –

его встречает древний аспид,

и кто тут только не был распят…

 

А мне за то, что я хороший,

в аренду эту землю Ротшильд

сдал на полвека, нынче в хате

считаю дни свои – мне хватит.

 

 

Место в строю

 

Боюсь, в пределах Ойкумены

все тексты боговдохновенны,

к тому же и все люди братья,

что, может быть, и не проклятье,

 

и только украшают ряд

слабейший текст и худший брат.

 

Метод

 

Это, конечно же, надо уметь –

выйти по-доброму из пике:

что у Достоевского на уме,

то у Смердякова на языке, –

 

если и впрямь предначертана грань

и заповедано скиснуть уму,

пусть уж такое несёт эта дрянь,

что и подумать нельзя самому.

 

На реках вавилонских

 

Сравнительно недавно

являлся на Руси

Нижинский в роли фавна

в балете Дебюсси.

 

Но кончилась житуха,

которая была,

опять-таки – разруха

и прочие дела.

 

Жить можно и без Фавна,

кого ты ни спроси –

но как бывало славно

когда-то на Руси!

 

Науки и религии

 

В математической природе

почти что всё понятно вроде,

а от физических природ

почти что оторопь берёт –

короче, дух яснее плоти,

что в саддукее, что в зелоте.

 

Николай Кузанский

(1401–1464)

 

Откуда ни возьмись берётся новь,

волнуют душу свежие поветрия,

короче говоря – Бог есть любовь,

но еще больше – Бог есть геометрия.

 

Новогодние стансы

 

В Рождество все немного волхвы.

                            Иосиф Бродский

 

 

1.

 

Большего и не проси,

чем подарок новогодний:

нынче праздник на Руси –

Обрезание Господне!

 

2.

 

Не страна, а полный бред -

До хрена в ней лишнего:

Убирайся в Назарет

Я.Свердлов из Нижнего!

 

3.

 

Тот из Назарета,

этот из Яновки –

просто оперетта

в Бога постановке,

да ещё на горе

всем врагам народа

выходец из Гори,

как на раны сода –

не томи, услышь, Бин Ладен,

покажи им Баден-Баден!

 

4.

 

Поступили с ними грубо,

Пострадали сразу оба –

Бубу выгнали из клуба,

Боба вынули из гроба.

 

Только мир не так уж глуп,

Если не высоколоб –

Буба снова принят в клуб,

Боб опять уложен в гроб.

 

И чего боялся я?

Хоть в огне гори ты,

Всё вернётся на своя

Вечные орбиты.

 

5.

 

на безымянной высоте

а может быть и ниже

живёшь в трудах и нищете

к отчаянью всё ближе

и весь ты максимум деталь

из фильма Лени Рифеншталь

что в сущности предрешено

как на жене обновка

другого нет у нас кино

такая обстановка

 

6.

 

Все-таки, комедия

ваша Википедия.

 

7.

 

Да, мы пили то вино

и смотрели то кино –

фильмы мэтра Эйзенштейна

стоили того портвейна:

цвета комплексная пытка,

а ещё была Магнитка.

 

8.

 

Нет, любая педия,

всё-таки, трагедия.

 

9.

 

Здесь когда-то устал караул –

может быть, он уже отдохнул?

Или всё ещё нет, может быть?

А папирус – подвид рода сыть –

вымирает, как пишут о нём,

повсеместно и ночью и днём,

а зачем это надо ему,

недостаточно ясно уму.

 

10.

 

Хоть испарись, а что-то всё ж

с собой в могилу унесёшь!

 

11.

 

Послушай, траурные урны

пускай останутся гламурны,

как, скажем, храмы Сиракуз –

причем тут, на фиг, личный вкус?

 

12.

 

Дождик, дождик, мороси,

Только не сегодня –

Нынче праздник на Руси,

Верь-не-верь – Господне

Обрезание, и вот

Под амбре закуски

Выпьем за грядущий год,

Чтоб совсем по-русски!

 

Нон-стоп

 

1.

Нет, с Эйнштейном, конечно, не спорю я,

но скажу с прямотою прагматика:

относительность – не теория,

относительность – это практика.

 

2.

Есть в мире водка «Абсолют»,

и нету водки «Относительность»,

что возмущает пьющий люд

и вызывает подозрительность.

 

3.

Я в любой опьянения стадии

дохожу по прямой до Аркадии,

не вникая, чего это ради я,

но ты сам понимаешь – Аркадия!

 

4.

Если, скажем, некий Ян

не всегда бывает пьян,

то дружок его Торез

не всегда бывает трезв.

