(1896 – 1936)
Храните веру в светлое призванье;
К престолу Русь идет путем страданья.
Павел Булыгин
Агата Булыгина в письме к сёстрам поэта рассказывала, каким был их брат в последние годы жизни: «…Он был светлый, честный, отважный, добрый до абсурда; все, кто его знал – от высших кругов до простых мужиков и рыбаков – его любили и чтут его светлую память. Слишком рано его Родина потеряла его… Но не теряю надежды, что так или иначе память о Павлуше в литературе и истории останется. Бог поможет, верю…».
Скончался Павел Петрович Булыгин скоропостижно, в крайней нищете, через две недели после своего сорокалетия.
Жизнь кончена. Пробил внезапный час,
Последняя хрипит еще минута.
Кольцо неосторожное замкнуто.
И за окном усталый свет погас.
Мне пальмы не нужны…
Верни меня России, Боже!
Мне иволга родимой стороны
Всех райских птиц сейчас дороже…
В них, этих последних предсмертных строчках, нацарапанных на клочке бумаги 15 февраля, 1936 года, за два дня до смерти, выражена вся трагедия жизни вдали от России русского поэта Павла Булыгина.
В письме к родным жена поэта восклицает: «…Нельзя дать забыть Павлушу, ни его жизни – самоотверженной и честной – ни его таланта. Это достояние России, но…Что же делать?»
Тоска по родине – не она ли была причиной смерти поэта? Ведь никакая экзотика, забота и любовь преданного друга, творчество, великая цель, не могли спасти его от тоски: «Мне мучительно хочется спать. / Я устал от тоски и тревоги», – пишет молодой поэт еще в 1921 году.
В некрологе, появившемся в одной из эмигрантских газет, были такие слова: «Странник, воин, поэт, неугомонный кочевник... – поразительное и чудесное сочетание черт. У него было выразительное лицо, смелое сердце, громадный темперамент...».
Личность этого большого поэта, одарённого необычайным богатством инстинктивных духовных запасов, и его поэзия, наделённая тайной его духовного поиска, поиска Истины, вселенского познания, оставалась загадкой на долгие годы. Возможно, что сила его поэзии была в чистоте его чувств, открытости и откровении его души, стихи – без лжи, где каждое слово проникает в глубину сознания и сливается с его тайным «я», с его чувствами. И невольно читатель становится участником его трагедии – трагедии Белого воина, потерявшего родину. Но сколько не пыталась она вырвать его с корнями из своей зыбкой почвы, душа поэта вросла в Россию настолько крепко, что жизнь без неё стала смертью. И опять-таки – никакие метания, никакой поиск новой родины, ни экзотика далёкой и загадочной африканской страны Абиссинии, ни красоты Парагвая, не заглушили этой надрывной и дикой тоски.
Я в цепь глухих своих созвучий
Вплетаю всю тоску мою.
Я мыслями совсем замучен,
Я Солнца больше не пою!
Мне сны покоя не приносят;
– Во сне душе своей внемли!
Мне ветры дальние приносят
Стенанье гибнущей земли!
И снится: – Зарево над нами,
Воскресший флаг на рукаве,
И мы железными полками
Идём к истерзанной Москве.
Георгий Иванов писал о том, что дело поэта любой ценой, даже ценой жизни «создать кусочек вечности». Жизнь Павла Булыгина – это тот короткий «кусочек вечности», в который уложились его жизнь и его творчество – оборвалась почти в самом начале пути.
Я дошёл. Уж к концу добежала дорога.
Дальним заревом гаснут года.
Я в раздумье стою у земного порога.
Скоро надо шагнуть. Но куда?
Сердце, чуя родимое, бьётся сильнее.
Я в своё возвращаюсь опять.
Вечность глянула близко, и духу вольнее, –
Примет ласково Синяя Мать.
Вечность, Синяя Вечность, безвольность покоя
Вновь мою закачает звезду…
Я давно там внизу, содроганье земное…
Вспомнил, вспомнил!.. Иду!
Я развернул всю ширь мою,
Всё отдал жизни без оглядки.
Теперь читаю жизнь свою
Один с свечой, в тиши палатки.
И, пробегая цепи дней,
Душа сгоревшему прощает.
