начертана фраза: «И это пройдет» –
Не однажды она
исцеляла царя от печали.
Хор забытых наложниц
как крылья гудит за плечами,
Но «и это пройдет» –
обещает кольца поворот.
Отчего же сегодня
как будто и надпись не та,
И знакомые буквы не лечат царя,
а тревожат?
Он вращает кольцо,
и впервые снимает с перста,
И глядит сквозь него
на своё виноградное ложе.
А в кольце Соломона
калачиком спит Суламифь,
Совершенно по-детски
поджав золотистые ноги,
И над царской невестою
разноязыкие боги
Напевают ещё неизвестный
библейский мотив.
Спи, дитя виноградника!
Сладок предутренний сон,
И твоя нагота так невинно,
наивно беспечна,
От потока времен
огражденная царским кольцом…
Но пророчит кольцо,
что и это мгновенье не вечно!
Ах, проклятая мудрость! –
в любви не спасает она.
Царь отбросил кольцо –
и, лишившись защитного круга,
Как птенец из гнезда,
Суламифь выпадает из сна,
Чтобы снова забыться
в объятьях царя и супруга.
Хор небесный гремит,
и кольцу ещё долго звенеть…
Но она не услышит
ни этого грома, ни звона.
В легком сне,
Суламифь,
будет легче тебе умереть –
И очнуться
бессмертною Песней
1999 – 2000
Один за всех, пропавших в окруженье,
Я продолжал безумное движенье –Назад, к востоку,
где разрежен дым.
Перебегал, затишье карауля.
Меня не только снайперская пуля –
Меня шальная пуля не брала.
Вставала на дыбы, как кобылица,
И я вплетался в корни, как змея,
Но полз к востоку, что зарёй змеится.
Без счету глаз на западе смежались,
И кровь моя, и трав дремучих сок
Во мне давно в одно перемешались.
Вдыхая дух опасности с околиц –
Чу! Где-то зябко скрипанула дверь…
Чу! Стадо сыпануло в колоколец…
И я, неслышно отступая в кущи,
Один за всех старался уберечь
Движение туда, где свет встающий.
Что глубоко, как по краюхе хлеба,
Подобно великаньему ножу,
На два ломтя разваливала небо.
Тем дым был реже, и удары – глуше…
И, наконец, я выпал в мирный лес,
Как утопавший падает на сушу.
И долго спал, а в темных травных чащах
Смешной жучок бежал, бежал, бежал
Из окруженья рук моих дрожащих.
Где в пацанах мы правили ночное,
И речки золотая береста
Со свистом развернулась предо мною.
Моя деревня,
мой родимый дом.
Там тонкий свет тянулся из окон,
Высвечивая мать перед иконкой.
Я мать окликнул, но бессильный стон
Застрял под горлом ржавою иголкой…
Поверх меня – туда, где окруженье…
Мать уловила глаз его движенье
И обернулась, дверь перекрестив.
Что я воссел с улыбкой на пороге,
И видел как, мурлыча, старый кот
Проходит сквозь мои в обмотках ноги…
И мать привстала, ахнув от догадки.
– Кто тут? – она спросила.
Без оглядки
Я выкатился из дому долой.
А я, упав с крыльца не вниз,
а вверх,
Как в детском сне,
объят неясным светом,
Стал подыматься плавно, аки стерх.
Все мать смотрела в небо настороже,
Из окруженья вышел только я.
Но вышло так,
19 сентября 2003 года
А других пол-луны – на излом.
Но, наверно, они видны
Над каким-то другим селом.
То над тем селом мрак и хмарь.
И когда мы плывем в июнь,
То на них кидают январь.
Мы на разных с ним полюсах,
Бога ищут они в земле,
А хоронят на небесах.
То у нас в полях недород.
Коли нам беда угрожает,
Им то в радость наоборот.
Их коварный удар под дых.
Старикам от них спасу нет,
Молодым нет житья от них.