 

5.

Расцветают все цветы,

но, конечно, жрец верховный –

гений чистой красоты,

разумеется, духовной.

 

6.

Чтобы ни было там, а Спасителя

не всегда узнавали без кителя,

и не знал никогда фараон,

на фига так является он.

 

7.

– Вам не кажется, что гнозис

пуще прежнего занозист?

– Нет, но праведник усоп,

начинается нон-стоп.

 

 

Ну очень доброе

 

1.

В порту Одесском, ещё том,

при атеизме развитом

я лично видел, как в Пирей

отплывал архиерей –

 

вот он плывёт, а мы глядим:

то был Владыка Никодим.

 

2.

Через десятки тысяч дней

при жизни всё ещё моей

на пароходе небольшом

я лично сам в Пирей пришёл –

 

и тут какая на фиг злость,

раз невозможное сбылось.

 

О вере в человечество

 

О, нет – не каждая уборщица,

как ни старается начальство,

начальству на меня доносчица –

vivat, гражданское нахальство!

 

О сакральном

 

Помазанник, конечно, не профессия,

и это знает каждая конфессия.

 

Обратный транзит

 

Пополудни половина третьего –

неужели это Шереметьево

и свободны, будто в поле вороны,

выходы на все четыре стороны,

и, конечно, каждому по вере

воздаёт испытанный конвейер,

и я сам, хвала билетной кассе,

лично убираюсь восвояси,

и, как второгоднику зубрёжка,

предстоит мне скатертью дорожка?

 

Пополудни половина третьего –

канул в бездну миг, а не стереть его.

 

Ответ

 

– Скажи мне, Господи Иисусе,

Израиль – место для дискуссий?

Как относиться к фарисеям,

а то ещё не то посеем,

и что народу дать на ужин?

– Рим, Пётр, должен быть разрушен.

 

Охранная грамота

 

Рыцарь этот когда-то неудачно пошутил…

Михаил Булгаков. «Мастер и Маргарита» 

 

Олигарху дали в глаз –

получился средний класс,

и вообще не для принцесс

исторический процесс:

 

лучше, граждане, застой -

этот идол zolotoj,

чем секир-башка царю –

я серьёзно говорю.

 

Памяти беженца

 

Известный автор Лев Толстой

бежал из клетки золотой,

в которой прожил весь свой век –

какой Толстой, таков побег.

 

И отойдя от прочих дел,

весь мир за беженца болел,

но как писателя ни жаль,

он далеко не убежал –

от силы километров сто –

и это сам граф Лев Толстой.

 

И спросит лев, и спросит мышь:

«От жизни разве убежишь,

на грани сущего скользя?»,

но ведь и не бежать нельзя.

 

Нет, оклемался – и в бега,

где тут родные берега?

 

 

Памяти первенца

 

Овечке Долли

 

Я же не учёный, не моё и дело –

Усыпили клона глобалисты в белом –

Пусть им и не спится, родственник мой что ли

Выведен в пробирке для житья в неволе

И в конечном счете на алтарь возложен

Не корысти ради, может быть? Но всё же

Сам себе казался я таким же клоном

И умом, и сердцем, и в смятеньи оном

Сам и догадался, что попутал враг нас,

А невропатолог подтвердил диагноз,

Так мне и сказал он: «Что за чушь овечья –

Вовсе не такая участь человечья,

 

А совсем другая, скажем, эти звёзды,

Эти грозы, скажем, или этот воздух,

Истины моменты, времена и нравы,

Но и пациенты не всегда неправы:

Сам себе, порою, я казался клоном,

Только, не овцою, а Наполеоном,

Хоть рулить страною не имею шансов,

Впрочем, Бог со мною, тут не до нюансов».

 

И едва на волю выбравшись из клетки,

Стал я сам собою принимать таблетки,

Говорить с луною, слушать запах серы,

А невропатолог выбился в премьеры.

 

Параллель

 

У бомжей та же проблема,

что у декабристов:

слишком далеки они от народа.

 

Параметаморфизм

 

Кто переходит в новую веру,

просто обязан начать с мракобесия –

это знакомо было Гомеру,

этому учит любая профессия.

 

С новою верой такой будет luxus,

что остаётся не праздновать труса,

старая вера – породистый уксус

в губке у жаждущих губ Иисуса.

 

* * *

 

По щучьему веленью –

бить иль не бить челом–

смерть это избавленье,

но только от чего?

 

Тут думать не придётся,

хоть сам себя забудь,

уж как-нибудь найдётся

однажды что-нибудь.