И небо Африки родней
Чужими звёздами ласкает…
Трагедия русского поэта, потерявшего родину, особенно была характерна для поэтов первой волны эмиграции. Многие из них не выдержали неимоверных жизненных трудностей и тихо угасали, или уходили из жизни добровольно, многие трагически погибли в немецких концлагерях. К число поэтов-белогвардейцев, навсегда оставивших родину, мы можем отнести Б. Волкова, Н. Туроверова, А. Несмелова, С. Бахтеева, И. Савина, Н. Евсеева, князей Н. Кудашева и И. Хвостова. Судьба разметала их по разным странам и континентам, но только двое из них – Иван Хвостов и Павел Булыгин – оказались в африканской стране Абиссинии. Поэт Иван Хвостов пережил своего соотечественника почти на двадцать лет.
Что привело Павла Петровича Булыгина в Абиссинию? Поклонение Гумилёву, о котором он писал в своих стихах, и назвал в память о Гумилёве один из разделов своей книги «Чужие звёзды»?
ЧУЖИЕ ЗВЕЗДЫ… Я устал.
Воспоминания тускнеют,
Жизнь переполнила бокал,
И капли, падая, твердеют.
Павел Булыгин
Да, возможно, путешествия Гумилёва по Абиссинии вдохновили и Павла Булыгина. Но для того, чтобы ответить на этот вопрос и глубже понять причину его отъезда, надо ознакомиться с биографией поэта. Как писал Г. Адамович: «История движется, дробится, стирает в порошок человеческие судьбы и в ходе своём не может не оставлять за собой тысячи недоумений и загадок».
Павел Петрович Булыгин, капитан лейб-гвардии её императорского величества Петроградского полка, участник Корниловского Ледяного похода, участник Первой Мировой войны, поэт, журналист, эссеист, родился 23 января 1896 года во Владимире, детство провёл в родовом имении Михайловское в Гороховецком уезде. Несколько поколений дворянского рода Булыгиных были офицерами.
Павел, окончив в 1915 году Владимирскую гимназию, учится в московском Александровском военном училище. Летом 1916 года Павел поступает в лейб-гвардии Петроградский полк. Уже в августе того же года в чине подпоручика Булыгин отправляется на фронт. Но в сентябре он получает первое ранение. Неожиданно кончились детство и юность поэта, и из мира детских мечтаний попадает он в мир чужой и коварный. И это новое «сегодня», расставание с близкими, кресты на могилах дорогих людей («растут, растут, могильные кресты!»), поэт переживал мучительно. 22-летний Павел Булыгин восклицает:
Как хочется домой! Как хочется мне ласки –
Я так измучился на жизненном пути…
О, если б можно было в детство мне уйти
К забытой няниной наивной сказке!
Кубань, поход, 1918 г.
С скорбью на гордом лице
Там, на далёкой Кубани,
Слава в терновом венце
Встала в кровавом тумане.
Кёнинсберг, Декабрь, 1921 г.
Как участник Гражданской войны он сполна хлебнул всей её горечи и жестокости, пройдя через ад пожарищ, гибели друзей, через все страдания с одной мечтой спасти Россию и русскую монархию.
И, что пройдя через костёр страданья,
Увидим мы, как это было встарь:
Из пепла горя, муки, покаянья
Поднимется великий Государь!
Берлин, 1921 г.
С весны 1918 года он становится начальником Отряда особого назначения по охране лиц Императорской фамилии в Крыму. По заданию императрицы Марии Федоровны (матери Николая II) Павел Булыгин направляется в Тобольск помочь царской семье вырваться из большевистского плена. Но в первых числах июля 1918 году его арестовывают на железнодорожной станции в Екатеринбурге, заподозрив в неладном. Раненый, Павел бежит из тюрьмы, и только в начале августа он попадает в Петроград, оттуда перебирается в Крым в распоряжение императрицы. В это время до них доходят слухи о расстреле царской семьи, но в гибель их никто не хочет верить. В начале 1919 года Павел Булыгин был отправлен вдовствующей императрицей Марией Фёдоровной с посланием к английской королеве Александре, содержащем просьбу помочь с расследованием обстоятельств убийства царской семьи. Молодой русский офицер был принят английской королевой. Вместе со следователем Соколовым Булыгин занимается расследованием убийства.
По заданию русской императрицы Марии Федоровны Булыгину приходится объехать полмира – через Турцию и Грецию добирается он до Англии и Франции. В Париже вместе с Н. А. Соколовым Павел Петрович продолжает расследование дела об убийстве императорской семьи. Работа была сложная и опасная. Впоследствии, уже будучи в эмиграции, он написал «Воспоминания о работе со следователем Соколовым», напечатанные по-английски под названием «The murder of the Romanovs. The Authentic Account». (Убийство Романовых. Достоверный отчёт).
