* * *
В шестом часу, пока не слышно шума,
Не зажигая лампу на столе,
Подолгу я люблю лежать и думать
О том, что есть и было на земле.
Из тёмных окон, из ночной метели
Мне нравится вытягивать на свет,
Перебирать, как стебелёк свирели,
Какой-нибудь причудливый сюжет.
Не важно – из былого, небылого –
Всё рядом, только руку протяни:
Эллады шум, и торг средневековый,
И чингизидов страшные огни.
Над чудным миром в полумраке рея,
Оглядываю дни и города,
И далеко моя гиперборея –
Страна снегов и стынущего льда.
Пустынная, метельная, родная –
Попробуй оторви её, оставь –
Пристыла. И, чужое обрывая,
Из мира грёз я возвращаюсь в явь…
* * *
Всё такое старое, больное.
Всё такое близкое, родное:
Дом, крылечко, лодка и скворешня,
И деревня, ставшая нездешней.
Вот взмахнёт крылами – и растает,
А меня печалиться оставит.
Молитва
Забудь моё имя.
Пускай растворится, как дым.
И голос возьми –
Ни к чему бесполезная песня.
Позволь хоть снежинкой
Кружиться над лугом моим,
Над речкой и полем –
Над всем этим краем безвестным.
Пускай не у моря,
Мне только б смотреть с высоты
На эти дома,
на ушедшие в небыль деревни,
на лес поредевший,
стоящие насмерть мосты –
они, как часовни, застыли
в молении древнем.
Позволь мне остаться
На стрелке затерянных рек
Песком или камнем,
Прибрежною белою глиной.
Не дай отступиться,
Когда отступается век
И прадед молчит,
Укоризненно глядя
Мне в спину.
* * *
Тянут без всякого волшебства
Родина, поле, клевер…
Словно из Божьего рукава
Птицы летят на север.
Слышишь, как улица ожила? –
Воздух звенит упругий.
Разве хватило бы им тепла
Там, на счастливом юге?
Светлого мира, где ждут гостей –
Вестников белой ночи.
Края – любить, поднимать детей,
Помнить заветы отчие.
* * *
Дождь усталую землю качает,
Третью ночь не ложится подряд.
То баюкает, то причитает –
Не идёт его дело на лад.
Чуть затихла – и плачет спросонок.
То ей снится пожар, то ковчег,
То растерзанный взрывом ребёнок,
То вода из отравленных рек.
Засыпай! – Далеко до рассвета.
Лишь бы ты до него дожила.
…Спит земля, зябко кутаясь в лето,
От которого мало тепла.
* * *
Ячеи дождя качаются –
Кто-то вяжет эту сеть.
У меня не получается
Даже ниточку поддеть,
Чтобы выплыть,
Чтобы вынырнуть,
Не запутавшись в траве,
К солнцу, к свету,
К небу синему
На минуту иль на две,
Убежать от этой сырости
Хоть в какой-нибудь
Магриб.
Эй, рыбак небесный,
смилуйся,
Отпусти на волю рыб!
…За окном привычно
хлюпает,
и в Магрибе скоро дождь.
Да куда ты, рыбка глупая,
Из России уплывёшь?..
* * *
Пойдём обратно. Холодно и сыро.
Неужто вновь придётся зимовать,
Топить жильё, в несовершенстве мира
Своё несовершенство укрывать?..
А может быть, отложим все печали
И в лес нахлынем с самого утра,
Где листья не совсем ещё опали
И голос только пробуют ветра.
Хотя видны зловещие приметы,
Мне радостно: пока ещё со мной
И яркий куст, и этот полдень светлый,
И муравей на горке травяной.
Плач по журавлю
Сколько лет проживу
в ожидании зим,
в ожидании новых утрат?..
Почему не сказал мне:
«Давай улетим!»
Отчего не позвал меня,
брат?
Травяная рубашка твоя
коротка.
Не сумела её доплести.
А у берега плещет
крылами река.
Или небо
в Господней горсти?
Ранний снег застилает
дорогу в поля,
и пора возвращаться домой.
Только чудится мне
дальний крик журавля
между тающим светом
и тьмой…
* * *
Есть время для ветра и снега
И горькой последней любви,
Неяркой, как низкое небо;
Как лес, где молчат соловьи,
Пустынной, безлиственной,
странной.
Но вдруг из-за каменных туч
Пробился, блеснув над поляной,
Случайный рассеянный луч.
Глядишь в осветлённые дали,
И сердце плывёт, как река.