 

Поклон

 

Если Бог – метафора,

то она божественна;

на поклоны автора

просит зал, естественно.

 

После разборки

 

Чешут репы творенья венцы,

иногда пребывая в миноре,

а по Волге плывут мертвецы

и впадают в Каспийское море.

 

Сотворить позволяет азарт

что угодно из кубиков LEGO –

кто же, все-таки, мстит за хазар

и, похоже, не только Олегу?

 

Правда жизни

 

А, между прочим, «Гамильтон» – фигня –

агитка на дурную злобу дня,

по мере сил всей Библии левее,

но замирает сердце на Бродвее.

 

И прав был гений партии Ильич:

из всех искусств – важнейшее есть китч,

и лучше нет игры, чем revolution,

а после в сани, и айда на ужин.

 

И я вам говорю: искусство масс –

оно само собой для высших каст –

без дураков и прочих репродукций,

а массы правдой жизни обойдутся.

 

 

Пророк

 

Мне нравится Поэт Поэтыч –

он настоящий, типа, светоч

и вовсе не случайно, всё ж,

на чисто гения похож.

 

Пускай стихи его ужасны,

но если без обиняков,

он весь из этой самой касты –

причем тут качество стихов?

 

От страсти скрежеща зубами –

за вечер больше одного –

стихи способны мы и сами

слагать: поэт не для того!

 

Но для чего? О, человече,

хоть на вопрос ответа нет,

спроси меня, и я отвечу:

поэт на то, что он поэт.

 

Судить его за тунеядство

на самом деле просто блядство,

поскольку даже вне богатств,

что наша жизнь без тунеядств?

 

Казалось бы, весьма толково:

погиб поэт – и что такого?

Других на свете нет хлопот

способных Бога бросить в пот?

 

Неужто во Небесном Граде

и впрямь простятся мне грехи,

поскольку я поэта ради

терпел здесь и его стихи?

 

Или спасибо скажут дети

за то, что я, душою бел,

всю жизнь ишачил при поэте,

который всех и вся имел?

 

Досадно, брат, так отчего же

не жалуюсь – а ты как хош –

на то, что, слава Тебе Боже,

не я на гения похож?

 

Простолюдие

 

Ни здесь, не говоря про Гану,

ни там, где лондонский туман,

народ злодеи не обманут,

поскольку сам народ – обман,

 

с которым можно по-простому

якшаться, обольщаясь лишь,

чего не запретишь Толстому,

да и себе не запретишь.

 

Профессия

 

Явленье Бродского Иосифа народу

повестку изменило, но не сходу,

не привело в смятение умы –

не то что эпидемия чумы.

Без суеты сует поэта слово,

подобно дудочке волшебной крысолова,

из дома отчего зовёт сестру и брата

туда, откуда в город нет возврата.

 

Разговор с другом о невозможном

 

Неодолимых сил агент

и даже хуже, друже,

конечно, город Карфаген

не может быть разрушен,

 

не может быть убит Ахилл,

о чём все знают, кореш,

хотя Парис его убил,

с чем тоже не поспоришь.

 

Разница

 

Нет, не по-королевски

однажды как-то раз

скончался Достоевский,

чем мира не потряс,

а вот его коллега –

прозаик Лев Толстой –

как Альфа и Омега,

как князь одной шестой

не худшей части суши,

однако не нахал,

так умирал, что уши

имеющий, слыхал –

давай без рассуждений,

коль данный выпал фант,

кто в смерти, скажем, гений,

а кто большой талант.

 

Реквием

 

Блудило, детей добивая дебильных,

дурацкое солнце в советских мультфильмах

и перед закатом в конце каждой сказки

с ухмылкою строило блядские глазки,

и звезды светили, и мачта скрипела,

и если сажали, то только за дело,

и всякие души истому знавали,

и в сущности каждый достоин медали,

а кто не достоин, тому хоть корону -

привет самиздату, салют самогону,

Америки голосу, Брежневу даже,

и просим прощенья, что вышло не гаже.

 

1993

 

Репутация

 

Ну, кто во вред своей карьере

возьмётся исполнять Сальери,

который то ли впрямь с моста

столкнул Шопена ради злата,

то ли вообще распял Христа

под видом Понтия Пилата?

 

 

Свободный вечер

 

Когда-нибудь всем будут люди довольны

и даже забудут чеченские войны,

как греко-персидские войны забыты –

кому интересны былого бандиты,

бомбёжки, теракты, облавы, зачистки,

обиды, скандалы, взаимные иски,

фракийцы, сирийцы, германцы, спартанцы,

а в клубе у нас, разумеется, танцы –

девицы в шелках, капельмейстер во фраке

и плюс кавалеры без мыслей о драке.

