Ольга Флярковская

Ольга Флярковская

Четвёртое измерение № 21 (405) от 21 июля 2017 года

Там, где дышат туманы

Изба

 

Может, и хочется большего...

Учит смиренью судьба.

Ставни давно перекошены –

В землю уходит изба.

 

В белых чешуйках наличники…

Дом глуховат, слеповат.

Так старики по обычаю,

Палкой подпершись, стоят.

 

Стукнет калиткою матушка,

Пряничков взявшая впрок…

Ключ на крыльце да под камушком.

Ну как заедет сынок?

 

Дочка нагрянет с внучатами….

– От бы детишкам гульба!

…Грезя, стоит толстопятая

В валенках старых изба.

 

Всё, что посажено, выросло…

Всякому цвесть – до поры.

Крупными выдались ирисы.

И золотые шары.

 

В госпитале

 

Сочился мелкий февральский снег

На корпус, двор и чугун ограды,

На ток машин, на скамейки сада,

Не веря скорой уже весне.

Он шёл привычно. Так санитар

Идёт вразвалку к дверям палаты.

Вчера в ней тихо бранил катар

Старик, и сам был белее ваты...

Здесь всякий сам господин себе,

Но тащит боль, как солдатский ранец...

У входа пыжится воробей

Разбить на корке ледовый глянец.

Здесь выход тоже известен всем,

И за пальто номерок – не спросят.

Как вата белый февральский снег

Следы солдата, струясь, заносит.

Дежурство вышло почти без сна,

Звонок встревожил его домашних...

Наутро в город вошла весна.

Так подходили к Берлину наши...

 

На островах

 

До прилёта чаек даль безбрежная

Строгое молчание хранит...

Грудью разбивает ветры свежие

Временем изъеденный гранит.

 

Со времён Зосимы и Савватия

Здесь умели скорби превозмочь.

На Каноне, чтомом* Божьей Матери,

За окном свечой белеет ночь.

 

Сколько эти стены перевидели,

Святостью врачуя боль и страх.

И звучит чуть слышно над обителью,

Словно эхо: «Господи, воззвах»...

 

Бились в камни волны беспокойные,

По весне давила лёд шуга,

А по небу плыли бесконвойные

Облака к далёким берегам.

 

————-

* чтомом – читаемом (церк.-слав.)

 

Русская элегия

 

Там, где дышат туманы,

и солнце лосёнком крадётся,

Где на игры ветвей

отзывается омутов глубь,

Не беспечность нирваны,

а домик знакомый найдётся,

И на спички и соль

по карманам отыщется рупь.

Выпускает не сразу

столица из стойких кошмаров –

Зачумлённой толпы,

каторжанина спешки – метро...

Но приветит криница,

соседка нарвёт гогошаров,

А сосед накопает

румяной картошки ведро.

Потечёт разговор, и – «За жисть!»

и «За мир в целом мире!»,

По антенне покажут

любимый волнующий фильм...

Как был ярок Шукшин

в обжигающе горькой «Калине»!

– У «сестрёнок берёз»

о Макарыче, брат, помолчим...

На изломе веков

наши судьбы не запросто гнулись,

Открывается вера

обманутым властью сердцам.

Вот бревенчатый храм

с колокольней в скрещении улиц,

Где в Родительский день

панихиду поют по отцам...

На рассвете река,

что жена, к тебе руки протянет...

Ни движенья над ней,

лишь следы у воды на песке...

Всё, что было – прошло,

всё тяжёлое в омуты канет,

Просыпаются птички

в ближайшем от дома леске.

Здесь растёт на душе

молодая невинная кожа,

Умягчается взгляд,

и смеёшься ты: «Жучка, отстань!»...

Что же был ты Москвой

столько лет и клеймён, и стреножен,

А теперь возвращён,

словно пленник, родимым местам?

И всего-то три дня,

и не вырваться дольше до срока,

Но о всём пережитом

покойнее думать тебе.

