Ольга
Подлесная

«Выползки»

Солнышко серым асфальты повыкрасит,

грудою снег оплывает в тени.

...Тёплого дождика первые выползки –

дети без отчества, дома, родни...

Хлеб по вагонам у бабок канючили,

вместе окурками грелись взасос...

Люки сырые, подвалы вонючие,

те, что спасали их в лютый мороз –

На фиг их все! Потеплело на улице!

Холод не схавал и мент не загрёб!

Рядом блаженно на солнышке жмурятся,

звонко по-детски хохочут взахлёб.

Всё-то смешно им: собака облезлая,

бабка, в грязюку залезшая... Мат –

речь их кургузая, радость нетрезвая...

злоба, проросшая вдруг невпопад.

Тот огрызнется, а этот отплюнется

от приставучих бесстрастных забот...

Скоро съедобная зелень проклюнется,

по огородам кочевье махнёт...

Гляньте – червяк под ботинком калечится,

в луже корячится голой дугой...

...Дети без отчества и без Отечества –

не раздавить бы случайно ногой!..

«Потому что не волк я по крови своей»

Не волчица я – нежно растила детей,

Берегла, как могла, без особых затей,

Чтоб любили людей, чтобы все по-людски…

Почему же завою вот-вот от тоски,

И оскал вместо рта, скрежет жестью о жесть,

Чую, как вдоль хребта поднимается шерсть…

Я спиною прижата в последнем углу

И слепые волчата скулят на полу.

Не удержат уже ни закон и не стих –

Все решает не разум, а древний инстинкт,

И в ушах только бешеней крови толчки.

Я готова врага разорвать на клочки…

…Но глаза отведу, боль прощу и беду,

Хвост поджав, я без драки тихонько уйду…

Не волчица – увы – не завыть по ночам,

Лишь обиженно что-то кому-то кричать,

Лишь срываясь на плач, и губу закусив,

Травоядно мычать, выбиваясь из сил…

Никогда мне не быть среди сильных зверей,

Потому что не волк я по крови своей…

* * *

Весь день – коту под хвост! Ненужные походы,

В ненужные места, бессмысленный галдёж!

И рядом – никого, чтоб зряшние расходы

Нелепо оправдать... И ты меня не ждёшь...

И столько нужных дел, да не доходят руки.

Ни денег нет, ни слов, ни времени, ни сил!..

А каждый новый день – все в том же вечном круге.

...А было бы дано, чего ни попроси –

Чего хотеть бы мне? – имею, что хотела

Для тела и души, и сверх того ещё.

...Растренькиванье дней – катание без дела...

Гордыня: не грешить!.. А счётчик-то включён...

И каждый новый день накручивает знаки –

Нули до запятой... Глядишь – и нет меня...

И хочется сказать, но взгляд, как у собаки,

И ни строки уже без прожитого дня.

Декабрь

Упадите, снега! Упадите, большие снега,

Укрывая собой эту серость и сырость и грязь…

До лохмотьев нага – киснет даль. И съезжает нога

Не по льду, а по жиже Земной и Заоблачной дрязг.

Новогодних забот – полон рот – завершается год!

По метро и базарам предпраздничный радостный торг.

Ждём: вот-вот –

И хлебнет сирый город природных щедрот,

Белизной вызывая щенячий щемящий восторг…

Но – съедает туман и смывают дожди без конца

Крохи снежных подарков, крупицы надежд кружевных,

Всё попытки припудрить глубокие шрамы лица

Одряхлевшей старухи, которою мы рождены…

Нам бы всем не грустить,

Все обиды и беды простить,

В наши души впустить

Бесконечный и ласковый свет,

Улыбнуться в пути,

В новый век с легким сердцем войти,

Выше звезд вознести

Лишь любовью светящийся след,

И себя зажигать.

И сгорая, Земли достигать,

И сияньем своим – просветлевшую – нежить её…

Упадите, снега!

Упадите, большие снега –

Всепрощеньем небес за безбожное наше житьё!

Месть!

Непременно приду в голубом!