Для поздней любви и печали,
Быть может, есть время пока.
* * *
Видно, с горем придётся
Немало часов провести,
Чтобы свыкнуться с ним,
Притереться, прижиться,
Сродниться,
Хлеб и соль разделить,
А потом попросить:
– Отпусти!
На свободу хочу
Я к своим воробьям
И синицам.
– Да куда ты пойдёшь? –
Забормочет оно, заворчит. –
Да кому ты нужна,
Кто тебя приберёт-приголубит?!
Самоварчик поставлен
И стол под калиной накрыт.
А чужой тебя разве поймёт?
А любимый не любит…
Что я горю отвечу,
Припав на прощанье
К плечу?
– Вытри слёзы, уймись,
Не горюй, моё горькое горе!
О любимом поплачу,
А надо – и в крик покричу.
Но сама по себе,
Если нет – так увидимся
Вскоре.
И оно приумолкнет,
Поникнув седой головой,
Я шагну за порог –
И откуда прибавится силы?
И как будто подруге,
Кивнёт мне верхушкой живой
Незнакомая ёлка,
И голубь взлетит сизокрылый.
* * *
Моё синичье царство не достанется
Теперь уже, наверно, никому.
Осталось мне смириться и состариться,
Переходя в неведомую тьму.
Но лёгкий стук за окнами послышится,
И хитрый глаз уставится в лицо.
И я пойду, пока живётся-дышится,
С тарелкой корма к птицам на крыльцо.
* * *
Я чувствую синичьи коготки:
Отважно корм берут они с руки
И прочь уносят. Клювиков работу
Я слышу в первозданной тишине.
Стою, молчу, мне грустно отчего-то.
Увидят ли они меня во сне
Сегодняшнем, и если да, какою?
В ушанке, возле ветхого жилья,
Старухою с протянутой рукою?
А может, только внутреннее «я»
Им ведомо? На землю свет струится,
Преображая налетевший снег.
Погаснет он – и мне пора, и птицам
Спешить к ночлегу, находить ночлег…
Чёрный лёд
Вороньё раскричалось
над полем,
за старым сараем.
Видно, тоже, как мы,
обсуждают погоду да власть.
В странном мире, где мы,
только кажется,
что-то решаем,
дай мне руку, сестра,
чтоб на раннем ледке не упасть.
Не замёрзла река.
В эту зиму
река не замёрзла
и разбитую землю
нечасто латал снегопад.
И ненастье тянулось,
порою хватая за горло
и бежать заставляя
по чёрному льду
наугад.
Мне казалось, что лёд
просто смог
перебраться на сушу,
и с живыми она
перестала делиться теплом.
Он ползёт и ползёт,
и в дома проникая,
и в души.
Говоришь, поделом?
Да, быть может,
и впрямь поделом…
Дай мне руку, сестра,
друг за друга держась,
друг за друга… –
И отступит беда,
и когда-нибудь
вовсе уйдёт.
Просветлел горизонт,
скоро птицы
потянутся с юга,
и растает, как сон,
как обманчивый сон,
чёрный лёд…
* * *
За деревнею где-то
Кричат целый день журавли,
Будто небо кричит
И никак докричаться не может.
И страшит по ночам
Ледяное дыханье земли,
И шепчу, просыпаясь:
«Спаси и помилуй нас, Боже…»
Ты, наверное, прав,
И судьбы мы не стоим иной.
У людского жилья
Вечно пахнет войной и разором.
Если б снова заснуть
И проснуться цветущей весной,
Чтоб сирень бушевала
И утро не веяло мором.
Чтобы настежь окошки,
Чтоб с другом сидеть у костра
И глядеть на огонь –
Не на дымные лики пожарищ.
Возвратится ли завтра
Всё то, чем мы жили вчера?
Так и тянет сказать
Позабытое слово «товарищ»…
* * *
Печной струится дым –
Земля заледенела,
А я кустом седым
Стою над миром белым.
Недужная весна,
Рождённая в ретортах,
Нас делит, как война,
На выживших и мёртвых.
Смахнуть бы страшный сон –
Нелепость, чертовщина!
Как будто вне времён
Эпоха карантина.
Уйти, забиться в щель
Усталым насекомым…
Пускай скорей метель
Заносит двери дома.
Но Божий мир широк,
Вдали яснеет небо,
И маленький цветок
Желтеет из-под снега…
© Ольга Корзова, 2018–2022.
© 45-я параллель, 2022.