Прокричит над крыльцом

лепетунья франтиха сорока,

И подставит диван

стариковский пружинный хребет.

Ты увидишь во сне

всех, пред кем виноват, и не мало.

Покаянную голову,

помни, и меч не сечёт...

Разгорается день

над низиной смородиной алой,

И неспешное время

живою рекою течёт...

 

На смерть Евгения Евтушенко

 

Весна без солнца – что зима без снега,

И мокрый ветер дверью бьёт с разбега

И рвёт в тоске тугие провода...

И в кромке льда есть траурное что-то,

Ведь в грузовом отсеке самолёта

Поэт домой вернулся навсегда.

 

Он не прошёл окопов и ГУЛАГа,

Но ведал стыд сползающего стяга,

На красный флаг был скоплен компромат...

Задиристость жила в нём и отвага –

Сибирском парне, мачо и стиляге,

Начавшем путь со станции Зима.

 

И сквозь любые тары-растабары,

Сквозь суд людской,

Столь скорый, сколь неправый,

Я слышу сердцем ритмы тишины!

По всей России нынче идут снеги

И помнят всё о ярком человеке

Из той, несуществующей, страны.

 

Те снеги не буравит дождь колючий,

Те снеги очистительней и круче

Любой постмодернистской шелухи...

Пункт погребенья назван им без страха.

И всё яснее гулкий голос Баха.

И все уже написаны стихи.

 

* * *

 

Где вчерашняя роскошь кичилась собою,

Преграждая сугробами к берегу путь,

Приглашают стволы подивиться резьбою,

И смолистою сыростью полнится грудь.

Над раздетой рекой к этим вербам и клёнам

Соскользнула по льдистому небу звезда,

И окрасилась даль еле видным зелёным

В тех местах, где как будто застыли года.

Не прошу ни удачи, ни праздничной доли,

Что начертано свыше – спокойно приму.

Только сердце зажгу от вечерней юдоли,

Только к дому дорогу найду своему.

Протянулись по серому чёрные руки,

От берёзы к берёзе меня повели.

И скатился за шиворот холод разлуки,

И затеплились окна – светильни земли...

 

Двое стоят…

 

Влюблённость всегда стыдлива,

Не глянет в упор, дрожа…

Вздыхают чуть слышно ивы –

Полночные сторожа.

А двое стоят, бутонны...

Ладонь у её щеки.

Качается мост понтонный,

Мигают огни реки.

Что ж так голоса тревожны,

Так грустен туманный свет?..

Ведь путь их уже проложен

Сквозь толщу судеб и лет.

И кажется, что с экрана

Струится на них река.

Так тихо, и странно-странно.

Но это – пока. Пока...

Все праздники их, все дети,

Разлуки и седина –

За всё не шутя ответят,

Заплатят за всё сполна.

Плывут облака-корветы,

И мысли, как сны, текут...

Но сердце хранит приметы

Неловких живых минут.

Ладонь у щеки, объятье...

– Замёрзла? Прости, прости...

И белое это платье

Мерцает флажком в пути.

 

Девушка из метро

 

Это северной мадонны

Терпеливые глаза

Смотрят кротко и бездонно,

Будто смотрят образа.

В скромном облике и взгляде

Тишь полуденных снегов,

Словно озеро в окладе

Из пологих берегов,

Словно льдистая дорога,

Словно трудная стезя...

От рожденья и до Бога

Путь... Сворачивать нельзя!

Эта девушка, что верба –

Тонковата, но крепка.

Что-то в ней от древлей веры,

Вдруг блеснувшей сквозь века.

Через гул иных наречий –

Слова русского оплот.

Нашей жизни к правде вечной

Долгожданный поворот...

 

 

* * *

 

Отцу

 

Листопадная невесомость.

Листья кружатся, не дыша.

Тихо-тихо над крышей дома

Пролетела твоя душа...

Чуть замедлилась у окошка,

Занавеской едва качнув.