Мы пойдем село на село,
Встанет матовый шар луны,
Как над Курской дугой НЛО.
До последних, как первых, слез –
Вот тогда и настанет миг,
23 июля 2005 года
Только этой – глухой, с колеёю, подёрнутой мохом,
Что петляет в урманах, где филин вопит скоморохом,
Из осеннего леса не выйти дорогой другой.
Кроме той, над которой сердечек рябиновых грозди,
Вдоль которой зима насыпает без счёту погосты,
Начиняя сугробы разрывною силой травы.
Во скорлупах сугробов ворочаясь, будто в гробах,
Оборот к обороту в ней копится что-то такое,
Что не в силах смирить полотну белоснежных рубах.
Только вброд – наугад, по апрельскому талому бору,
Где древесные девы гурьбою бегут с косогору,
И по белые груди заходят в зеркальный затон.
Наши тропы запутаны лешими и межевыми,
Полудённою стражей в зените звенит стрекоза –
От её арбалетика нам не укрыться живыми.
Кроме новых палат все того же осеннего леса…
Да и нужен ли путь, коли вызрело время, когда
Кроме леса осеннего, нет ни к чему интереса?
Где одна костеника – прощальною кровушкой брызни!
Где звучание вечности прячется в рощах теней,
30 августа 2003 года
Ольге и Веронике
бессонными ночками
Я замираю над младшими дочками –
Что-то шепчу,
бормочу,
лепечу,
Всё-то им выгадать что-то хочу…
То ли молитворю,
то ли колдую –
Перед Всевышним за них колядую.
Карты незримые всё ворошу,
Всё хоровожу их,
всё ворожу…
Что нагадать вам, глазастые крошки?
Счастья – лукошки
да горя – горошки…
Дунуть в колечко,
молвить словечко,
наговорить на порог человечка…
Тихого, как овечка,
мягкого, словно свечка,
Светлого человечка.
Мягких всем не достанет,
Светлый посветит, устанет.
Пшик – и светить перестанет…
Дуну в колечко,
молвлю словечко,
Наворожу на порог человечка –
звонкого, точно речка,
жаркого, как сердечко,
Любимого человечка.
Любимый – он даже в латах
Тихим да мягким почудится,
Земной – предстанет крылатым,
Уйдёт – никогда не забудется.
Не в каждой жизни встречаются –
Дуют, молвят словечки –
Чуда не получается.
Но я-то стараться буду…
Дается тем, кто старается.
Я уже близко к чуду –
Вот оно… нет, срывается…
короткими ночками
Я замираю над младшими дочками,
Всё словотворствую,
что-то воркую,
Что-то кумекаю да маракую…
Есть ещё времечко
23 апреля 2003 года
Кто с арахнофобией – к ним не ходи.
Есть такие – в четверть моей руки,
И с крестом Георгия на груди.
И сидят на паути, чуть дрожа.
Души раскулаченных пали здесь
И повисли, Родину сторожа.
Комариный гнус да мушиный зуд.
Не ленись, прохожий, дать задний ход,
Поддержи их жуткий, но честный труд.
Не иссяк кровавой межи раздор –
Есть ещё поганые мужики,
Что зверьём глядят на соседский двор.
Но, другими мерками дорожа,
Пауки сжимаются в кулаки –
По лесам Руси – её сторожа.
Да кресты Георгия на груди,
Да, пожалуй, страшная правда их.
23 июля 2005 года
«Я не сторож брату своему»
Из Библии
Будь сторож брату твоему –
Не отпускай его во тьму,
Оберегай от пустословья,
Ни в чёрном сне, ни в чёрном дне
Не оставляй наедине
Со змеем, льнущим к изголовью.
И пусть покажется ему,
Что нет нужды в твоем догляде,
Не отпускай его во тьму,
Не отвернись, и – бога ради! –
Будь сторож брату твоему.
Тобой от бед остережён,
Воспримет ближнего как брата
И станет сторожем ему,
Как ты служил ему когда-то…