Чтоб казаться смуглее и легче.

Распрямляя усталые плечи,

Белый локон завью надо лбом.

Гордой шеи крутой поворот –

Взгляд лучистый, светящийся счастьем –

Он от горя пускай не умрёт,

Но почти разорвется на части,

Осознав, что навеки забыт.

После можно, конечно, узнать их.

И соперница сразу – с копыт,

Несмотря на французский брасматик!

А потом остроумьем блистать,

И скользить, не касаясь паркета,

И, экспромты читая с листа,

Добиваться признанья поэтом.

И легко рассуждать о любом,

Изъясняться то так, то иначе…

Непременно явлюсь в голубом,

И – клянусь – ни за что не заплачу!

* * *

Что все разговоры о том, что… «режим и сатрап»…

И миру угроза, и что-то ещё не такое…

Вон – трупик ребёнка. И баба, подолы задрав,

В грязи на коленях по-волчьему воет с тоскою…

Какие-то взрослые люди по-детски смеясь,

Толкаясь, крича, в телекамеру машут руками,

Как будто бы кровь высыхает, как вешняя грязь…

Но эти же руки нашарят кровавые камни…

…Экран отключив, возвращаюсь: весна, тишина,

И маленький сын мой, споткнувшись, заплакал от боли.

Не лгите! Не верю, что где-то бывает война

Бескровной почти. Справедливой и нужной – тем более!

Бессмысленно зло. И заведомо лживы слова

О смысле победы, по поводу пользы и цели.

И только любовью и только прощеньем жива

Земля до сих пор. И улыбка ребёнка бесценна…

* * *

Я вас люблю – ну как еще назвать? –

неужто, просто дружбой нежность эту

и эту грусть, когда вас рядом нету…

Но «я люблю» – опасные слова!

Когда вам больно, так же больно мне.

Но как же хорошо, когда светло вам!

Укачивает – вспомните Светлова –

меня любовь, конкретная вполне…

Я не могу без вас – и в этом суть.

Но в этом нет желанья обладанья.

Дарить тепло и облегчать страданья –

иных желаний в сердце не несу.

…Смотреть в глаза и сердце отдавать

и целовать, и волосы ерошить…

Так много слов – порядочных, хороших,

а «я люблю» – опасные слова!

Но – как детей своих – за плач и смех,

как мать свою, за то, что есмь в природе,

как свет и сонмы звезд на небосводе –

я вас люблю – далеких, близких…

                                                 Всех!

* * *

Я не видела смерчей,

          но, видимо, именно так

начинаются смерчи –

          с короткого мига затишья,

с рассуждений о смерти,

          которой все беды – пустяк,

но бояться – не сметь! –

         отправляясь в парение птичье…

А потом тишина

           разобьется на тысячи брызг,

дух захватит и вдох

         в этом вихре не сделать, пожалуй,

всколыхнется до дна

        чье-то сердце, разбитое вдрызг,

под изысканный слог

       смерч вонзит ядовитое жало,

и закружит тебя –

            горсткой пыли вослед колесу.

И воронка к тебе обернется

               прожорливым жерлом,

то ли капли дождя,

            то ли слезы мазнув по лицу,

хлынут горлом слова –

            сумасшедше, безумно, блаженно…

Отразятся в глазах,

            вдруг приблизившись, чьи-то глаза

и касание рук обожжет

            обожаньем до дрожи.

горло высушит страх,

            за спиной завизжат тормоза,

и окажется день

            до последней минуточки прожит.

А когда поутру

            смерч уляжется, пыль опустив,

и подумаешь: стих,

            улетел, захлебнулся, растаял…

коготки по нутру

            и внутри – закоулки пусты.

лишь свихнувшийся стих

            поредевшие листья листает…

* * *

…когда на чаши лягут все дела –

От сотворенья до Армагеддона –

детей, которых я не родила

простит ли мне безгрешная мадонна?

не ложь и блажь – которая была,

не страсть и злость, что жгли меня и гнули –

детей, которых я не родила

простить себе когда-нибудь смогу ли?..