Чутко уши воздела кошка

И покинула старый пуф.

Я стою

И шагнуть не смею.

Лёг под ноги зелёный лист.

Чей-то промельк в конце аллеи.

Чей-то выход

из-за кулис...

Я-то думала – всё минуло.

Не расслышишь

дочерних слов.

...Пробуждает далёким гулом

Самолётик из облаков...

 

Псков – Москва

 

Эх, Россия... сёла, огоньки,

В сизом небе жёлтые дымки

Изогнулись, что хвосты кошачьи...

Тянутся болота и леса...

Убранное поле, голоса

Стай последних кличут или плачут.

Зов могу я только угадать

Из окна вагона... Снова гать...

Семафор над лентою дорожной...

Станция с окошками в резьбе...

Малая зарубка на судьбе,

Тихий вздрог предчувствия под кожей,

Память крови – это ли не чушь?!.

Но когда едины все пять чувств

В странном узнавании и боли,

Понимаю, потому жива,

Что ломаю сердце на слова,

Словно хлеб октябрьской юдоли...

Псковщина! Родимая тоска,

Ломота у правого виска,

Туч стада и низкое давленье.

И внезапным всплеском – белый храм,

Белый конь и снега первый шрам,

И комком в груди – стихотворенье...

Стихи без повода

 

Стихи без повода

 

Никакого нет повода для стихов.

Сизый дождь над Печорами зарядил.

В бывшем парке – стойбище лопухов,

И люпина заросли средь могил.

 

Всё здесь рядом, рядышком, под рукой:

Супермаркет, кладбище, монастырь...

И в эстонской кирхе застыл покой.

И ночами всходит здесь алатырь.

 

И сияет славой Успенский храм,

В нём душа не слышит фальшивых нот.

Кто спешит к заутрене в синь и рань,

Кто – спросить копеечку у ворот.

 

Не сидеть в отеле, пойти пройтись...

Центр паломника, скверик, соседний дом.

Дом такого качества, что держись.

– Так живём мы, доченька, так живём...

На земле – фуражка.

– Возьми, отец.

(Только купишь после – понятно что...)

Помолись...

– Он милостив, наш Творец!

К октябрю бы надо добыть пальто...

Вы откуда будете?

– Из Москвы...

– Как столица? Держится Пуп земли?..

– Вот опять весною: «Иду на Вы!»,

А недавно – пенсии поднялись.

 

Это дождь над Печорами, просто дождь...

Небо серое. На сердце пелена.

Здесь стоит нетронутым в парке вождь.

Вот такие, батенька, времена.

 

– А с работой трудно здесь, не найдёшь...

Попытать удачу – хотя бы в Псков

И подале тянется молодёжь,

И не слышно свадеб-то на Покров...

 

На Покров вернуться бы, говоришь?

– Да...

Зачем – не хочется объяснять.

Просто здесь ночами такая тишь,

И людей пытаешься здесь понять.

 

Это дождь над Печорами, звон дождя.

Тихий плен, и шелест, и валуны...

Звон обители, кирха, прищур вождя

Суждены мне, видимо, суждены.

 

От века...

 

Игорю Царёву

 

От века поэтовы корки чёрствы*,

Зато не бывают поэты мертвы,

Когда бы и пили мертвецки…

И то, что для Дании просто «слова.»..,

В России – поэтова с плеч голова,

И кровь на страницах и «рецках»…

Поэт – это выход в гудящий портал,

Быть может, там ангел Господень летал,

А может, насвистывал демон…

Слова для поэта – что к небу ключи,

А может быть, небо стихами звучит

В мерцательном пульсе фонемы.

И всё, что на сердце наносит рубцы,

Что жизнь нанизала на наши венцы,

Вернётся энергией рифмы…

И пусть изречённая мысль не нова,

И тяжко подчас достаются слова,

В приливе толкая на рифы…

Сияет гвоздильными язвами Твердь,

А шагом к бессмертью становится смерть,

И слава легонько стучится…

Как нитью, потомков прошила строка,

Сердца человеков связав на века,

И высветив судьбы и лица…

 

—————-

* «Чердачный дворец мой, дворцовый чердак!»