 

Сезон 

 

Зима! Крестьянин, торжествуя...

Александр Пушкин. «Евгений Онегин»

 

А мне до лампочки – чего там,

да и до фени почему-то,

одобрен ли мой стих Синодом

или охаян Рабанутом:

 

Зима! Крестьянин, торжествуя,

сам по себе толкует Тору,

а это значит, что живу я

в хорошую для Бога пору.

 

Слив

 

Он пересел в партер из ложи,

но к счастью нашему моложе

от перемены мест не стал –

в пути от ложи до партера,

кряхтя заканчивалась эра,

освобождался пьедестал.

От Колымы до Красной Пресни

страну спасали их болезни,

и воплощая Божью блажь,

по всенародному хотенью

небытие являлось тенью,

внося изрядный оживляж.

Пусть этого казалось мало,

теперь и этого не стало,

но до чего хорош был слив

и распрощаться с прошлым повод,

а лично мне был уготован

великий город Тель-Авив,

откуда сутки, если прямо,

пешком до Гроба Авраама,

в чем искупление моё,

хотя узнаем мы едва ли,

зачем нас и кому сдавали,

но точно – каждому своё.

 

Согласие

 

А здесь всё сводится к числу,

согласно мне и Пифагору,

дороге под гору и в гору,

воде, ночлегу и ослу.

 

Бог в этом виден или рок –

возможны разные идеи –

но только нет других дорог

ни в Греции, ни в Иудее.

 

Социальная адаптация

 

Я мог без водки и без виски,

но к сожалению не мог

без паспорта и без прописки,

как ни старался, видит Бог.

 

Мне страсти выходили боком,

с больной души стирался лак,

но как с пропиской станешь Богом?

Жизнь показала, что никак.

 

Своими звездными часами,

как будто запасаюсь впрок,

то пробавляясь чудесами,

то прославляясь как пророк.

 

Срок

 

Из двух миллиардов лет

прошло уже пару десятков,

оставивших письменный след

и массу других отпечатков,

 

пастух подключает плеть

во славу амбиций стада –

конечно, всего не успеть,

но, в сущности, и не надо.

 

Стихи и царства

(на смерть Евгения Евтушенко)

 

...Если будет Россия,

значит, буду и я.

Евгений Евтушенко

 

Дело, может быть, в моде –

почему бы и нет –

государство уходит,

остаётся поэт,

 

вечно снова творимый

для нездешних снегов –

нет империи Рима,

есть поэты его.

 

 

Сын  Человеческий

 

Камень я в него не брошу,

потому что он хороший,

а что было между нами –

во Втором осталось Храме,

во вселенской катастрофе

 и, конечно, на Гологофе.

 

* * *

 

Такое может быть, скажи –

как будто в самом деле назло

побиты все рекорды лжи,

а солнце в небе не погасло,

 

повсюду счета нет пирам,

покорно жертвы ждут закланья,

и даже не разрушен Храм,

что просто выше пониманья.

 

Тебе, когда тебя не стало

 

О. Р.

 

1.

...а что до публичных кар,

то не сомневайся в них:

Голгофа не Боливар –

вынесет и троих.

 

2.

Израиль – это рыба первой свежести,

за что к нему и всяческие нежности –

иллюзий в этом смысле и не строй,

а Третий Рим – он тоже не второй.

 

3.

Ты погибаешь на миру,

которому не ко двору

пришлась, за что его прощала,

как разумела и могла,

пока тебя не съела мгла,

как ты сама ей обещала.

 

4.

Я там пока что, где живу,

тебе же, как всегда, в Москву,

где Кремль высок и краснощёк,

где серый волк зубами щёлк,

где ступа с Бабою Ягой,

где в членовозе дорогой

генсек ЦК КПСС,

 

где и хрущобы стоят месс,

о чём потом поговорим,

где никакой не Третий Рим,

но самый настоящий,

где глушь таёжной чащи

на всякий случай под рукой,

и где ты обрела покой...

 

5.

Смешно доказывать, что Юг

не самый слабый в мире глюк,

и если кто в мечтах высок,

то на черта ему Восток,

который был и есть отстой,

как Бога выстрел холостой,

с какого ни подъедешь бока,

и нет восточнее востока,

чем Иудея, видит Бог –

кто б на неё подумать мог!

 

6.

... но строго между нами,

а на фига цунами?

