* * *
Если руки мне скрутит вина,
Пусть враги торжествуют победу!
На Кавказ я, пожалуй, уеду –
Там такие у трав имена!
Там томился в горах Прометей,
Был он мальчик, но травы моложе.
Ястребинец, бессмертник, алтей
За меня свои головы сложат.
Ну, а если моя голова
От усталости болью возропщет,
Мне споёт вероника-трава,
Улыбнётся из рва расторопша.
За окошком крапивная тишь,
Каплет холод с неоновой крыши.
Что ты, ласточка, мне говоришь?
Я не слышу, не слышу, не слышу!
* * *
Терять в свою победу веру
Невыносимо, только все ж:
«Поручик Лермонтов, к барьеру!» –
Вот это вызывает дрожь.
Ещё вчера за детской партой
Ты скрытничал и рвал тетрадь,
На карту жизнь! Но бита карта!
И на ноги тебе не встать.
Пусть двести лет струят молитвы
Молочный поминальный свет.
Бывает проигравший в битве –
В дуэли проигравших нет.
* * *
Мы – взрослые. Нас разлюбили.
И, гордо бросив «наплевать»,
Мы плачем лишь в пустой квартире.
И снова плачем. И опять.
Но найден повод, чтоб небрежно
Глядеть в окно, как в окуляр,
И каждый вторник так прилежно
Таскаться на Тверской бульвар.
Как будто я во вражьем стане
Веду подпольную войну.
Как будто в Тихом океане
Прослушиваю глубину.
Старина
Гудят ковыли да столбы.
Но ведь ничего не осталось
От этой щемящей, как жалость,
Тюменской оконной резьбы.
Где свадебный плат или вдовий?
Где первые чьи-то шаги?
Под тенью оконных надбровий
Квадраты, кресты и круги?
И этот нехитрый орнамент
Из трав, милых лиц, чешуи
Румянит, как прежде, румянит
Печальные срубы свои.
Малец, от лучей полосатый,
На карточке рвёт бузину.
Спи, хлопче! Год ныне двадцатый.
Не скоро тебе на войну.
* * *
Не видать мне тебя, княженика!
Ты живёшь неприкаянно, дико.
Гор отроги в уральских лесах
Точно пальцы в твоих волосах.
Угловатой походкой усталой
Осторожно ступаешь по скалам.
Поглядишь – и вода из колодца
Словно кровь лебединая, жжётся.
Княженика, спаси тебя Боже
За красу и за горечь твою.
Мы – чужие. И всё же, и всё же
Ты навечно во мне. Как в раю.
Коричневый сахар
Пластают тело тростника.
Он не испытывает страха.
В забвенье смерть всегда легка,
А после смерти будет сахар.
В Калькутте барабанный мох.
И мир похож на летний морг.
И солнце лупит болью сонной,
Как лампа в операционной.
Вот это участь – славен Бог!
Стать сластью из стеблей истёртых!
Кладу за щёку сахарок
И верю в воскресенье мёртвых.
Северные старухи
У Белого моря, веков испокон,
Глядят тебе вслед из белёсых окон.
И нет никого, только чувствуешь взгляд,
Как будто не люди – деревья глядят.
Но мастер чужой стародавней поры
Бессмертную душу упрятал в стволы,
И вырезал руки, надбровья и рот
Из дерева древних, забытых пород.
Их корни в трудах от зари до зари:
Что мёртво снаружи – то живо внутри.
Их песни, преданья, их мать и отец
Бессмертны в изгибах древесных колец.
Они просыпаются в раннюю рань –
Резная кровать, на окошке герань,
Часы. Покосившиеся косяки.
На выцветшем снимке – сыны-моряки.
* * *
Смеются надо мной друзья:
Всю жизнь ребенком быть нельзя!
Дела забросив к январю,
Разрыв игрушек пыльных массу,
Тебе я лодку подарю –
Оранжевую, из пластмассы.
Качну в ладонях, помолчу,
И вновь качну, как чай на блюдце.
А за спиною засмеются –
Я знать об этом не хочу.
Смешно, что в эту кутерьму
Вдруг мир становится послушным,
Когда душа равна ему
Каким-то детским равнодушьем.
Мне снится: рубят под Еланью
Еловый лес наискосок.
В стволе стеклянном, как в стакане,
Корой покрытый, стынет сок.
Горчит январский буерак,
Размотан шарф, и мучит жажда.
Но нет нужды за каждый шаг
Оправдываться перед каждым.
* * *
Как малый пострел, за повозкой бегущий в пыли,
Как старый казак, на войну провожающий сына,
Ты смотришь с укором на белую прядку земли,
Не смея, как прежде, подумать: «Моя Украина…»
Пусть ценят за доблесть и пусть не желают добра,
Мы смертной гордыней своею гордимся по праву…
Но слышен на склонах взволнованный голос Петра,
И дикие розы впотьмах окружают Полтаву.
И если любить, то лишь сон малоросских ветров,
Ковыль Запорожья, могилы и память о Сечи,
И посвист ночной подгулявших степных гайдуков,
И шляхетских жинок покатые, полные плечи.
Там панская дочь собирает во ржи васильки,
И жаркие посулы небо вплетает ей в косы,
Там точатся к бою и, звонкие, гнутся клинки,
Там тяжбы и свадьбы, и зреют в ночи абрикосы.
© Ольга Козэль, 2005–2019.
© 45-я параллель, 2019.