Затем Павел Булыгин продолжает своё путешествие – на пароходе через Атлантику, Средиземное и Красное моря, Индийский океан, Цейлон и, наконец, из Японии он попадает во Владивосток. Только в августе 1919 года Булыгин прибыл в штаб Колчака. Здесь он понимает, что Россия для него и товарищей его навсегда потеряна.
Быть может, суждены пути иные,
И будет так – кто это может знать?
Я не могу безумно не рыдать
На кладбище твоём, моя Россия!
Внизу, глубоко подо мною
Прохладной речки полоса,
И беспредельной тишиною
Пустыня дует мне в глаза…
«Жизнь в столице Аддис-Абебе течёт медленно и однообразно под синим небом, под горячим солнцем, под усыпающий шум ленивых эвкалиптов… Напрасно вновь приехавший европеец, привыкший к нервному пульсу жизни белого материка, будет стараться внести этот темп в свою работу и жизнь здесь – ему не вырваться из тёплых, усыпляющих рук Африки, он всё равно уснёт и во сне подчинится ритму тысячелетий», – напишет Павел Булыгин в статье «Жизнь русских в Абиссинии».
Я не исключаю возможность того, что одной из причин отъезда Булыгина из Европы были трудности найти работу и, главное, отрицательное отношение местных властей к эмигрантам. Еще в 1921 году Булыгин написал стихотворение «Предчувствие Востока», где он предсказал гибель Европы, которая по его словам «распяла Христа». И всё-таки, возвращаясь к его решению отправиться в Абиссинию, можно сказать, что оно было не спонтанным, а глубоко продуманным. На мой взгляд, причина его отъезда была более сложная, чем только поиск работы и материального благополучия:
Раздвоенность в себе я ощущаю:
Жизнь тела дух давно опередил;
В исканиях сокрытых вечных сил
Я духом в неизвестности блуждаю…
Раненый не только физически, но и духовно, переживший многих своих друзей, Павел Булыгин ищет забвения. Душа его, блуждая в неизвестности, искала пристанища, покоя, тишины («но эти шорохи беззвучности предвечной!»), пытаясь заглянуть за границы времени и почувствовать божественную силу молчания.
Есть ночью миг всеобщего молчанья:
Щель в Времени в предвечность Пустоты;
Незримых крыльев тяжкое касанье
Исполнено особой красоты.
В стихотворении «Я не люблю людей» молодой поэт, по-видимому, разочарованный в жизни и людях, объясняет своё стремление к одиночеству, к уединению:
И в жизни так: чем больше в ней страданья,
Тем бутафория у нас пошлей…
И простота лишь разве в умираньи.
Нет, нет, я не люблю людей!
Читая его стихи, понимаешь, что именно поиск уединения и ухода от мирской суеты, возможность размышлений о жизни и смерти, полного погружения в себя, желание осмыслить пережитое, стремление к духовному совершенствованию, привели его к мысли о далёкой стране. Однако в этом стихотворении, написанным в африканской пустыне, он всё-таки признаётся, что и здесь, в одиночестве, не нашёл он счастья, и здесь он «слишком чужой»:
Я устал от тоски по родному,
Я здесь слишком, уж слишком чужой.
Мне всё сниться, что еду я к дому
По дороге, знакомой такой.
Так или иначе, но сначала Павел Булыгин становится инструктором пехоты императорской армии, затем он берёт на себя руководство кофейной плантацией, позже – служит во французской железнодорожной компании. Прожив в Абиссинии десять лет, в 1934 году, Павел Булыгин отправляется ходоком от старообрядцев в Парагвай, где он основал русскую старообрядческую деревню:
За облака я часто принимал
Сквозные контуры Синая.
Я русскую деревню основал
В лесах глухого Парагвая.
Быть может, срок уже намечен,
И вздох последний близок мой.
Заглянут в гроб пугливо свечи.
Душа уйдёт… опять домой…
В газете «Новое русское слово» в 1936 году была напечатана статья Петра Пильского на смерть Павла Булыгина: «После революции П. П. Булыгин вступил в Белую армию, совершил с нею походы, в том числе и ледяной, а затем по велению вдовствующей императрицы Марии Федоровны, уехал в Сибирь на розыски царской семьи… На войне он пробыл до самого конца, был ранен, контужен, получил несколько отличий – этот человек вообще отличался большой смелостью, большим личным достоинством и бескорыстием».
Пора седлать привычного коня.
Зовёт труба вдали призывно где-то.
Пора мне в путь. Что ждёт ещё меня,
Охотника, скитальца и поэта?