                                              (Марина Цветаева).

 

Памяти Галича

 

В беззвёздном окне не горят куполами соборы,

Великая тишь незаметно накрыла дома.

Мечты по ночам на посулы горячие скоры.

Чтоб их остудить, наметает сугробы зима.

 

«Когда пробегу, не касаясь земли…» До последнего срока

Нам хочется верить, что непоправимого нет.

Так просто мальчишке с последнего дёрнуть урока

И к дому найти по заносам петляющий след.

 

А можно весной над чернеющим слякотным сквером

Грачом перелётным с усталым восторгом кружить.

Промозглую мглу принимать, не торгуясь, на веру,

Мол, скоро рассвет, мол, ещё доведётся пожить…

 

Ах, что там зовёт в темноте раствориться до срока?

Густая метель забросала родных имена…

Вкус тёплого хлеба, и матушки голос глубокий,

И русских стихов на страницах слова-семена…

 

Оставив таможню с тяжёлой её укоризной,

В предутреннем сне к незабытому храму брести…

Зимы не избыв, быть помянутым гвалтом на тризне,

Грачом долететь, чтоб родимую землю простить…

 

Эти белые берёзы...

 

Эти белые берёзы,

Эти плавные холмы...

Не поэзия, не проза,

А стихиры и псалмы!

Клён – что регент перед хором,

А кругом снегов стога,

И пока ещё не скоро

Здесь уляжется пурга.

Словно Жертва на Престоле

Винной ягодой горя,

Над деревней и над полем

Занимается заря.

Только выйдешь – от порога

Попадаешь в небеса,

Промыслительно у б о г а

Этой местности краса.

Впереди, макушкой к небу,

Колоколенки глава.

Воплотившаяся небыль –

Лебедь белый – Покрова!

 

Пусть душа летит, как птица,

Затихает боль утрат –

Богородица-царица

Стелет, стелет белый плат...

 

Тихие песни

 

У небес – колокольный голос!

Запоют – и земля качнётся!

В чистом поле созревший колос

От ударов дрожит и гнётся.

Добру молодцу сон приснится:

Чу! стеной поднялась осока!..

Полыхает во тьме зарница,

И скрипит коростель высоко...

И летит по полям упруго

Конь-огонь, приминая травы,

Тот, что с ветром – надёжным другом –

Уносил от стрелы-отравы!

Выкликает из тёмной глуби,

Призывает из синей дали

Мудрый ворон на вечном дубе,

Белый лебедь из вольной стаи…

Знай, когда недвижим застынешь,

Басурманским мечом изрублен,

Ни единым перстом не двинешь,

И золой обметает губы –

Белоствольным сияя станом,

От берёзы шагнёт девица!

Над тобою молиться станет

И живой окропит водицей.

Что за мудрость скрывает ворон?..

Что на крыльях приносит лебедь?..

Переможем любое горе,

Если родина есть на свете!

Как прохладны её озера,

Как дремучи её чащобы!

Мы любовью осилим горе,

После будет и счастья короб!

Здесь трава муравой зовётся,

Здесь у пчельников вьются пчёлы…

Здесь и нам поживать придётся,

Да на свадьбе гулять весёлой

Добра молодца с девой Ладой!

Подносите нам мёд да пиво!

А гостям мы – всем сердцем рады,

Нынче в пляс не пойдёт ленивый!

Пусть чадят средь болот гнилушки,

Знать, царевне-лягушке светят!

И стоят на макушке уши

У коней, что быстры, как ветер…

Умирая, мы здесь воскреснем

В тихих песнях, что льются... льются...

Утекая в поля и веси,

Чтоб когда-нибудь в мир – вернуться!..