Посередине
Я к тебе за надеждой – ты ко мне за отчаяньем,
наши жизни встречаются посередине.
Пусть друзья и враги пожимают плечами,
мы разводим огонь в прогоревшем камине,
закрываем на ключ деревянные двери,
нам не нужен никто, только жар и мы сами.
Я к тебе за тоской – ты ко мне за доверием.
Неуверенно в ночь разгорается пламя
И глазами в глаза, без прикрас и неясностей,
без ненужной одежды, открытою кожей
мы встречаемся на островке безопасности –
я к тебе за любовью... и ты ко мне тоже
* * *
Брошенными улицами, словно лапой курица,
по ночам тусуется бедная душа.
Тёмными задворками, по площадкам с горками,
хоть на вкус и горькая – чем не хороша?
Только всё не ладится, жизнь куда-то катится,
два угла и катеты – вот и все дела,
А под светом лампочным, остывают тапочки,
бьются в стёкла бабочки – что, опять ушла?
Что ж тебе не ленится, в кружке пиво пенится,
так какого пениса (уж прости что груб),
В тишину замёрзшую, ты, моя хорошая,
каждый вечер крошишься словно иней с губ?
Расскажи мне, милая, как собраться с силами,
чтобы жизнь постылую бросить позади?
Каблучки процокают, пустота за окнами
гулко дверью хлопает у меня в груди...
* * *
Дай мне, Господи, силы,
не взаймы, навсегда.
И спокойствия, Господи,
дай мне.
Чтоб не слушать в ночи,
как гудят провода,
уносясь над землёю
бескрайней.
Чтоб без боли в груди
провожать поезда,
чтобы рай не искать
в дальних странах...
Заодно уже, Господи,
дай мне тогда
умереть, по возможности,
рано.
...графия
Он вырос в квартире с совмещённым всем,
кроме разве что пола и потолка.
но женщин делил без пустых проблем,
на своих уже и чужих пока,
и пил до упаду и в драку лез,
не боясь ни людей, ни людской молвы.
и чем дольше жил, тем всё дальше в лес,
и почти исчез в кружевах листвы.
Но вернулся вновь, хоть и стал другим,
и в другой стране свой построил дом...
Я уже не он, хоть родился им.
Я почти совсем позабыл о нём.
Только вот не сбыть, не забыть себя.
И овцой не стать, хоть кричи, хоть ври.
Он чего-то ждёт – тот, который я,
тот, который спит глубоко внутри.
* * *
Мы снова не находим слов. Не то чтобы мы этих слов не знали.
На велотренажёре наших снов стоит режим «Молчи» на каждый час.
Слова, как отложения жиров – без них не жить, но крутятся педали,
размеренным движением основ из гущи слов вытапливая нас.
Под хрупким льдом движение структур. Опять молитвы убивают веру.
Окаменело тих король Артур, застав у Ланселота Джиневеру,
горит огонь и плавится свеча, и в озере остались только щуки,
в руке вода и в камне нет меча, и старит предвкушение разлуки.
И обнажённый нерв звучит струной, не описать, не положить на ноты,
коснусь тебя. Задуманный тобой, я снова вопрошаю – кто Ты?
А ты молчишь, как раньше, как всегда, пусть каждый сам создаст себе кумира,
сменяются поспешные года, течёт вода, не обернувшись миром.
Пока из паутины бытия единой нитью не коснётся кожи –
тебе не нужно знание кто я, пойми кто ты, оно всего дороже...
Все собаки
От тебя остался только запах старости, беды и корвалола,
за закрытой крепко дверью шкафа планки на помятом пиджаке.
Ну а я... на онемевших лапах выгнулся под старой радиолой,
чтобы не позволить прикоснуться к ней чужой, надушенной руке.
Ты прости, что я скулю и плачу, я же помню – «надо быть мужчиной»,
просто быть мужчиной по-собачьи – это значит верить до конца,
несмотря на «может» и «иначе», наплевав на факты и причины,
верить, что увижу, как коснётся вновь улыбка твоего лица...
Мы помчимся! Горы и овраги, из под лап и мой весёлый лай...
Помнишь, ты сказал, что все собаки после смерти попадают в рай?..
* * *
Я тебе не отвечу, потому что меня здесь не будет,
потому что я сам не имею понятия где.
К Гефсиманской страде подготовились добрые люди,
в их родном языке «через тернии» значит – «к звезде».
В их империи мир, запечатанный буквами R.O.M.A,
виадуковый шов выпивает чужие поля.
Тихо стонет земля, и одних выгоняют из дома,
чтобы бросить другим, словно окуню горсть мотыля.
Я тебе не отвечу. У меня недостаточно воли.
Пусть сухие глаза, значит слёзы скопились внутри.
Ты со мной говори. А я буду мечтать об уколе
милосердным копьём на исходе вечерней зари.
Всё просто
Встречаемся ровно в восемь. Вагон? Наверное, третий,
А может, четвёртый... Осень, а значит – темно и ветер
Натужно раздует щёки. И листья – раскисшим чаем.
На мокром асфальте строки «Сегодня. Тебя. Встречаю.»
И снова поверю в чудо, когда из вагона выйдешь,
схвачу твой багаж и буду от счастья кричать на идиш...
Давно уже было восемь... и девять... и десять ночи.
По площади ветер носит бумажных обрывков клочья,
и дождь ледяной полощет, и вторник вползает в среду...
Всё просто... Куда уж проще... «Прости. Но я не приеду».
Соната для жёсткого диска
Возвращаемся мы: недопив, недобив, недоплакав,
и в привычных кругах продолжаем свой бег в никуда.
Только жизнь, как назло, не прокрутишь назад из backup-a,
не отменишь Cancel-oм прошедшие мимо года.
И останется грязь из-под крема, который не айриш,
и немытый стакан под кроватью утонет в пыли.
Я играю стакатто для Word-a и сломанных клавиш,
выделяя курсивом сонату о вечной любви.
* * *
Какой вопрос – такой ответ
Ты жив ещё? Привет-привет
И как дела? Да кое-как
А что так? Ничего... пустяк
И так всю жизнь, из года в год
Растёт пустячный оборот
Течёт пустячная река
Ты жив ещё? Пока-пока...
© Павел Смирнов, 2007–2008.
© 45-я параллель, 2008.