Стихи Павла Булыгина, казалось бы, не сложные по содержанию, с первого прочтения могут не привлечь внимания современного читателя, но остаться равнодушным к его стихам и жизни его – невозможно. Вообще, вопрос о том, что мы считаем настоящей поэзией, всегда спорный. Русский поэт, Кондратий Рылеев, писал, что: «Идеал поэзии, как идеал всех других предметов, которые дух человеческий стремится обнять, бесконечен и недостижим, а потому и определение поэзии невозможно». Как очевидно, читатель и время дают своё определение поэзии, но не каждый пишущий стихи может считать себя поэтом. Я думаю, неоспоримо для каждого читателя – в поэзии должна быть – душа. Строки, написанные поэтом, – это строки его жизненного опыта, почерпнутые из глубины его чувств и интеллектуального осмысления, из глубины страданий и трагического существования.
Вся жизнь Павла Булыгина, как и его поэзия, были отмечены глубокой мистичностью и трагичностью мироощущения. Георгий Адамович писал в «Комментариях»: «Настоящая поэзия возникает над жизнью, всё в себя вобрав, всё претворив, а не в стороне от жизни, всего избегнув, всего испугавшись». Жизнь наложила глубокий отпечаток на поэзию Булыгина. Наталья Резникова в рецензии на книгу «Янтари» напишет: «Но, не зная жизни безвременно ушедшего поэта, а, только читая его стихи, – можно почувствовать всё вышесказанное: редко стихи так близко сливаются с человеческой судьбой, редко жизнь поэта бывает так же красочна, многогранна и разнообразна, как его стихи». Почти каждое стихотворение поэта помечено точной датой и местом написания, что даёт нам возможность проследить не только его физическое пребывание в той или иной стране, но и эволюцию его мировоззрения, восприятия мира, и медленное умирание его больной души.
Чтобы понять поэзию Павла Петровича Булыгина надо обратиться к словам его однополчанина, некого есаула Грамотина, лично знавшего поэта: «Капитан П. Булыгин был старшим в нашем Харакском отряде. Это был молодой, но очень серьёзный, вдумчивый, религиозный, увлекающийся теософией и всей душой преданный царской семье офицер…».
Изучение теософии не было необычным явлением в те времена. Кто только из поэтов не увлекался этой наукой, зачинательницей которой была Елена Блаватская. В чём же суть учения Блаватской? Самым важным для теософии Блаватская считала очищение душ, облегчение страданий, моральные идеалы. Увлечение антропософией, которую философ Николай Бердяев считал частью теософии, было особенно широко распространено среди русских поэтов. Бердяев утверждал, что: «…теософия начинает играть значительную роль в русской духовной жизни, в культурном нашем слое, и роль её, несомненно, будет возрастать. Теософия и её главнейшая разновидность – антропософия – своеобразно преломляются в русской душе». Неудивительно, что этой философией увлекались Волошин и Белый, Поплавский и Кленовский, Гиппиус и Мережковский, и многие другие русские поэты. Философские высказывания Бердяева были хорошо известны интеллектуальной эмигрантской молодежи.
«И для многих теософия есть единственный мост, по которому могут они перейти к духовной жизни, могут уйти от бездушной и бессмысленной жизни современного мира. Современная теософия не есть великое, но она связана с великим, и на неё падает отблеск древней божественной мудрости», – продолжал свою мысль Н. Бердяев. По всей вероятности, увлечение теософией, интерес к познанию души и духовного сознания для Павла Булыгина были глубокими и серьёзными. Об этом нам говорят его стихи, ибо мы видим, как знания философии отразились и в его творчестве, и положили начало поиска его внутреннего «я»:
Причалив к лунным берегам,
Покорный тёплой власти Рока,
Открою душу странным снам,
Ночным шуршаниям Востока.
Интересно, что в Эфиопии существовала своя философская школа, заложенная еще в 16-17 веках неким Зера Якоба, которого сравнивали с Декартом. В своих учениях он сочетал знания нескольких религий, включая христианскую, еврейскую и исламскую религии. Он писал о том, что человеческий Разум может найти Истину, если он её ищет, не боясь стоящих перед ним трудностей. Именно сочетание многих религий и поиск своего «я» входило и в основу учения Елены Блаватской.
Павел Булыгин, человек духовно одарённый, прошедший через ад войны, похоронивший своих близких и друзей, тяжело переживший убийство царской семьи, ищет выхода из своего душевного страдания. И тогда отправляется он на поиски своей Ясности и своей Истины:
Я так истомлён на пути,
Я страстно молю лишь забвенья.
Позволь мне, хотя б в сновиденьи,
В минувшую Ясность уйти!
