Ольга Попова

Ольга Попова

Четвёртое измерение № 4 (637) от 15 февраля 2025 года

Это – как ни назови

 

Мёртвая метель

 

Что стряслось? Какая-то метель –
Пух летит в лицо мне, пух лебяжий,
Комьями свалявшийся. Постель
Развернув, вытряхивают тяжесть.
Всё с души воротит, этот пух
Забивает ноздри, уши, щели
Под дверьми, меж окнами. Метели,
Закрываясь тщетно, слышу звук:
«Человеку человек едва
Ерунда какая-то, условность,
Только вышел – ничего не вспомнишь.
Что осталось? – Эта чушь – слова».
Что представишь, если всё не так
Будет и запомнится, как было,
Всё неверно: я уже не та,
Та, что обнимала, что любила –
Имя, тело, что-либо ещё,
Как поймаешь, если, облетая,
Я ищу того, что я не знаю?
Вот тебя люблю, касаюсь щёк, –
Мнится мне, что я щеки касаюсь,
Всё необязательно. Сметает
В кучку пух, но он летит ещё.
Кто ты? Где ты? Мёртвая метель
Всё остановила, заглушая
Даже сердца стук, нет, он мешает
Ей. И все слышней...
слышней.

 

 

* * *

 

Пустыня – это бездорожье,
По бездорожью кто ж пройдёт,
Душа от страха изнеможет,
Кто и куда меня ведёт?
Не вижу я, не понимаю –
Не всё ль равно, идти или
Стоять: в себе душа немая
Как ноги стёртые болит.
И пустоты не утоляет
Ни снедь, ни сон, тоска одна,
Как сильный ветер, разрывает
На мне покров из полотна.

 

 

Крещенье

 

Вот благо сыплется на нас,
И тихая ложится влага,
Качает дерево рога,
И вместо манны только снега,
Вздрогнув,
           касается рука.
Чего? Земли, воды, огня
Или небес? Зачем так нежно,
Роскошно, царственно, безгрешно,
Заботливо, тепло, утешно
Всех укрывает и меня;
Помойку всю и наготу
И всё – в крещенское убранство.
Земля венчается на царство;
Всю немоту и черноту,
И боль, и горечь, и тщету –
Струёй весёлой иорданской.

 

 

Море

 

Кем бы хотела я быть,
чтобы вечно глядеть на Тебя?
Чайкой? Они голодные, злые.
Рыбкой маленькой в струях,
но как я увижу Тебя,
как под тканью переливается мускул,
бежит и бежит.
Это дыхание, трепет, жизнь сама –
солнца блики в потоке.
И ветер, и камни – всё здесь.
Может, цикадой хотела б я стать,
длинной, пушистой, крылатой,
сидеть на шершавой коре
и стрекотать, стрекотать, стрекотать
для Тебя.
Днём и ночью, без устали.
Слышишь? Неустанно как море.
Кем бы? Тобой?

 

 

* * *

 

вот оно, зеленоструйное Эгейское море,
прекраснейшее видом и цветом.
бьет бурун о камни с шумом суровым,
языки ласкают берег тёплой волною.
ах, играть с тобою, море, опасно,
солона вода твоя и жгуча, как слёзы,
разъедает плоть и серебрит мои косы,
на волнах качает и увлекает всё дальше.
отчего ты, море, мне непонятно?
вижу струй твоих плесканье у борта триеры,
слышу голос твой пленительный – ветер мне в уши,
ближе око твое ярое, рык твой звериный.
виноцветное, качаешь ты в объятьях упругих
и пьянишь, и обжигаешь, ласкаешь и губишь,
на главе твоей рога, криком полнятся струи.
топот пляски дев безумных, в крови и пене их губы.

 

 

Критянка

 

Чтобы волна не впечатала в землю, рубя сплеча,
Кровью налитым глазом целясь в висок –
Надо подпрыгнуть и встать на волну,
                                                точно Джеки Чан –
Прямо на самый гребень, наискосок.
Как золотая змейка качаясь на
Рвущей мне тело боли – разрыв-тоске,
Я поднимусь из бездны – встречай, волна!
Сердце поет, танцуя, не страшно, не.
Что ж ты ревёшь, яришься, гудя в крови,
Чтоб уронила голову на руки я, тоска?
Гордую голову вскину, смеясь, лови
Солнечный свет играющий, и раска
чиваясь на гребне, как на спине
Круторогого, обиды не терпящего быка,
В небо я вперю взор – подчинюсь волне –
Той, что меня творит, а не рвёт. Пока.