 

* * *

 

Травы друг к другу подогнаны плотненько,

птицы и звери творят церемонии,

бог из семьи иудейского плотника

с этим безумием в полной гармонии, –

 

тем хороша воскресения мания,

что ублажает подобием вальса,

и никогда не придёт понимание,

как я на этой земле оказался.

 

* * *

 

Хоть свысока поплёвывай на шторм,

хоть вырубайся до седьмого пота,

в искусстве гениальное – ничто,

в искусстве лишь божественное – что-то.

 

Честные выборы

 

О, люди, люди... Небеса,

пересчитайте голоса!

 

* * *

 

Что может поколение сие?

Успешен как ты, право, но постой –

легко родиться там и в той семье,

а ты не там попробуй и не в той.

 

 

Шанс

 

Здесь каждый город, как лакей,

и что ни княжество, то рай,

и это в принципе ОК

и не без послевкусья драйв,

 

и шанс изгнание из рая

забыть, резвяся и играя,

на день, а может – на года,

кто как сумеет, господа,

 

спасибо доброму трамваю

морскому на его тропе –

я в мыслях тоже здесь бываю –

от Ниццы и до Сен-Тропе.

 

Этика наслаждений

 

1.

 

Как посмотришь, кто допущен к пирогу,

пирога не пожелаешь и врагу,

и поэтому – как правило – враги

без меня одолевают пироги,

 

а в Одессе и в Ростове-на-Дону

в сотый раз идёт империя ко дну

и опять не понимает, на черта

отдирают люди шлюпки от борта –

 

если жить на белом свете без услад,

то зачем тогда вообще весь этот ад?

 

2.

 

Два прихлопа, три притопа,

два катрена, два терцета,

тут Россия, там Европа –

и другого нет рецепта,

 

даже если ради понта –

будь ты эллин или орк –

за окном твоим Торонто

или батюшка-Нью-Йорк.

 

3.

 

Я живу за рубежом и

ем кебаб и пью «Боржоми»,

потому как, правда, ить

надо есть и надо пить,

и не спрашивай: «Зачем?» –

надо, значит пью и ем.

 

А когда пытает скука,

я учусь стрелять из лука,

потому что бесконтактный

лично мне по всем приметам

иманентен подвиг ратный,

и со знанием предмета

лучше я врага стрелой

кончу, чем бензопилой,

если снова рать на рать

и позволят выбирать.

Для героя и для труса

подвиг – это дело вкуса.

 

4.

 

Да, я не раз бывал в маразме

И говорю об этом смело –

А вы в нём не бывали разве,

Что не моё собачье дело?

 

В того, кого девятый вал

Унёс без всяких математик,

Кто сам в маразме не бывал,

Пусть бросит камень – маразматик.

 

5.

 

У меня две сотки

в сталинской высотке,

пенсия и справка,

что я тебе не Кафка,

а в душе под свитером

больше, чем полвека,

статуя Юпитера

в образе генсека –

заруби на Твиттере

хоть кайлом, хоть шёпотом:

дело не в Юпитере,

пропади он пропадом.

 

6.

 

Места достаточно гнилые

завоевали немцы злые,

но что мечтать о днях былых –

поубивали немцев злых,

что Богу, видимо, угодней,

а мы остались в преисподней.

 

7.

 

Мы на лодочке катались,

изучали матанализ –

звёзды на небе висят,

нам теперь под шестьдесят:

бьют, как видишь, наши морды

долгожительства рекорды –

кто нам, глядя свысока,

прочил больше сорока?

Чьих на этом карнавале

мы надежд не оправдали?

Тянет время Небосвод –

в небе лодочка плывёт.

 

8.

 

Особо продвинутых сведенья для:

сегодня погибла планета Земля,

фактически весь, так сказать, Белый свет –

что тут обсуждать? Комментариев нет.

 

9.

 

Я сам себе бухгалтер,

что портит мой характер.

 

10.

 

Все мы вышли из «Шинели»

Гоголя, мой дорогой,

кроме тех, кто из Шанели

номер тот или другой –

как бы мы ни сатанели

под каким ни есть вождём,

все мы вышли из шинели,

стало быть в шинель уйдём,

кроме тех, кто в том туннеле

без формальностей и виз

доберётся до Шанели,

что внушает оптимизм.

 

11.

 

Эволюция режима

в сущности непостижима,

как бы ни был прав режим,

отчего мы и бежим

в добрый час с утра пораньше

кто куда и чем подальше.

 

12.

 

Кошки и дворняжки,

пешки и братишки,

я и сам в тельняшке

из такой же книжки,

 

и дивясь на воды Рейна,

свой тяну коктейль –

тут моя деревня,

вот он мой e-mail.