В Абиссинии, в этой далёкой и неизведанной стране, уединившись, слившись с чужой природой, стремится Булыгин по-новому осознать себя («В румянце розовом угасшего заката / есть тайная к познанью Бога дверь»), раскрыть свою творческую природу, открыть дверь к «познанью Бога», и найти ту «Ясность», которая бы осветила его дальнейший путь. В стихотворении, озаглавленным «Истина», Булыгин пишет о том, что блуждая в темноте, в поисках её по трудным жизненным дорогам он тоскует об Истине, «не зная, что Она всегда, везде пред нами». По Бердяеву – познание Истины заключалось не в её созерцании, – чтобы её познать – её надо было прожить и понять физически, а не путем умозаключений. Эту мысль мы прослеживаем в поэзии и в жизни Павла Булыгина. Теперь в его стихах всё чаще звучат ноты мистические и религиозные, ибо мысли о человеке, его жизни, смерти и бессмертии понимались не столько, как интеллектуальное осмысление, сколько, как непосредственный опыт человеческого бытия. Он находится в постоянном движении, поиске этой Истины и, изучая истоки познания, «во тьме» он ищет дорогу к свету:
Во тьме
Одиноко иду. Ни звезды. Ни просвета.
Ночь темна, как душа, разлюбившего мир.
Кто-то крикнул вдали – я не слышал ответа.
Это леший сзывает нечистых на пир.
Но куда я иду? – Я не знаю…. Всё странно…
Вот споткнулся о камень опять. Упаду!..
Я сегодня проснулся особенно рано,
И решился, вставая, – довольно, пойду!
Я не знаю куда, – знаю только, что надо,
Что я ждать уж не в силах. Что я должен идти.
Одинокая ночь… одинокому рада…
Я чего-то ищу…. И я должен найти.
Но именно там, в далекой африканской стране, в одиночестве и изоляции от мира («Я – жрец забытый и ненужный / Давно погасшего огня»), творчество Павла Булыгина духовно и душевно созрело и углубилось:
Абиссиния – страна печали,
Медленной покорная судьбе.
Здесь стихи мои по-новому звучали,
И за это кланяюсь тебе.
Странствие души поэта так же таинственно, как его физическое пребывание в той или иной стране: Но, даже живя на чужбине, душа поэта оставалась там, где прошли детство и юность, в тех родных местах, где писались первые строчки стихов, где впитывала душа музыку русской поэзии.
В изгнаньи, вдалеке родного края,
Где я теряю молодость мою,
Как птица в клетке грустно я пою,
Минувшее напрасно вспоминая.
Павел Булыгин. «Оборванный сонет», 1921 г.
К Твоим стопам Страдалица Царица
Дерзаю я смиренно положить
Разрозненные первые страницы
Своей тоски и мыслей вереницы,
И о прощеньи Родины молить.
Пётр Евграфович Ковалевский, известный историк, религиозный мыслитель, исследователь русской эмиграции, писал «… нельзя русского поэта оторвать от русской стихии. Поэзия “часть души”… а душа его была там, в далекой, но, в тоже время, близкой по воспоминаниям родине». Эти слова можно в полной мере отнести к жизни и творчеству поэта Павла Булыгина. Судьба поэта, оторванного от родной земли, драматична и загадочна, но оставленные нам в наследство его стихи, – это история их короткой и многострадальной жизни под «чужим небом», вдали от друзей, в изоляции и одиночестве, в раздумьях о жизни и смерти:
… Всё проходит тихо и устало…
Сердце шепчет, что огонь погас,
Что заря на окнах отблистала,
Что приходит одинокий час…
Я умираю здесь, судьбой заброшен…
Как далека моя родная сторона!
Один… Совсем один!.. Один и брошен!
И меркнет уж моя печальная заря…
Последние годы Павел Петрович много пил, и только тогда, забывшись, теряя рассудок, заглушал он свои страдания. Его душа недолго блуждала по военным дорогам России, по далеким пустыням Африки, по пыльным дорогам Парагвая, по такой близкой его сердцу стране Поэзии. Недолго блуждала она и в мировой вселенной, в поисках своего внутреннего «я», в поисках Истины, Ясности, Покоя. Но желанный Покой обрела его неуспокоенная душа только в уходе из мира реального, оставив на память: «…предчувствие близкой разлуки. / Призрак, проплывший конца». Ему всегда казалось, что Смерть стоит за изголовьем, он чувствовал её и «…Чудилось, что если захочу / И напрягусь, чтоб нити оборвались / То стану лёгким я и улечу…».
Иллюстрации предоставлены автором эссе
Добавить комментарий