 

 

* * *

 

Небо цвета вымокшей бумаги,
Капли капают с карнизов, снег подтаял;
Так растёт во мне и плавится тревога,
Тяжким грузом в сердце оседая.
И струится в ноги груз свинцовый,
Жмётся к стеночкам истаявшая слякоть,
И растёт во мне, как гул какой-то новый
Звук, сминающий, как древнее заклятье.
И гудит внутри, как рой перед отлётом
Кровь, вибрируя, натягивая струны,
Словно их настраивает кто-то –
Старец древний или мальчик, вечно юный.

 

 

* * *

 

Посмотри, это так удивительно –
Я стала, как китайский фонарик,
Шуршащий тонкой бумагою,
Жужжащий, как маленький шарик!
На ладонь присевший, как бабочка,
Трепещущая крылами,
Как водяная лилия,
Как лёгкое, нежное пламя!
Я никогда не думала,
Что такое бывает,
И кто я теперь – не ведаю,
Только огонь играет.
О нет, он не жжётся, ласковый,
Он меня согревает,
Подставь мне ладонь, смотри какой –
Он тоже тебя узнает.

 

 

* * *

 

Это – как ни назови –
есть ли хоть что-нибудь у меня внутри,
что достойно остаться,
как ветви, оголённо тянущиеся в груди
к солнцу,
то, что шумит всегда у меня в крови
как солнечный ветер,
то, что я у себя дома не знаю,
то, что нельзя отнять,
что будет меня до конца держать,
когда растаю.

 

 

* * *

 

Ангелы прекрасные и пресветлые,
я – немудрая и несмелая
пусть буду вам как дурочка деревенская,
как репейник, как пыль на дороге белая.
отдирайте меня с одежды вашей трепещущей,
как хотите швыряйте в придорожную грязь, в канаву,
самой никчемной и самой забытой вещью.
просто пылинкой в воздухе быть хотя бы,
в золотистом солнечном свете,
который ни про кого не забудет,
и все пылинки играют, как дети,
танцуют, и есть, и будет.

 

 

* * *

 

Что ты уткнулся в свои ботинки, в свою боль, своё тело,
земля нам мать, и каждая мысль, дойдя до конца,
становится своей противоположностью.
Деметра встречает Кору, распускаются почки, идёт снег
всё быстрей и быстрей, не беда,
если каждый мой вздох – благодарность,
а каждый мой выдох – рождение новой вселенной,
это танец в ритме дождя, волна ударяется в грудь и отходит,
не будь занудой, улыбнись, снято.
мы жизнь и смерть
нота верхняя – это вздох
нота сердца – зелёный мох
дыши!

 

 

* * *

 

Ничего, придура, дыши, дыши,
Вон у дуба в створе скоро будут дубичи-малыши.
Думаешь просто так из оливы масло по каменным кругам течёт и течёт,
так что кости хрустят.
Вот и терпи, как ослик, ходи, ходи.
Роды были тебе для примера, иногда вырубало насмерть, и я спала,
Ну а если не спится, значит ещё неплохи дела, жива.
Вот и смотри, как люди ходят, туда, сюда,
чтоб ты знала, перекрученная, как ствол оливы,
что неспроста пришла.

 

 

Лабиринт

 

мысль мечется где-то на первом слое,
не достигая дна.
здесь тоже можно остаться в забое,
и это ничья вина,
ныряю, и, не чувствуя стенок,
просто лечу вперёд,
ты говоришь, что это застенок,
но может быть это полёт?
лабиринт, и лезвия смотрят косо,
ожидает промаха зверь.
чего ты хочешь, с каким из вопросов
откроется новая дверь?
падай назад, это изнанка
бытия, не ищи причин,
причиняя боль, ты наносишь рану
зверю своих глубин.
не нужно экстаза, не надо боли,
только нить, стремление, путь,
я читаю закрытую книгу «Оля»,
засыпаю, чтоб не уснуть.

 

 

Белый стих

 

Сбор объявили и молча
Люди прощаются
Слышен лишь девочкин крик «папа, папа»
Несмолкающий
Так же плакал ребёнок
Когда на Крещенье
В чёрную пасть полыньи
Разделась и телом, белою плотью паря,
Солдатиком молча нырнула
Мама.
«мама, мама!»
Мобилизация, папа идёт на войну
А расстоянье всё больше
Всё дальше
Отдаляется жизнь от меня
От тебя
От нас
От всех
От девочки, неумолчно кричащей
В тишине.